При журнале «Москва» работает литературная мастерская «Арбат 20». В подборке представлены стихи ее участников, которые мы обсуждали на наших чаепитиях в течение 2024/25 «учебного года».


Ольга Шенгелия

Заветное

Не загадывай и не жди.
Всё случится само собой.
И прольются твои дожди,
И наступит твой час земной.

Бросит камень в тебя твой друг,
И спасет долгожданный враг.
И поймешь, что бывает — Вдруг.
И почувствуешь сердцем — Как.

То, что было всегда мечтой,
Станет частью твоей судьбы.
Все случится само собой,
Без тревоги и без борьбы.

И когда отшумят дожди,
Выйдут реки из берегов,
Не загадывай и не жди.
Это будет как дар богов.



Галина Бурденко

Богомолы

Если бы богомолы были огромны
И сидели рядком на зеленом газоне,
Я бы реже выходила из дома
И не приближалась к опасной зоне.

Вылазки на природу свелись бы к минимуму,
Шашлыки превратились в игру на выживание,
А то потянешься к прутику ивовому,
А он тебя хвать — и размелет жвалами.

Какое счастье быть великаном,
А не основой пищевой цепочки!
Мы извели своих тараканов,
Но это, к слову, еще цветочки!

Мы сядем рядком на зеленом газоне,
Достанем сыр, помидоры и вермут.
Первый шашлык в этом сезоне.
Первый комар, прихлопнутый нервно.

Рядом с нами выжить непросто
Неспособным к сопротивленью.
Мы — богомолы большого роста,
Развращенные сытой ленью.



Сирены

Сирены, покинув холодные воды,
Ушли с головою в мир стиля и моды.

Застылые взгляды, скульптурные лица
На ярких плакатах культурной столицы.

Но больше не слышно сиреневых песен,
А мир без них скучен и неинтересен.

И держат сирены с тоскою о чуде
Свой собственный голос в закрытом сосуде.

Приснится поэту, шуту городскому,
Как бродят сирены по пляжу морскому.

Сверкают сосуды. Луна высока.
Но море сирен не простило пока.



Ольга Флярковская

Родная речь

Россия, Русь, родимый, радость, роды,
рассвет, рушник, репейник, ремесло —
Родная речь! В ее святые воды
опять волной как будто унесло...

Вот он звучит — серебряный, певучий,
сердечный, мудрый русский наш язык!
Стозвонен он, в нем тайный шепот щучий,
отравленной царевны горький вскрик,

в нем плеск русалок, пляски их и стоны,
в нем гул и глас побоища на льду,
весенней рощи птичьи перезвоны
и яблоки последние в саду,

осенние поля, косые ливни,
далекое «курлы» над головой...
Весь этот мир, томительный и дивный,
загадочный, прекрасный и живой.

Он что-то говорит нам! Ты послушай:
вибрирует натянутая нить!
Родная речь связала наши души,
лишь ей по силам нас соединить...

Не вечны мы, но вечны Бог и Слово,
и эта вера в сердце и в крови —
жить надо так, чтоб к смерти быть готовым,
но больше — к жизни в мире и любви.



Инесса Ильина

* * *
Индийский чай, трава мелисса,
Вода в кофейнике скворчит.
Мокшанский край, поселок Исса.
Из клуба музыка звучит...

Проносятся года в аллюре,
Но, словно исполинский дуб,
Незыблем «памятник культуре» —
Холодный деревенский клуб.

Там балерина, замерзая,
Дрожала в пачке золотой,
Отогреваясь чашкой чая,
Накрывшись шалью кружевной.

Над сценой бабочкой кружила,
Красою восхищала зал
И плавно фуэте крутила,
Поймав аплодисментов шквал.

Глотал огонь факир и... в сферу
Входил, сливаясь с пустотой,
И зритель принимал аферу
С провинциальной простотой.

А балалаечник Ерошка —
Универсальный музыкант —
На концертине, на гармошке,
Искрил природный свой талант.

И я стояла очи долу
На сцене той, где всяк продрог,
И туфли примерзали к полу,
Пока читала монолог.

Конферансье насквозь простужен,
Он знал, бессменный «страж кулис»:
Восторг толпы артистам нужен!
И вызывал нас всех — на бис.

Не в теплых городских квартирах
Горела творчеством душа,
А в этих захолустьях сирых,
Афишей на ветру шурша.



