Ушел из жизни писатель, мыслитель, общественный деятель Леонид Иванович Бородин. Ему было 73 года, из которых одиннадцать лет он провел в заключении — в брежневских и андроповских лагерях. А в перерывах между посадками писал стихи и прозу, выпускал самиздатовский журнал, печатался на Западе в «Посеве» и «Гранях» и ничего и никогда не боялся. В эмиграцию не стремился и вне России своей жизни не представлял. Таких людей советская власть ненавидела и боялась пуще всего, пыталась сломать, да сама о них зубы сломала.

Я впервые прочел рассказы Бородина в журнале «Юность» в начале 90-х и был ими ошеломлен. Психологически достоверные, уверенные, жесткие и при этом необыкновенно лирические, нежные, полные печали и любви. И очень религиозные, с той жаждой духовного, что всегда отличала настоящую русскую прозу. Публикацию сопровождала короткая биографическая справка об авторе, производившая впечатление неменьшее. Исключение из комсомола и отчисление из Иркутского университета за политическую деятельность в 50-е, участие в христианских подпольных организациях в 60–70-е, арест, суд по расстрельной статье, лагерь, освобождение, скитания по стране, новый арест и новый суд в 1982-м и освобождение по амнистии в 1987-м. А потом — невероятная драма существования человека с таким прошлым в России нового времени...

Бородин был человеком очень мужественным и стойким. Противник коммунистического режима и русофил, твердо убежденный и доказавший, что советская власть несет зло всему русскому, он был готов отстаивать свои убеждения в любой аудитории и ненавидел всякую фальшь. С ним считались и его уважали даже самые непримиримые его противники. Не политик, а воин, твердо знавший, что нужно России, он проводил последовательную, умную патриотическую политику в журнале «Москва», главным редактором которого был на протяжении последних почти двадцати лет. Это оказался единственный литературный журнал в России с ярко выраженной христианской доминантой, журнал, который высоко ценил и всегда читал Солженицын и вокруг которого собиралась и собирается живая русская мысль.

И все же главное в Бородине был писательский талант, несомненный, пронзительный, заряженный той неведомой силой, которую не знаем мы, не бывшие там. Он никого за это неведение не осуждал. Поразительно, но человек с такой судьбой, он вообще немного написал о лагерях. Скупо о них рассказывал, никогда не торговал своим прошлым, не пошел в политику сразу после освобождения, хотя ему предлагали избираться в Думу и звали в политические партии. Он отказался и боролся за Россию так, как умел. Словом, в котором не было никакой инфляции. Страстный публицист сосуществовал в его натуре с тонким художником, и литературное творчество он считал противоядием от политики. Может быть, поэтому одной из любимых героинь русского патриота и государственника стала польская красавица и смутьянка Марина Мнишек, о которой он написал с состраданием и пониманием в исторической повести «Царица Смуты».

Проза Бородина втягивает в себя и не отпускает. «Третья правда», «Расставание», «Женщина в море», «Божеполье», «Ловушка для Адама» и, наконец, его любимая, написанная, а точнее, сложенная в тюрьме повесть о байкальском детстве «Год чуда и печали», которую будь наши власти поумней, давно бы включили в школьную программу.

Я не просто читал взахлеб его книги, я их перечитывал, рассказывал о них студентам и до сих пор уверен, что проза Бородина не оценена в современной России. Часто встречаясь с ним в 90-е годы, помню, с какой болью он говорил тогда об угрозе распада страны, как страшен был для него год 93-й, когда он не мог ни принять расстрел Белого дома, ни пойти под красные знамена его защитников. Он вывозил на своей машине раненых… Никогда не жалел о пройденном пути, не сомневался в правоте личного выбора, потому что выбора у него, как он считал, не было, и свою автобиографическую книгу он так и назвал — «Без выбора».

Свою жизнь Леонид Бородин прожил с тем достоинством, с каким это удается в наше время немногим. «В смуте честь сохранить» — определил он однажды свое личное кредо и был верен ему до конца дней.

Царствие Вам небесное, Леонид Иванович!