Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Дама с портрета

Эдуард Лукич Говорушко родился в 1939 году в Белоруссии. Окончил географический факультет МГУ.
Журналист. Работал собкором «Советской культуры» и других изданий по Прибалтике,заместителем редактора еженедельника «Суббота» в Риге.
С 2001 года живет в США.

Художественные загадки

Софью Михайловну Драгомирову(в замужестве Лукомскую) писали Илья Репин, Валентин Серов и Зинаида Серебрякова.
 

Посетители Третьяковки и Русского в Санкт-Петербурге долго не могут отвести взгляда от лица невероятно красивой женщины с портретов Репина и Серова.

На репинском и серовском порт­ретах 1889 года восемнадцатилетняя дочь знаменитого русского генерала Драгомирова, военного теоретика и писателя, изображена в одном и том же малорусском костюме, да и позы схожи. Как так вышло? Ответ на этот вопрос можно найти в одной из ранних статей искусствоведа Игоря Грабаря. Софья Михайловна как-то рассказала ему, что Валентин Серов, тогда еще ученик Репина, зайдя в петербургскую мастерскую мэтра во время сеанса, тоже получил разрешение писать ее. При этом добавила, что из этих двух портретов, находившихся в киевском доме отца, со временем гости все чаще отдавали предпочтение работе Серова.

Зинаиде Серебряковой в сороковых годах ХХ века в Париже позировала уже пожилая, умудренная нелегким жизненным опытом дама.

В Третьяковской галерее можно увидеть и «Портрет Лукомской С.А.» той же Зинаиды Серебряковой. Кто это? Однофамилица? Родственница С.М.? По внешнему сходству можно предположить последнее...

 

Предчувствие разгадок

Меня, думается, как и большинство зрителей, всегда интересовали люди, изображенные на портретах, их судьбы. Однако чаще всего интерес остается неудовлетворенным, как и в вышеупомянутом случае.

В Соединенных Штатах посчастливилось познакомиться с супругами Иордан — Алексеем Борисовичем и Марией Александровной, родителями Бориса Иордана, работавшего когда-то генеральным директором НТВ. Оказалось, покойный Алексей Иордан находился в дальнем родстве с Софьей Михайловной, а ее дочь, Софья Александровна Лукомская, в старости жила и умерла в их доме в Си-Клиффе на Лонг-Айленде. Более того, по ее просьбе Иорданы в 1991 году передали в дар Русскому музею четыре портрета обеих Лукомских, созданных Серебряковой в Париже, а также портрет их предка, Степана Родионовича Лукомского, написанный В.А. Боровиковским.

От четы Иорданов я получил копию воспоминаний Софьи Александровны о жизни их семьи и ряд других документов, на основании которых удалось ответить на многие вопросы о двух дамах со знаменитых картин. А заодно прийти к довольно неожиданному выводу: великие мастера русской живописи на своих полотнах изображали людей достойных, умели разглядеть в своих, даже юных, моделях красоту не только внешнюю, но и внутреннюю, чистоту и благородство помыслов. Подобно великим провидцам, художники, как бы вглядевшись в будущее, убедились: модели окажутся достойными их выбора, сумеют с честью встретить и перенести посланные судьбой тяжелые испытания.
 

Репин и Драгомировы

Илья Ефимович Репин хотел и умел дружить со знаменитыми людьми. А генерал Михаил Иванович Драгомиров в конце восьмидесятых годов ХIХ века уже был известной и популярной личностью в Российской империи. Герой русско-турецкой войны, военный теоретик и писатель, долгое время преподавал, а затем был начальником Академии Генштаба. Хлебосольный дом генерала в Петербурге, его имение посещали многие влиятельные люди, к нему прислушивались и русские самодержцы. В конце семидесятых художник, задумав картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», атаману Ивану Сирко, центральному персонажу картины, придал внешние черты Драгомирова. В своих путешествиях по Малороссии Репин часто останавливался у генерала в Киеве, посещал его имение под Конотопом. Драгомиров к этому времени уже стал командующим войсками Киевского военного округа, а позже киевским, подольским и волынским генерал-губернатором.

В 1889 году Репин пишет портрет командующего в сюртуке генерал-адъютанта с орденом Георгия 3-й степени на шее. И тут неожиданно обнаруживает, что Соня, старшая дочка Драгомирова, которую он знал маленькой девочкой, превратилась в восемнадцатилетнюю красавицу. Художник давно собирался написать натуру в красочном малороссийском костюме, а тут увидел вполне подходящую модель.