Дмитрий Каннуников

Батя

Джинсы клёш и длинные волосы,
С хрипловатым, но сильным голосом,
Он работал на заводе стекольщиком,
Но по жизни был рок-н-ролльщиком.

 И он красиво ругался матом,
 Его знали почти все на Арбате,
 Я, как подрос, называл его Батя,
 И он играл на гитаре рок.

 И он матери был интересен,
 Он посвятил ей немало песен,
 Но вдруг мир для него стал тесен
 И он просто перешагнул порог.

У него была даже рок-группа,
Они играли по подпольным клубам,
Брал нас с мамою на концерты,
И мы сидели за столиком в центре.

И мы жили, как пишут в книжках,
У меня родился братишка,
И я был отличником в школе,
А в школьной группе играл рок-н-роллы.

Но однажды застал в слезах мать я,
С работы не вернулся наш Батя,
Тот, кто видел последний раз отца,
Сказал, что он прыгнул сам с моста...

 Как сказал его друг, дядя Коля,
 Батя был неизлечимо болен.
 Он до конца оставался собою,
 Он просто устал дальше петь.



Галина Щербова

* * *
Неповторимы прошлого моменты.
Но вдруг, перебирая негативы,
в упругом глянце черно-белой ленты
поймаю даль обратной перспективы.

И возвратятся, набирая силу,
мгновенья лета, канувшего в Лету.
Порадуюсь тому, что это было.
Порадуюсь тому, что помню это.

Но не решусь рубеж преодолеть я,
уйти назад по кадрам, как по склонам.
И вновь свернутся три десятилетья
тугим, блестящим, маленьким рулоном.

* * *
Игрушек оборвавшихся осколки.
Гирлянды неприкаянная вязь.
Разоблаченье новогодней елки
подобно приглашению на казнь.

Суровая обыденность финала,
привычный круг: подарки, хоровод...
Лишь ель, взойдя на подиум, не знала,
что это первый шаг на эшафот.



Александр Сорокин

Довольно малости

Не сказал бы, что жизнь налажена,
все же радуюсь пустякам:
белым цветом земля окрашена,
и спасибо за то снегам.

То ударит мороз, то оттепель.
Осень только мела листвой
по унылым дворам — и вот теперь
Новый год встречи ждет с тобой.

Прыгать повода нет от радости,
и печалиться ни к чему,
ведь довольно и малой малости,
чтобы свет разглядеть сквозь тьму.





Григорий Елин

Хакер

Когда находишь метод взлома,
Чужой пароль тебе не нужен.
Ты бьешь из собственного дома,
Пока врагом не обнаружен.

Ты бодрым шагом по планете
Крушишь врага его же кодом,
Пока его густые сети
Влекут к заманчивым походам.

Ты полон дерзостной отваги,
Во тьму внедряешься внезапно,
С востока свет небесной влаги
По проводам несешь на запад.

Расчерчен плац у дома мелом...
В частотном шуме от вайфая
Ты русло выстроил умело
Потоком лжи земного рая.

Весь в штукатурке и замазке,
Как турок, ты цыганишь кофе.
Иезуита кормят маски
И разговоры о Голгофе...

Но ты не дружишь с кардиналом
И вора честь несешь по зонам,
Довольный салом и финалом,
К зашифровавшимся масонам.

Звучит в ушах последний выстрел.
Врачуги сделали укольчик.
Тебя желает Сеть убыстрить,
Ускорить сердца колокольчик.

В ее дробящих все объятьях
Спрессован ты до электрона,
И тень твоя лежит на братьях
В ладьях флотилии Харона.

Любить итоги жизни мало.
Их не поставишь с гробом рядом.
Чтоб ухо звук воспринимало,
Судьба тебя кормила ядом.

И ты в бою опять контужен.
Горит постельная солома.
И никому давно не нужен
Твой уникальный метод взлома...



Александр Чжоу

* * *
Беспросветность осенней поры —
Непомерная тяжесть для плеч,
До своей бы добраться норы
И на долгую зиму залечь.
Пусть метели снуют за окном
И морозы от солнца красны.
Если каждый отыщет свой дом,
Станет легче дождаться весны.

* * *
Серый день пришел как тать,
Нынче солнца не видать.
Тучи сизой пеленой
Протянулись надо мной.
И одно лишь тешит взгляд —
Кленов праздничный наряд.