Рвущегося на фронт молодого ленинградского лирика Павла Николаевича Шубина в начале Великой Отечественной войны официальным приказом назначили на должность поэта в газету «Фронтовая правда» Волховского фронта. Должность, диковинная для наших дней, вообще же для Руси вполне обычная: ни одна древнерусская княжеская дружина не обходилась без штатного «бояна», «певца во стане русских воинов», призванного воспевать ратные подвиги и вдохновлять на битву. Наследник традиционного крестьянского мировоззрения (родился в селе Чернава Елецкого уезда Орловской губернии), поэт с колыбели сроднился не только с бытием неоглядных русских лесов, рощ и полей, но и с бесконечным творением русской истории — как всякий хлебопашец, он ощущал себя вечным пахарем вечного поля, воем вечной княжеской дружины, с червлеными щитами тысячелетиями боронящей родную землю:

И я — еще дружинник Святослава,

Ходивший в Кафу, бравший Братиславу,

Под Сталинградом умерший стократ…

Павел Шубин воевал на Волховском и Карельском направлениях, в Заполярье и на Дальнем Востоке. С конным корпусом генерала Белова прошел по тылам врага. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда, в числе первых ворвался в освобожденный Новгород. О выносливости и удачливости Шубина слагали легенды. Он бегал на лыжах, ночевал в снегах, ходил с бойцами в атаку. Однажды «прогулялся» по минному полю (собирал малину) — и уцелел. Следом пошла лошадь — и подорвалась.

Собственно, на вечную фронтовую «должность поэта» Павла Шубина назначили «свыше», еще при рождении — потому-то и зазвучала так значительно его солдатская лира в военное время. Его «Волховскую застольную» пела страна, а стихотворение «Полмига» на всех фронтах читали солдатам: слишком проста и важна была правда о бойце, бросающем гранату во врага и мечтающем прожить всего половину мгновения.

Со стихами Шубина в литературу пришел Север — суровый, заснеженный, сопротивляющийся, с сопками и сугробами, вьюгами и северными сияниями. Вместе с безбрежной снеговой стихией Севера ожили в душе и засветились особым светом снега родимой Орловщины с домами, похожими на медведей, и вмерзшими в лед подковами. В военные и послевоенные годы Павел Шубин создал целый ряд стихотворений, вошедших в золотой фонд отечественной классики: «Полмига», «Битва на Дону», «Идет на родину солдат», «Мы устоим». Буквально потрясает пронзительной широтой исторического видения его небольшая поэма «Современники»... Во многих стихотворениях «о войне без прикрас» Павел Шубин смыкается с другими поэтами фронтового поколения в лаконичности и скупости стиха, газетной точности деталей и абсолютно будничном взгляде на жизнь и смерть, подвиг и жертву. И все же не владением классически точным стихом и выверенной «прозаической» деталью Шубин выделяется среди собратьев по перу, — его сила в другом: рубеж времен он смог перешагнуть как тончайший лирик, по широкому эпическому дыханию и экспрессии стиха равный Павлу Васильеву и Борису Корнилову. Даже на войне Шубин не утратил редкого чувства природы. Именно из обостренного ощущения единства со всей Божьей тварью возникли перекликающиеся с гумилевскими строки «Здесь мои товарищи по битвам, мертвые деревья и солдаты», отсюда же — удивительные образы блоковской зачарованной Руси с туманными болотами, «Где совы спят на танковой броне». Таким острым чувством природы как родины обладал, пожалуй, только автор «Слова о полку Игореве», в котором светила, земля, травы и звери воюют вместе с русской дружиной. У Шубина все подчеркнуто персонифицированные рощи, леса и птицы тоже сливаются в одно ключевое понятие — Россия, а деревья и холмы, по которым стреляют, как по солдатам, вызывают острые чувства сострадания и боли, потому что в их образе расстреливается сама Святая Русская земля.

Война догнала его через шесть лет после Победы, на пожизненном боевом посту поэта: не выдержало надорванное сердце. Павел Шубин умер в классические для русской поэзии тридцать семь, на полувздохе оборвав песню редкой чистоты и редкого лиризма. О поэте писали, его читали фронтовики, у него выходили посмертные издания. И все же во многом он так и остался недооцененным, незаслуженно отодвинутым в тень. Дело здесь не только в пожирающем своих детей времени, в крушении эпох, отодвинувших на второй план поэтов и героев великой войны. Перед шубинскими высоким накалом лиризма, глубоким эпическим дыханием и первозданностью настоящего стиха рассыпаются творения иных поработавших для своей славы и до сих пор числящихся в первых рядах поэтов.

Сегодня, в шестьдесят пятую годовщину великой Победы, под щемящие звуки «Волховской застольной» вместе с читателями журнала и любителями высокой поэзии мы поднимаем чарку за миллионы павших и живых, вынесших тяготы самой страшной в истории человечества войны. А вместе с ними — за Павла Шубина, поэта редкого и чистого голоса, корреспондента фронтовой газеты, воина вечной княжеской дружины, заброшенного на жестокую войну конца второго тысячелетия и сложившего голову в вечной мировой битве…

Наталья ЕГОРОВА