С портрета Репина Софья Драгомирова смотрит на нас с грустью, довольно редко свойственной девушке в таком юном возрасте. Оказывается, тяжело переживала самоубийство брата. Репин так пишет об этом своей ученице Званцевой 1 июня 1889 года: «Трогательную историю рассказал мне сегодня Драгомиров. Сын его, восемнадцати лет, застрелился в прошлом году. Он был влюблен в такую же молодую девицу, и они выдумали исповедоваться в грехах друг перед другом. Он нашел себя таким грешником, недостойным ее, что убил себя».
 

Серов и Драгомирова

Валентин Серов, познакомившись с юной Софьей в мастерской учителя, похоже, не упускал ее из виду и позже. В 1900 году, будучи уже знаменитым, пишет ее акварельный портрет. Хотя официальное бракосочетание Софьи и Александра Лукомского произойдет лишь в 1902 году, для всех, и для художника, она уже была Лукомской.

Акварельная техника портрета предполагает доверительно-интимную интонацию, дружеское общение модели с художником, а следовательно, как бы собеседование и со зрителем. Критики отмечали, что «доверительность» в этом портрете Софьи Михайловны носит почти исповедальный характер. Отстраненный вопросительный взгляд, устремленный как бы сквозь зрителя в безмолвное пространство, не несет в себе надежды ни на понимание, ни на ответ. Грусть прежней юной девушки в малорусском костюме, имеющая повод и причину, превратилась в естественное свойство души уже зрелой женщины. Чем оно вызвано, остается только гадать (нелегкими переживаниями в прошлом или предчувствием таковых в будущем?).

Акварельный портрет Софьи Михайловны Лукомской работы Валентина Серова находится сейчас в Третьяковской галерее.
 

Серебрякова и Лукомские

К сожалению, в воспоминаниях Софьи Александровны Лукомской нет никаких указаний ни на историю знакомства семьи Лукомских или Драгомировых с Зинаидой Серебряковой, ни на обстоятельства, в которых были написаны портреты матери и дочери. Но Мария Александровна Иордан уверена, что семьи Серебряковой и Лукомских много лет связывало не просто доброе знакомство, а теплые дружеские отношения. В качестве доказательства показала мне открытку.

«Дорогая Софочка! — писала Зинаида Серебрякова 22 апреля 1954 года. — Все трое поздравляем Вас со Светлым праздником (Пасхой. — Э.Г.)! Уже очень давно не имеем весточки от Вас! Я была бы рада узнать, не собираетесь ли Вы, дорогой друг, приехать в этом году в Париж? Очень кланяемся Вам и Якову Сергеевичу. Целую Вас крепко. Преданная Вам душой З.Серебрякова».

Первый портрет Софьи Александ­ровны был написан Серебряковой еще в конце тридцатых годов. В семье Иорданов сохранились картины Александра Серебрякова, сына художницы, на которых изображены интерьеры квартиры Лукомских в ближайшем пригороде Парижа. Очевидно, исполнены они на память Лукомским перед их отъездом в США в 1946 году. На стенах, кстати, можно разглядеть портреты из тех, что позже Софья Александровна передала Русскому музею в Санкт-Петербурге. Согласитесь, такую услугу художник может сделать лишь близким людям.

Зинаида Серебрякова несколько раз писала и портреты Софьи Михайловны Лукомской (Драгомировой) в преклонном возрасте. Один из них находится сейчас в Калужском областном художественном музее, два других, как уже говорилось, переданы Русскому музею.
 

Дочь генерала, жена генерала

Несмотря на кучу поклонников среди сослуживцев отца и золотой молодежи столицы и Киева, Софья Драгомирова сравнительно поздно вышла замуж. Ее избранником стал старший адъютант штаба Киевского военного округа Александр Сергеевич Лукомский, большой почитатель военно-стратегического и писательского таланта генерала Драгомирова, его преданный ученик и друг. Лукомский был старше Драгомировой на 13 лет, до этого был женат. Первая жена Лукомского Ольга Перетц застрелилась в 1897 году, оставив на его попечении шестилетнюю дочь Зину, полусестру, как называет ее в своих воспоминаниях Софья Александровна. Непростое замужество, прямо скажем; было над чем призадуматься. Но долго думать не пришлось: отец, слово которого было законом, хотел видеть зятем именно Лукомского.

