Отрывок из романа «Кривоустовы»
По мере того как они выпивали, отца Петра заносило в философию. Позднее, когда Павел вспоминал ту беседу, пришла ему в голову крамольная мысль о том, что двигала священником в первую очередь жажда новых познаний, а уж во вторую — просветительская деятельность.
— У всякого народа на белом свете, равно как у каждого человека, есть свое предназначение, — говорил он. — Русскому народу, православным людям тоже выпала своя миссия...
— Погоди, — перебил его Павел Кривоустов. — Ты ж говоришь о русских. А сам-то кто?
Дело в том, что предки Петра происходили из касимовских татар, его дед или прадед принял христианство.
— А вот скажи, твой ребенок, который у самоедки родился, он по нации кто? — вопросом ответил священник. — Человек к нации не кровью принадлежит, а духом. Какого духа человек, такой он и нации... У нас, у православного народа, есть великая миссия, которую определил нам Господь. Нам предопределено спасти народы, к которым мы сейчас сюда пришли.
— От кого спасти?
— От латинян. Рыцарей-крестоносцев. Католиков. Ты вот вспомни, что орденские германцы делали на землях, куда они приходили! Они приходили на земли других народов, уничтожали их и на освободившиеся земли заселяли своих же, латинян. Если бы не остановил их князь благоверный Александр Ярославич, прозванием Беспокойный, а еще называемый Невским... Вот пришли бы они в Пермь, к вогулам, к ненцам... Закованные в броню, с железными, безжалостными сердцами — и резали бы, жгли, уничтожали всех, потому что против их копий и мечей у этих народов...
— Только стрелы с костяными наконечниками да ножи из бивня мамонта, — подхватил Павел.
— Вот-вот... Мы идем к другим народам не с мечом, а со словом божьим. Мы не уничтожаем другие народы, а привечаем их. Вот знаешь, наверное, что в этом году целый народ сибирский сам попросился в подданство русское. Царь грузинский уже давно просит взять его под свою защиту... Любой народ знает, что русский пусть и себе в ущерб, но другому поможет. В этом беда наша...
— А почему беда?
— Да потому что если что даром дается, оно не ценится... Довелось мне побывать в Литве, в земле, которая Белой Русью называется. Рассказали мне там такую сказку. Жил в одной семье сын-бездельник, ничего не желал делать. Отец с матерью работают по хозяйству, а сынок их только на лавке лежит. Вот отцу это надоело, он выгоняет сынка из дому: мол, иди в люди, и, пока грош не заработаешь, чтоб я тебя не видел. Ну, сынок ушел, в лесу весь день проспал, а вечером домой приходит. Думает, отец, мол, отходчив, поругает да и простит. А мать его встречает за околицей, дает ему грош и говорит: мол, отцу отдашь, скажешь, что заработал. Сынок так и сделал. А батька берет монету да и в огонь ее, а потом ругаться начинает: мол, мало того, что бездельник, да еще и обмануть меня хотел!.. На следующий день все опять повторяется. И пробездельничал лоботряс, и мать грошик дала, а отец его опять в огонь. На третий пошел сынок, нанялся к кому-то, заработал монету, идет домой. Мать его встречает, а он ей: мол, не надо ничего. И к отцу. А тот, ни слова не говоря, хвать монету — да и опять в огонь. Тут сынок как кинется в очаг, угли разметал, ее, горячую, выхватил и кричит на отца: что ж ты делаешь — я ж честно заработал ее!..
Пашке сказка понравилась. Нравоучительная.
— К чему ты это рассказал? — спросил он.
— Не понял?.. — ухмыльнулся отец Петр. — Когда человек что-то сам заработает, он и борется за это, и в любой огонь полезет за своим, кровным. А когда ему блага просто так даются, человек воспринимает это как должное, что ему это дармовое просто за красивые глаза положено. Сегодня мы приходим и заключаем с самоедами договор: мы вас от врагов защищаем, мы вам даем то, чего у вас нет: ружья те же, злаки, плоды земные, которые тут не растут... А вы нам за то — то, чего нет у нас: пушнину, серебро, которое, по слухам, тут имеется, золото... И это хорошо, пока самоеды и прочие дикие народы понимают, что русские несут им блага, которых у них нет и которых у них никогда не было бы, если бы не пришли русские.
Было видно, что подзахмелевший отец Петр запутался в своих рассуждениях, не может выйти из них. Он задумался, потирая лоб.
Павел подвинул моченой клюквы — ею тут закусывали вместо капусты.
