В верховьях времени
Марина Ананьевна Котова родилась в г. Дзержинске Нижегородской области. Окончила филологический факультет Нижегородского университета и Высшие литературные курсы Литературного института им. А.М. Горького. Печаталась в журналах «Наш современник», «Москва», в «Литературной газете» и др. Автор трех книг стихов. Лауреат Всероссийской премии «Традиция», журнала «Москва» за цикл стихов «И что мне тишь медлительная вод», Всероссийской литературной православной премии им. св. блг. кн. Ал. Невского. Член Союза писателей России. Живет в Москве.
* * *
Я прежде управлять умела снами.
И был один. В нем свет глаза слепил.
По небу, желтый разливая пламень,
Садилось солнце в выжженной степи.
И сквозь лучей сверкающие спицы
Дорогою, что ветер проторил,
В ночь огненные мчали кобылицы
И поднимали огненную пыль.
Но стоило в бескрайнем диком поле
Мне путь наметить мысленно другой,
Табун, подвластный человечьей воле,
Вмиг выгибался огненной дугой.
Теперь прошу у Бога вдохновенья:
Одною мыслью, трепетом ресниц
Дай мне направить ход стихотворенья,
Как красный бег огнистых кобылиц.
Дремучее сердце
Когда вечереет и солнце, косматый медведь,
Огромный, багровый, в берлоге скрывается тесной,
Вокруг все немеет, как будто боится шуметь,
И, странно дичая, вдруг преображается местность.
Луга, точно дань, отдают неохотно тепло,
И дуб у болота возьмет да и сбросит личину,
Как будто змеиные сумерки влили в него,
Как в полый кувшин, непонятную, чуждую силу.
Сквозь темные листья (иль только мерещится мне?)
Он смотрит! Не двинуться! Он пригвоздил меня взглядом.
Такой он живой, что мурашки бегут по спине,
Того и гляди, понадвинется грозной громадой.
И частью души, где свивается дым древних снов,
Где шорох звериный и прозелень молнии в тучах,
Почувствуешь ужас, творящий богинь и богов,
Как чувствовал предок тоскующим сердцем дремучим.
На затоне
Вода спадала. Пахли тиной вербы.
Но где вела дорога в глубь лугов,
Синели волны, свет бежал по веткам
Полузатопленных разливом тальников.
Я встала там, где камни обнажились.
Меж них крупинками речной песок желтел.
Сеть из тончайших золотых прожилок
Дрожала на чуть плещущей воде.
И чайки с песнями рыбачили над поймой,
Белели по зеленым островам.
Вдали, подняв плавник, заросший лесом
темнохвойным,
Взрезала синь Дуденева гора.
И запах свежести с затона, с темных стариц,
И дух цветенья, влажной теплоты
Разволновал, разбередил прапамять,
Где спит былое в гнездах золотых.
И сквозь пейзаж знакомый и привычный
День проступил в слезящейся дали:
Вернулся голубь с веткою масличной.
И Ной узнал: вода сошла с земли.
О сердце, беспокойное, живое,
Ты все вместило: и простор веков,
И серебро библейского прибоя,
И черный плеск библейских тальников.
Море
От сочащего мед и смолу Уч-Дере,
Где, проснувшись едва поутру,
Пробираются сосны на мыс посмотреть,
Как их тени уходят ко дну, —
До седой Головинки, чей гребень тугой
За века истончила вода, —
Море дивною рыбою бесхрящевой
Плавниками поводит едва.
Выгибается, силой стальною налит,
Горизонт — ее мокрый хребет.
Сквозь прозрачное, зыбкое тело сквозит
Золотыми зигзагами свет.
Что за мысами, слева и справа, бог весть.
Вряд ли то, что мне атлас открыл.
Иногда мне мерещится: стянутый здесь,
Там — скалой обрывается мир.
И Господь мне оставил лишь кромку земли —
Гор, разрушенных смерчами, прах,
Где купальщицы, в ящериц обращены,
Цепенеют на жарких камнях.
Шторм приближается
Не устояла — был силен удар.
Вал оглушил и зренье отуманил.
И вновь тугая, мускулистая вода
Вздымается зелеными холмами.
Но мощь, прибоя все же поборов,
Все в черном крошеве — морской кофейной гуще, —
В осколках волн, под скрежет, гул и рев
Встаю в бурунах, пеною цветущих.