Скоро у молодых рождаются и свои дети-погодки — сын, которого, по традиции, назвали в честь деда по отцу Сергеем, и дочь, названная по имени бабушки и матери.

Александр Лукомский оказался достойным сподвижником своего тестя и еще до первой мировой войны сделал блестящую военную карьеру. Войну встретил в чине генерал-майора и в должности начальника канцелярии Военного министерства, отлично провел мобилизацию. Заслуги были оценены царем: вскоре стал генерал-лейтенантом, помощником министра (фактически заместителем). Отличился в войне, будучи начальником дивизии, руководил боевыми действиями, не раз проявляя личное мужество на поле боя.

Жена, как говорили позже, обеспечивала тыл: содержала дом, воспитывала детей, воспринимая падчерицу как родную дочь. Впрочем, будучи замужем за крупным военным сановником с высоким обеспечением, это было достаточно просто: прислуга, гувернантки, престижные учебные заведения, поездки за границу. Настоящие трудности ждали красавицу с портретов Репина и Серова впереди.

Во время событий февральской революции генерал Лукомский стал начальником штаба Верховного главнокомандующего, вместе с женой находился в Могилеве, присутствовал при отречении царя. А потом принял участие в контрреволюционном мятеже против Временного правительства. Мятежники — целая группа боевых генералов с Корниловым во главе — были помещены в Быховскую тюрьму.

«Жена его (генерала Лукомского. — Э.Г.), дочь знаменитого генерала Драгомирова, прямо очаровала меня. Представительная, умная, тактичная, она этим подкупала людей. Подмечала замечательно чутко слабые и чувствительные места и говорила каждому, что ему приятно».

Можно представить, сколь это было важно в заключении: Ксения Васильевна Чиж, невеста, а потом и жена генерала Деникина, слова которой цитируются выше, познакомилась с Софьей Михайловной в Быховской тюрьме.

Многие исследователи называют Быховскую тюрьму колыбелью Белого движения. Именно здесь заключенными генералами был разработан план во­оруженного сопротивления большевикам.

Узники-генералы, в том числе и Лукомский с женой, были освобождены в конце ноября 1917 года и по железной дороге отправились в Новочеркасск, где и приступили к формированию Добровольческой армии. Опасными дорогами гражданской войны Софья Михайловна прошла вместе с мужем, доверяя детей родственникам и гувернанткам. Была арестована и приговорена к расстрелу, когда по фиктивным документам пыталась пробраться в Москву проведать детей и получить деньги и драгоценности из банка. Проявив находчивость и завидное мужество, сумела избежать расстрела, выполнить задуманное, а потом и перевезти детей из Москвы на юг, где в конце концов вся семья воссоединилась.

Генерал Лукомский был помощником главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России Деникина и начальником Военного и морского управления, а затем главой правительства при главнокомандующем. После замены Деникина на Врангеля, видимо предчувствуя крах Белого движения, принимает решение вместе с семьей (жена, сын Сергей, дочери Софья и Зина (от первого брака) с мужем, полковником Владимиром Акинтиевским) покинуть Родину. На шхуне «Ольга», вместе с грузом керосина на борту, еле избежав кораблекрушения в жестокий шторм, высокопоставленные русские беженцы в конце концов прибывают в Константинополь.
 

Эмиграция

Генерал Лукомский оказался за границей вовремя: на берег сошел при новой должности. Еще на рейде к «Ольге» причалила английская моторка и генерал получил приглашение посетить флагманский корабль командующего английским флотом адмирала Де Робека. Там ему сообщили, что Врангель предложил ему стать представителем его правительства при Союзном Верховном командовании. Предложение было принято, и семья Лукомских заняла резиденцию российского посла в Константинополе.

В ноябре 1920 года, быстро набирающий известность писатель Георгий Гребенщиков обращается к Ивану Бунину с просьбой помочь ему переехать из Константинополя во Францию. Из этого письма следует, что в Турции Гребенщиковы жили у Лукомских, и можем себе представить атмосферу в этой семье. «Жена отлично шьет, а сейчас еще и служит у Лукомских кухаркой, — пишет Гребенщиков о своем житье-бытье. — От нее вся семья в восторге, и мы живем в семье, как родные...»

Генерал Лукомский любил вкусно покушать: был избалован тещей в хлебосольном доме Драгомировых. Софья Абрамовна даже написала кулинарную книгу, очень популярную в России в начале прошлого века. Похоже, Татьяна Денисовна Гребенщикова сумела угодить гурману. А атмосфера в этой семье всегда была радушной и доброжелательной, в ней все близкие по духу люди чувствовали себя как родные.

