Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Отыщет сердце поле битвы

Олег Геннадьевич Игнатьев родился в 1949 году в пос. Ловецком на Южном Сахалине. Детство и отрочество прошли в г. Игарке на Енисее. Окончил Ставропольский медицинский институт и Высшие литературные курсы (семинар Ю.П. Кузнецова). Автор двенадцати книг поэзии и прозы. Постоянный автор журнала «Москва». Печатался во многих центральных и региональных изданиях, в антологиях «Час России» и «Молитвы русских поэтов». Его перу принадлежат исторические повествования «Сын России — заступник славян», «Детство императоров», а также романы «Магия крови», «Пекинский узел», «Циркач для Лолиты», «Ключи от Стамбула». Лауреат многих литературных премий. Член СП СССР и России. Живет и работает в Москве.

* * *
Когда река теряется в тумане,
А ночь грустна для ивовых ветвей,
Сон мира все тревожней, все обманней
И в милости, и в благости своей.

Не с этой ли тревоги, одинокий,
Как месяц, что недужно цедит свет,
Я режу руки листьями осоки,
Отыскивая след минувших лет?

Не с этой ли печали камышины
Легко идут на дудки и манки,
Пока не молкнет щебет воробьиный
И ливни табунятся у реки?

Мир перевит негаданной тоскою,
Стреножен так, что шагу не ступить,
И я теперь ни от кого не скрою,
Что знать не знаю, как на свете жить.

Пишу друзьям, но сердцу нет отзыва,
Осокой руки режу — толку чуть.
И над обрывом тихо плачет ива,
Боясь, что кто-то может не уснуть.


Отрочество

Курок намерен щелкать без умолку,
Поскольку я наладился с утра
Дареную послушать одностволку,
В отцовских броднях выйдя со двора.

За лисьим логом, там, где хворостинник
Прилег на старый бакен у воды,
Ищу я дичи слабые следы
И трачу драгоценный бекасинник.

А ведро летний зной как из ведра
Выплескивает под ноги осинам,
И пахнут дымным порохом ветра,
Как бакенщики пахнут керосином.

Еще не помню я грядущих лет,
Еще пойму на хлебе и картошке,
Что память детских лет не ближний свет,
А мама для меня — что свет в окошке.

Еще в глазах моих не стынет хмурость,
Еще я не могу ответить влет,
Как немощь выдает себя за мудрость,
А мудрость ей от сердца подает.

Пока доволен бакенный фонарь
Шестнадцатым калибром переломки.
А посмотреть — в стволе сплошная гарь,
Навеянные порохом потемки.

Патронов нет. Плетусь домой, в барак.
За узкой ивняковой перемычкой,
Не зная слов, кулик свистит в кулак —
Наверное, свистеть ему впривычку.

И я однажды стану так свистеть,
Когда усвою августа уроки.
А может быть, смогу и песню спеть,
Раздольную, как лето на протоке.

По небу чиркнет звездная дробинка,
Луна дойдет со мной до трех дорог,
А после сдернет с плеч своих косынку
И мне отдаст, чтоб помнил и берег.


* * *
Трепетали зарницы во тьме,
Чтобы небо казалось живей,
Но молчала, себе на уме,
Птица майских ночей — соловей.

Засидевшись на плахе крыльца,
Подставляя лицо сквозняку,
Я представить не мог до конца
Жизнь, доставшуюся на веку.

И хотя сотрясалось жилье
От стучащего товарняка,
Ночь слепила сознанье мое
Испытующей мглой тупика.


* * *
Нам не достать до колеса арбы:
И в колыбелях видим мы гробы.
Не Божья мысль, а племя голытьбы —
Мы не Христа, мы выкрестов рабы.

Мы что солома прелая скирды
Средь намертво разлившейся воды.
Куда ни глянь — враждебные следы.
Мы только перед Господом горды.

Мы только перед Господом, рядясь,
Месить умеем крестным ходом грязь,
А встать из грязи, веру отстоять —
В себя втыкаем меч по рукоять.

Где тот немтырь, что обретет слова,
Бичующие, как разрыв-трава?
Где грешник тот, кто сможет над толпой
Возвысить голос родины святой?

Где тот глупец, что волею умен
В ряду святоотеческих имен?
Где тот слепец, что поведет нас в бой,
Увидев сердцем Путь перед собой?


* * *
Закрою глаза и увижу прибой,
Кипящий под небом, горячий от зноя,
И пена, бегущая вслед за тобой,
Шипучая, словно вино молодое,

Окатит мою августовскую тьму
И праздничным шумом, и радостным светом…
А если когда и взгрустнется кому,
Лишь разве заброшенным в море монетам.


* * *
Изведав суетность сует
И тягу к самоотреченью,
Мы с болью видим белый свет,
Загаженный всемирной чернью.

И пусть иные из имен
Уходят в ночь, как ни аукай,
Их путь навеки озарен
Святым крестом и смертной мукой.

Идет вселенский передел
И мы теснимы на край Света.
Наш род заметно поредел,
И сила злая знает это.

Пусть в мире прячется она,
Отыщет сердце поле битвы,
Была бы доблесть нам верна
Да слышал Бог наши молитвы.