Миссионер выпил, крякнул. Глаза его просветлели.
— Знаешь, как пришли латиняне в Новый Свет, в заморские страны? Там тоже дикие люди живут. У них там ни лошадей нет, ни колеса, ни железа... Зато золота — видимо-невидимо! Так вот, латиняне не стали с ними церемониться, обмены устраивать, торговлю... Просто резали всех подряд, убивали, уничтожали... А золото забирали, изделия те ломали, переплавляли и домой в слитках отправляли. А там, сказывают, вещицы были невиданной красы. Только их все равно переплавляли...
— Наверное, идолов своих они изображали, а тогда и нечего их, идолов этих поганых, хранить, — заметил Кривоустов.
— Идолов-то и не надо, тут и речи нет, — не стал спорить отец Петр. — Но я не о том. Я говорю о том, что ради золота латиняне уничтожают народы.
— И у нас такие есть, — вставил Павел.
— И у нас есть, — грустно признал отец Петр. — И я грешен, не могу понять, почему Господь допускает, что вместе с людьми, которые несут местным жителям благо и добро, сюда же идут и лихоимцы, тати, воры... По ним, поганцам, местные народы судят обо всех — вот в чем беда!.. Но разница тут, Пашка, состоит вот в чем. У латинян в новые земли идут люди, чтобы уничтожать всех и вся ради добычи. У нас в новые земли идут люди, чтобы ради той же добычи дружить с местными народами...
Павел несогласно покачал головой:
— Ты, святой отец, новый тут еще. Мало что знаешь о том, что тут творится, вот и видятся тебе благодатные сказки. А вот поживешь тут маленько — всякого наглядишься!.. Нету тут дружбы. Чтобы ясаком обложить местные народы, их просто грабят. Да, убивают редко, но грабят — постоянно! Отбирают пушнину, покупают вовсе за бесценок, обманывают их. А то приедет купчина в стойбище, привезет водки, опоит их всех... А им, святой отче, самоедам этим, нельзя пить. Совсем нельзя. Они и так как дети неразумные, их обмануть можно легко, а тут еще опаивают. Утром проснутся самоеды, а у них уже все вывезено, подчистую. Еще и олешков прихватит купчина тот. Самоедины приходят жаловаться, а купчина говорит, что, мол, они сами продали все. А те верят, потому что врать не умеют, они вовсе не знают, как это можно — обманывать!..
— Ох, беда это, Павлуша, прав ты, так все и есть, — согласился миссионер. — Так, все так. И купцы-лихоимцы, и воеводы-взяточники, и прочие тати — все это есть, все так!.. Только ведь не должно быть так, Павлуша, не должно! Бороться с этим надо, противостоять... А как? Не знаешь? Вот и я не знаю. Потому иду в землю дикую, чтобы показать местным жителям, каковые есть русские православные люди, разъяснить им сущность нашей веры...
Немного успокоившись, он поделился сокровенным — о том, как пришел к идее миссионерства.
— Был такой святой Стефан Пермский, — рассказывал он. — Таких людей больше нет — только в стародавние времена встречались, да и то было их раз-два да обчелся...
Святой Стефан проживал в XIV веке. Родился он в Великом Устюге, отцом у него был русский, именем Симеон Храм, а мать крещеная зырянка по имени Мария. Был еще совсем ребенком, когда ему некий юродивый предсказал, что он станет просветителем Пермского края. С малолетства рос мальчишка любознательным, тщательно изучал богословские науки.
Попробовал Стефан проповедовать христианство среди зырян, однако понял, что без перевода священных книг на зырянский язык результата добиться очень трудно. И засел за перевод. Перевел Библию на местный язык. Испросив благословения, в 1379 году отправился в далекую Пермскую землю.
Название «Пермь» на старинном вепсском языке значит «Край земли». Для них там и впрямь находился край известных территорий, за которым располагались вовсе уж неведомые, сказочные земли.
— Вот знаешь, Пашка, о миссионерах говорят такое, — видимо, вспомнив некий стародавний спор, отвлекся от рассказа отец Петр. — Мол, проповедовать христианство в языческих странах — это грех, идти против воли Божьей. Известно ведь, что Господь, когда пребывал на земле, отправил своих апостолов нести его слово народам, напутствовав их: «Идите, вот я посылаю вас, как овец посреди волков». И ты знаешь, что многие апостолы и в самом деле были умучены язычниками... Так вот, мне и говорят, что раз, мол, апостолы не пошли к каким-то народам, значит, и Господь не хотел их просвещения.