В Константинополь все чаще прибывали корабли с русскими изгнанниками, которых расселяли по островам. Жили они в тяжелых условиях, мерзли или страдали от жары, умирали от болезней и голода. Многие обращались за помощью в посольство. Энергичная, всегда сочувствующая страждущим Лукомская вместе со священником посольской церкви Анастасием (в миру Александр Грибановский) организовала помощь самым несчастным беженцам — больным, одиноким, престарелым. Дочь вспоминает: часто за гробом одинокого беженца шли только отец Анастасий и Софья Михайловна.

Между прочим, и во Францию Гребенщиковым помогли перебраться Лукомские. Семью последнего главы Русского посольства в Константинополе вместе с писателем и его женой доставил в Тулон французский крейсер «Эдгар Кинэ». Здесь пути беженцев разошлись: Лукомские отправились в Ниццу, Гребенщиковы — в Париж.

В Ницце генерал Лукомский выполнял поручения великого князя Николая Николаевича и считался его советником. Поручений, судя по всему, было немного, потому что Александр Сергеевич плотно засел за мемуары, которые в 1922 году были опубликованы в Германии. Неугомонная Софья Михайловна занялась бизнесом. Продав кое-что из драгоценностей, арендовала большую виллу в ближайших окрестностях и открыла пансион. Основными клиентками стали пожилые англичанки, отдыхавшие на Лазурном берегу.

Как оказалось, Франция была лишь промежуточным этапом для Лукомских — менее чем через год последовал переезд в Словению, затем в Белград, а в 1923 году в США.

О прибытии в Нью-Йорк видного белогвардейского военачальника, представителя великого князя Николая Николаевича, в августе 1923 года было известно заранее. «...На пристани отца облепили, как оводы, корреспонденты местных газет и стали задавать наглые вопросы, — не без кокетства пишет Софья Александровна. — Для соблюдения всех формальностей нас отвезли на полчаса на остров Слез (остров, где была проверка всех иммигрантов), а затем вернули в город». Проверку на острове Эллис, на которую у обычных эмигрантов вместе со стоянием в очередях уходили сутки, семья Лукомского из шести человек прошла за полчаса. Более того, для них уже была снята квартира в престижном по тем временам Гарлеме. Через пару дней новые иммигранты были даже трудоустроены. Софья Михайловна поступила на фабрику «Коти» (наблюдала, как клеют коробочки для духов и оценивала их качество), Зина стала дизайнером по абажурам, ее муж устроился на спичечную фабрику, сын Лукомского Сергей — на бисквитную.

(Для меня, кстати, было откровением, что все эти предприятия принадлежали русским; значит, русская инфраструктура в США, которой мы сейчас так гордимся, складывалась уже тогда).

Двадцатилетняя дочь Лукомских Софья устроилась на работу в Управление методистских церквей по рекомендации одного из ее европейских представителей, с которым успела поработать в Югославии.

А что же делал в Америке генерал Лукомский? В одной нью-йоркской англоязычной газете был опубликован снимок Александра Лукомского и Софьи Михайловны с полуиздевательским заголовком: «Есть ли работа для русского генерала?» Подпись гласила: «Ген. Александр Лукомский, который говорит, что он много лет работал помощником военного министра при царе, ищет работу. Генерал, которого большевики выгнали из России, недавно приехал сюда вместе с женой и детьми. Похоже, что Лукомский не нашел работы в Америке». Софья Александровна пишет об этом так: «мой отец занялся журналистикой (писал статьи в русские газеты)».

Несмотря на все мои старания, я так и не нашел ни ссылок на статьи журналиста Александра Лукомского, ни самих статей. Да и не представляю, чтобы 55-летний генерал, обладающий незаурядным писательским даром, судя по его мемуарам, сделался бы вдруг репортером. Скорее всего, занимался пропагандой идей борьбы с большевизмом и консолидацией белогвардейской эмиграции в США.

Из воспоминаний Софьи Александровны очень трудно сделать вывод о том, на какие средства жили Лукомские в Америке, бедно ли, богато. С одной стороны, «поблизости была русская столовая, где можно было дешево поесть». С другой — недалеко от парка Маунт-Моррис «были старинные, добротные дома с большими светлыми квартирами. Мы сняли одну из них вместе со своими друзьями Шимановскими... С другой стороны парка находилась лютеранская церковь, которую русские впоследствии перекупили у немцев и превратили в православный храм. Мои родители принимали деятельное участие в покупке и устройстве этого храма».