Я рвусь на глубину, на зыбкий склон,
Бороться с морем, как с гигантским спрутом,
Не только ради радости минутной —
Ввысь вознестись на гребне водяном.
Когда преодолеть сумею страх,
Я силу жизни заключу в стихах.
Оплаканное мгновение
Я ногу занесла над каменной ступенью —
И болью вдруг во мне отозвалось:
Вот только что прекрасное мгновенье
Благоуханной влагой пролилось.
Все так же солнце раскаляло выси,
Висели сливы градом мелких лун.
И лишь острей запахли кипарисы,
Точа свою смертельную смолу.
О Господи! Как мало я умею,
Назначенное тленью существо!
Мне даже не дано замедлить время,
Но дан мне дар оплакивать его.
В горах
На зное сухо, остро пахнут кипарисы,
Доносит ветер слабый запах кизяков.
Проходят буйволы, рога склоняя низко,
Чтоб кучевых не ранить облаков.
Вокруг горбы земли в зеленых чащах.
В прогалах гор над шапками лесов
Синеет море в неподвижных чашах
Нерукотворных каменных весов.
И нет, не тяжесть красно-ржавых груш,
Не алыча, желтее меда с маслом,
Сгустившаяся солнечная сушь,
А время каплями висит в садах кавказских.
Кавказ
Заброшенной дорогою по кромке,
По желтой насыпи мы влезли на откос.
И встал Кавказ — гигантские обломки
Когда-то рухнувших с небесной тверди звезд.
И были тенью плотною покрыты
Ущелья дикие в нетронутых лесах,
Где по камням корявые самшиты
Шли в моховых зеленых торбасах.
Нам было видно с плоской седловины:
Вдали хребет был четко огранен
И изнутри светился млечно-синим,
Тревожным, странным, неземным огнем.
То угасал, то вспыхивал кроваво;
Казалось, шла гроза внутри горы:
Звезды погибшей сердце дотлевало
Под тяжким спудом каменной коры.
Сгущались сумерки, и будто бы на сцену,
Водитель звезд, познавший все пути,
Выстраивал над нами постепенно
Гигантский хор сияющих светил.
И черным ветром из ущелий дуло,
И звери слух острили из ветвей.
А горы отвечали низким гулом
На песни древней родины своей.
Горы в сумерки
Дорогой в сумерки уходят кипарисы.
Глаза, измученные блеском золотым,
С какой отрадою обозревают выси
И стелющийся по долине дым.
Я в полукружье гор. Зеленые теснины,
А дальше — темно-малахитовы хребты.
За ними — два горба — два горных исполина
Молочно-синим светом налиты.
Идет от хвои красноватое свеченье.
Вдыхаю воздух, теплой пахнущий смолой,
С тем чувством радостного облегченья,
С которым возвращаются домой.
* * *
Леса горели, русские леса.
Напрасно ливни люди звали на подмогу.
Обугленные тлели небеса,
И слухи темные ходили о поджогах.
Когда ветрами развевало мрак,
Деревьев мертвых выступали ребра.
И солнца красный, воспаленный зрак
На человечий плач взирал недобро.
И, торжествуя, некий человек
Грозил, вещая, будто небожитель,
И страшен голос был его во мгле:
«Ужо бегом вы к Богу побежите!»
* * *
Я — наследница древней прекрасной земли,
И в стихах моих желтые дюны поют,
Шумно медленным золотом плещет залив,
Ищут с криками чайки добычу свою.
Копят в чашах цветы черный мед и дурман,
Сосны-солнцепоклонники вдоль по реке
Славить свет по зеленым восходят холмам,
Увязая корнями в горячем песке.
В темнохвойных стихах есть глуши уголки, —
Есть где зверю укрыться и мудрой змее.
Чудо-лотос сквозь толщу озерной строки
Прорастает утрами в просоночной мгле.
О земля, драгоценный блистающий шар!
В твоем сердце — огонь! Дай мне силу огня!
Чтоб цветущею ветвью божественный дар
Полыхал все пронзительней день ото дня!
Отзывается ливнем небес океан,
Блещут молнии в яростном шуме вершин,
Родниками стихи высекая из ран
Красотою с рожденья пронзенной души.