Протоиерей Борис Николаевский (1884–1954), духовник писателя Е.Н. Поселянина, один из тех священников, которые почти неизвестны широкой аудитории. Но именно на них, этих камнях веры, стояла наша Церковь в годы гонений. Благодаря им, простым, ничем не приметным пастырям, и сохранилась православная вера на нашей земле.

Большинство проповедей и поучений отца Бориса не были записаны. Но те, которые сохранились, свидетельствуют о его глубокой вере и большом, любящем сердце. Для всех он был всем, «чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9, 22).

Отец Борис отошел ко Господу 21 августа 1954 года. Похоронен на Богословском кладбище в Санкт-Петербурге.

Приводим для наших читателей отрывки из исповеди, которую написал сам старец и по которой он учил каяться и своих прихожан.

Я не имею любви к ближнему. Я из людей люблю только своих родных и только тех, кто меня любит, а других людей любить — и думы не было. Если бы я людей любил как самого себя, то несчастие их огорчало бы меня, а благополучие их меня радовало... А на деле — я с любопытством выслушиваю несчастные повести, случающиеся с людьми, ни капли им не сострадая. Я не умею покрывать любовью бесчестные поступки ближних, но, наоборот, с осуждением их разглашаю. Врагов любить заповедано мне, молиться за них, хорошо о них отзываться, благотворить им. А я готов им мстить, злорадствую, когда им худо бывает. «Так им и надо», — говорю... Пощади меня, Господи!

Я не верю в бессмертие. Если бы я верил, то я проводил бы земную жизнь как странник-путешественник, которому нужно скоро вернуться в свое отечество. Но я больше забочусь об устройстве земной жизни: о доме, одежде, запасах пищи, деньгах, работе, комфорте жизни... Господи, пощади меня!

Я не верю в Евангелие. Если бы верил, то наслаждался бы поучением в нем день и ночь; питался бы им, как пищею, и всем сердцем стремился бы к исполнению его правил. И ничто земное не в силах было бы отклонить меня от него. Но я прочитаю газету, другую книгу, мне не нужную, а иногда и вредную. А Евангелие лежит на столе, ожидая «удобного» времени... А будет ли это время? Господи! Избави меня от этого неразумия и окамененного нечувствия!

Раздражительный я! Иногда вспыхнет раздражение, а почему — и сам не скажу... Толкнут в трамвае — я уже ощетинился, иногда сдержусь, а чаще наговорю колкостей, грубостей. И самому потом стыдно. Прости меня, Господи!

Я не люблю Бога. Это страшно, но так и есть. Если бы я любил Бога, то непрестанно размышлял бы о Нем с радостью, удовольствием. Каждая мысль о Господе доставляла бы мне отраду и наслаждение (ведь с какой радостью мы думаем о любимом человеке). Напротив, я гораздо чаще и охотнее размышляю о житейском. Если бы я любил Господа, то с какой радостью я стремился бы беседовать с Ним. Но я должен заставлять себя молиться, потому что мои душа и сердце с радостью молиться не умеют. Если я кого люблю, то беспрестанно думаю о нем. При всех занятиях любимый друг не выходит из головы моей. Но я о чем угодно размышляю, только не о Боге. По истине и честно я должен сказать, что не люблю Тебя, Господи! Что может быть ужаснее и горестнее моего положения! Господи, пощади меня! Пожалей меня! Дай мне время покаяться и принести плоды покаяния!

Господи! Мой Господи! Я — бездонная пропасть греха: куда ни посмотрю в себе — все худо, что ни припомню — все не так сделано, неправильно сказано, скверно обдумано... И намерения, и расположения души моей — одно оскорбление Тебе, Господи, создателю и благодетелю мой! Я, как ничтожный человек, согрешил. Ты же, как Бог щедрый, помилуй мя!

Нет у меня надежды на Тебя, Господи! Придет горе-испытание — я ищу помощи от людей и думаю: вот тот мне поможет, этот устроит. Между тем это Ты хранишь меня. Сколько благодеяний Твоих надо мною было! В деле спасения моего надеюсь на себя, на свои силы. Когда каюсь, говорю: «Впредь не буду», — и снова то же делаю. И все потому, что я неразумен, глуп и не имею опытного познания своего бессилия, не имею смирения...