В 1924 году, прожив в Америке немногим более года, генерал Лукомский, на этот раз без жены, отправляется в длительное и дорогостоящее путешествие по Дальнему Востоку, посещает Японию и Китай. Великий князь Николай Николаевич поручает ему ознакомиться с расстановкой эмигрантских вооруженных сил, с отношением к ним местных властей, а также представителей великих держав. А если представится возможность, начать акцию по спасению России от большевиков. Возвратившись во Францию через Суэцкий канал, генерал, как пишет дочь, «сделал великому князю пессимистический доклад. Не только ни одна держава не проявила готовности помочь России, но все они жадно ожидали того момента, когда каждая из них сможет оторвать себе кусок России».

Тем не менее великий князь предлагает генералу стать его представителем на Дальнем Востоке и в США, но работать при нем, во Франции.

В июне 1925 года Лукомский на короткое время приезжает в Нью-Йорк утрясти семейные дела, забирает Софью Михайловну и возвращается в Париж. Дочь остается в Америке и живет в семье своей полусестры Зинаиды Акинтиевской. Через год родители вызывают Софью в Париж: на совет по поводу предстоящей помолвки, от которой надеялись ее отговорить...
 

Софья Александровна Лукомская

Как часто все решает его величество случай. Жених проводил Софью на пароход и уехал по делам. Но после выхода из нью-йоркской гавани случилась поломка в машинном отделении, пришлось вернуться. К ночи выяснилось, что повреждение серьезное, и пассажирам предложили выбирать: провести ночь на корабле или в городе. Софья решила встретиться с возлюбленным и позвонила ему домой. Никто не ответил. Девушка заночевала на корабле, который только поздним утром взял курс на Европу...

Увидев Париж с его музеями и театрами, переполненный русскими художниками, артистами и литераторами, Софья обрадовала отца с матерью: «Никогда больше в Нью-Йорк не поеду». Родители жили в пригороде. Генерал Лукомский часто ездит к великому князю, а после смерти местоблюстителя российского престола работает в Русском общевоинском союзе. Софья Михайловна на этот раз открыла мастерскую по вязанию модных свитеров, которые продавала богатым американским туристам. Дочь устроилась на работу в американскую компанию, персонал которой состоял сплошь из русских. Вместе с ней одно время трудилась и внучка Льва Толстого — Татьяна Сухотина, пока не вышла замуж за итальянца Леонардо Альбертини, доктора права, и не уехала в Рим.

В 1927 году Софью написала Зинаида Серебрякова: задумчивая, романтичная, ушедшая в себя девушка в легком кисейном платье сидит, сложив красивые руки на коленях. На шее — нитка крупного красного жемчуга. Портрет исполнен в коричневых тонах.

В начале тридцатых годов Лукомские сняли квартиру в богатом особняке в ближайшем пригороде Парижа — Нейли, в которой жили и во время оккупации Парижа гитлеровцами. Но уже без отца и мужа — генерал Лукомский скончался 25 февраля 1939 года.

В период немецкой оккупации Софья Александровна много работает, в том числе и на предприятии, принадлежащем немцам; на велосипеде ездит по деревням, чтобы обеспечить продуктами себя и мать. Вот другой ее портрет, написанный Серебряковой: молодая, энергичная, уверенная в себе красивая женщина в открытом пиджаке и шляпе с пером, с ниткой светлого жемчуга на шее. Портрет датирован июнем или июлем 1943 года. В эти дни, судя по всему, был создан и один из портретов матери, простоволосой, убеленной сединами мудрой дамы с еле заметной доброй улыбкой. На шее — большой православный крест.

Софья Александровна вспоминает, что гитлеровцы не тронули Париж, толерантно относились к жителям французской столицы. Из радиопередач она знала, сколько преступлений они совершили на оккупированных территориях СССР, сколько зла принесли людям. Когда ее вызвали в гестапо и предложили сотрудничество, отказалась. На вопрос «почему?» — ответила: не согласна с вашей политикой в России.
 

Снова Америка

После освобождения Парижа Софья Александровна устраивается на работу секретарем-переводчиком в американский госпиталь, а позже — в американское консульство. Прослышав о том, что идет набор переводчиков в только что созданную ООН, хорошо зная несколько европейских языков, легко прошла необходимые испытания и была принята. Все расходы по переезду в Нью-Йорк брала на себя ООН.