— А может, так оно и есть? — захмелевший Павел старался добросовестно внимать своему собеседнику.
— Не может! — горячо отрезал отец Петр. — Прежде всего, обратить в истинную веру любого человека — святой долг каждого христианина. Господь создал человеков разными, потому и не все сразу постигают истинную веру, однако это не значит, что их следует лишать шанса на Божью благодать. Следовательно, наше подвижничество — дело богоугодное. Апостолы попросту не успели обойти все народы, тем более что многие были распяты или казнены иным способом. Вон один только апостол Павел крестил четырнадцать народов. Народов — не человек! Четырнадцать!.. Это ж какой путь проделать надо было!.. А апостол Андрей — всю Русь прошел насквозь, а потом на запад повернул, в Пермь просто не успел... Соответственно, мы, миссионеры, только продолжаем дело апостолов, а это уже дело богоугодное.
— Ты про Стефана лучше, — напомнил Павел. — Про апостолов потом...
— Ну да, про Стефана... Поначалу пермяки его приняли враждебно. Каких только испытаний ему не довелось пережить! Как-то обложили его соломой и пригрозили поджечь. Стояли вокруг с факелами и пучками горящей соломы, а только поджечь никто не решился. В другой раз окружили его с дубинами, топорами да луками, кричали, оскорбляли, хулу разную возводили... Однако никто не решился ни стрелу пустить, ни камень бросить...
— Что так? — дивился Кривоустов.
— А потому что стоял Стефан в окружении врагов, спокойно стоял и только молился. Вот и не решились. Дал бы слабину, показал бы страх, увидели бы это пермяки — убили бы тотчас.
— Неужто он не боялся?
— Боялся, наверное, человек все же... Только ведь смелый не тот, кто не боится, а тот, кто страха не показывает... Главный пермяцкий колдун, именем Пам, начал возмущать свой народ. Он говорит, что я, говорит, ваш природный пермяк, а чего вы пришлого московита слушаете? От Москвы разве может что хорошее идти? Оттуда приставы едут, оттуда меха у нас требуют, дань платить... У нас свои боги, у московитов — свои. И каждый должен своим богам молиться. А надо сказать, что слыл тот кудесник и колдун Пам грамотеем, прочитал немало книг, внимательно слушал рассказы и проповеди Стефана и других православных. И говорит он, что не убедили его эти проповеди и рассказы, что не может он на веру принять то, чему не увидит подтверждения. «Рассказывать о чудесах каждый может, а вот совершить их — нет», — говорил он. Тогда Стефан предложил ему испытание. Предложил войти им обоим в огонь. Кто выйдет живым из огня, того и вера правильная. А потом предложил сделать проруби во льду на реке и чтобы их обоих в прорубь бросили. Ниже по течению чтобы тоже были проруби — кто вынырнет, того и вера правильная... Пам поначалу согласился. Зажгли пермяки сарай. Стефан помолился Господу, взял за руку кудесника и потащил его к огню, однако тот убоялся. И с прорубью тоже — Стефан, творя молитву, готов был броситься в воду, но и тут Пам испугался.
— Неужто пошел бы в огонь? — поразился Пашка.
— Конечно, пошел бы, — уверенно ответил отец Петр.
— Так ведь сгорел бы! И из проруби бы не вынырнул...
— Наверное, сгорел бы, — не стал спорить миссионер. — Но только никак ему спасовать было нельзя. Вот и доказал Стефан, что его вера сильнее.
— И что тот кудесник?
— На колени пал перед святым, признал победу его веры. Пермяки хотели убить его...
— Да за что же?
— Ну как это за что? Много лет верили пермяки своим богам, а тут рухнула их вера. И рухнула по вине одного человека — вот и хотели ему отомстить за свое неведение.
— Несправедливо это, — угрюмо заметил Павел.
— Человек вообще часто бывает несправедливым, неправым... Знаешь, Пашка, что мне больше всего в святом Стефане нравится? Он умел ошибаться, осознавать свои ошибки, делать выводы и впредь их не повторять. Он ведь поначалу начал кумирницы рушить, идолов сжигать да в реке топить... Береза у них росла, которой те пермяки поклонялись, так Стефан ту березу срубил. В результате едва бунт не поднял и сам чуть было не погиб. А потом как-то построил он церкву. И начал в ней служить. Со всей округи собрались пермяки поглядеть на эту красоту, послушать, как он служит. Вот тогда понял Стефан, что разрушением вызовешь только бунт и смертоубийство. А если будешь строить храм, то и в душах заблудших проснется святость...