* * *
Прогнулся купол мирозданья!
Того гляди, незримый гнет
Обрушит русское сознанье
Во тьму зияющих пустот.

И мир, утратив очертанья,
Уйдет в провал, под синий лед,
И следом дерево познанья
Корнями в крону прорастет.

И станет разум поневоле
Вселенским перекати-полем.
А древо жизни будет цвесть
Само в себе — ни там, ни здесь.


* * *
На косогоре
Белеет храм.
И ветер вторит
Колоколам.

Стоит веками
Над Русью звон.
Что будет с нами,
Не знает он.

Опять ненастье,
Шумя листвой,
Просветы застит
Над головой.

В лицо хохочет,
Прищурив глаз.
Все это очень
Печалит нас.

И ты любила,
И я любил.
Ты не забыла,
Я позабыл.

Плывет снегами
Вечерний звон.
Что было б с нами,
Когда б не он?


* * *
Текла заря вишневым клеем,
Сладящей смолкой детских лет,
И лето, яблока спелее,
Катилось вечеру вослед.

А тот кудрявый, чернобровый
Дразнил девчат исподтишка,
Мол, не сыскать вовек другого,
Такого же, как он, дружка.

Он разудало сыпал дроби,
Когда сходились плясуны,
И, туфли модные угробив,
Своей не чувствовал вины.

И мне хотелось, так же хватко
И бесшабашно избочась,
Под неуемную трехрядку
Ловить улыбку милых глаз.

Вертеться чертом! Лишь бы с нею,
С девчонкой светлой, разделить
И терпкость вишенного клея,
И жажду сладостную жить.


* * *
Травы к сумеркам припали,
Лунным светом ночь легла.
Кто там бродит — уж не я ли
За околицей села?

Что он ищет, не находит,
Что в дому лишило сна?
Звезды, блещущие вроде
Самоскатного зерна?

Я слежу за ним и верю,
Что полночный лунный свет
Наведет на след потери,
Сбережет его от бед.


* * *
Без козыря, без козырей
Не глупо ли снова и снова
С бессонницей зимних ночей
Играть в дурака подкидного?

В колоде — крестовый валет,
На сердце — червовая дама.
Зачем же она столько лет
В глаза мои смотрит упрямо?

Я сам отвести не могу
Свой взгляд от пытливого взора,
Как будто в глубоком снегу
Увяз и не выберусь скоро.

Смотрю ли в ночное окно,
Молюсь ли на маковки храма,
Она для меня все равно
Красивою кажется самой.

В колоде — крестовый валет,
На сердце — печаль и разлука.
Зову я ее, а в ответ,
В ответ — ни единого звука.

И молча она предо мной
Стоит, заснеженная вьюгой,
Как будто бы в жизни иной
Мы очень любили друг друга.


* * *
В ногах чуть слышно булькает ручей,
И кажется, воды его отведав,
Поймешь печаль кизиловых ветвей
И листьев, отлетающих от веток.

Все то, что придавало дикий вид
Камням, ручью, легко оттрепетало
И так теперь под ветром шелестит,
Что сам вздохнешь покойно и устало.

Уже не жжет, не мучит жаждой грусть
Былой любви, хоть по моим расчетам
С ее утратой я не примирюсь,
Прощая только женщине. Да что там!..

Одна отрада: всматриваться в даль,
Осиливая путь, какой покруче,
Где осознал, что прошлого не жаль,
В предгорья эти сосланный поручик.

Ему хватило сил понять без слов
Все то, что было и что будет кряду
И до возникновения миров,
И после неизбежного распада.

А путь кремнист, извилист, как ручей,
И в стороне, когда проходишь мимо,
Горит шиповник в солнечном луче
Самозабвенно и неколебимо.


* * *
Над рекой с окатистой волною,
Хлесткой и упругой, как ивняк,
Стонет ветер, крутится листвою,
Тучи гонит прямо на меня.

Боже мой, найти бы сердцу угол,
Где июнь, проведавший сады,
Слушает вечерний шепот луга,
Мяты, чабреца и лебеды.

Не унижен я, не возвеличен,
Ощущаю времени разгон.
Жизнь моя летит гусиным кличем,
Радостным и грустным испокон.

Снова привыкаю к бездорожью,
И никто мне, в общем, не указ.
Если век по совести был прожит,
То уже не страшен смертный час.

Ничего, что голос мой все глуше,
Что огней так мало вдалеке,
Лишь бы память согревала душу
И унялся ветер в лозняке.


* * *
Чтоб осознать острее, что связует
Надежды наши, на виду у всех
Мы сами подменяем нить сквозную
На моросящий дождь и тихий снег.

И лучшее, чем жизнь еще богата,
Нас ослепляет врозь и до поры,
Пока еще ветра спешат куда-то
Сквозь проходные мрачные дворы.

И упрекать себя как будто не в чем.
Соринка в глаз попала? К носу три!
Ведь не сегодня завтра станет легче.
А боль теснит и давит изнутри.

Куда бы ни ушел я, ни уехал,
Приходится с извечностью земной
За восполнимость и дождя, и снега
Платить невосполнимостью иной.

И, охладевший к снам воспоминаний,
Я поднимаю палый лист с земли
Ради всего хорошего, что с нами
Еще произойдет, — ради любви.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0