В числе работ Серебряковой, переданных в дар Русскому музею Софьей Александровной, есть еще один портрет ее матери, созданный Серебряковой и датированный 1947 годом. Здесь Софья Михайловна в шапочке, плаще и перчатках, с тем же православным крестом. Однако известно, что в это время Лукомской-старшей в Париже уже не было. Можно предположить, что набросок этого портрета был сделан незадолго до отъезда обеих Лукомских из Парижа, а закончен в 1947 году. В этом году Софья Александровна была командирована в Париж на конференцию ООН; очевидно, тогда и привезла портрет в Соединенные штаты.

В Нью-Йорк Лукомские прибыли 20 ноября 1946 года. Поселились в центре Манхэттена, на квартире у Акинтиевских. К этому времени Зинаида и Владимир уже владели собственной мастерской по печатанию рисунков на тканях. Зинаида, кроме того, была довольно востребованным дизайнером по интерьеру.
 

Русский Си-Клифф

Софье Михайловне было уже 75 лет. В то время как дочь надолго уезжала на Лонг-Айленд, где в поселке Лейк-Соксесс в длинном одноэтажном здании без окон разместили поначалу ООН, мать с упоением бродила по богатым музеям Нью-Йорка, вход в которые был тогда бесплатным. На лето врачи посоветовали Софье Александровне увезти мать на природу. Так они впервые попали в Си-Клифф, маленький, утопающий в зелени поселок на берегу океана, там же, на Лонг-Айленде. Здесь поселилось много русских эмигрантов, в том числе и коллег Софьи Александровны по ООН, где она проработала больше двадцати лет. В поселке было три церкви, построенных белоэмигрантами, и два прихода: один возглавлял отец Василий (граф Мусин-Пушкин), второй находился под юрисдикцией главы Русской Зарубежной церкви.

Скоро обстоятельства повернулись так, что Софья Александровна в рассрочку приобрела трехквартирный дом в Си-Клиффе, две квартиры сдавали друзьям и знакомым. Одно время здесь жила великая княгиня Вера Константиновна Романова. Вообще, воспоминания Софьи Александровны о Си-Клиффе полны русских фамилий, от которых захватывает дух: Тютчев, Долгорукие, Пущины, баронесса Врангель, барон Мейендорф...

Василий Васильевич Тютчев, внучатый племянник известного поэта, здесь жил и занимался книготорговлей, причем в здании ООН самостийно занял одну комнатку под книжную лавку. Когда ООН переехала в Нью-Йорк, помещение ему там уже выделили чуть ли не официально. Тютчев был известным мастером по выпечке очень вкусных пасхальных куличей и тоже продавал их в здании ООН.

К голосу Ольги Михайловны Врангель, вдовы последнего главнокомандующего белой армией, прислушивался весь русский Си-Клифф! «Она была главным арбитром при разрешении разных споров и недоразумений. Ее мнение все уважали. Умная и волевая, она, можно сказать, царила в Си-Клиффе», — пишет Софья Александровна.

23 ноября 1952 года Софья Александровна обвенчалась с Яковом Сергеевичем Исаковым, бывшим лицеистом, пажем, преображенцем и участником Белого движения. А через три дня произошло еще одно радостное семейное событие: мать получила сертификат, подтверждающий ее американское гражданство. Радовалась и огорчалась одновременно. Америке она была благодарна за приют и благожелательное отношение к русским эмигрантам, но документ этот окончательно рассеял все иллюзии на свидание с Россией.

Год спустя, на 83-м году жизни, Софья Михайловна умерла. Отпевал ее митрополит Анастасий, тот самый священник при посольской церкви в Константинополе, ставший главой Русской Зарубежной церкви. Круг замкнулся.

Похоронена Софья Михайловна Лукомская (Драгомирова) на кладбище при Успенском женском монастыре Ново-Дивеева (штат Нью-Йорк)...

...Алексей Борисович Иордан вспоминал, что, встретив супругов по возвращении из Санкт-Петербурга в 1991 году, после передачи картин Русскому музею, и услышав рассказ об этой процедуре, Софья Александровна облегченно вздохнула: вот теперь можно и умереть спокойно, шедевры там, где им и надлежит. В Петербурге она провела свои счастливые юные годы.

Прожила С.А. Исакова (Лукомская) еще более шести лет и скончалась 17 августа 1997 года на 95-м году жизни. Похоронена вместе с матерью на кладбище в Ново-Дивееве.

 

Бостон





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0