Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

«Мы потеряли тридцать миллионов человек»

Игорь Алексеевич Гундаров — доктор медицинских наук, кандидат философских наук, профессор, академик РАЕН, заведующий лабораторией НИИ общественного здоровья, руководитель отделения медицины и здравоохранения Российской муниципальной академии.

— Игорь Алексеевич, вы профессионально занимаетесь проблемами демографии. В чем причина такого драматического положения с рождаемостью и смертностью в России?

— Вопрос демографии ключевой, поскольку сейчас идет процесс исчезновения народа, к которому я имею честь тоже принадлежать. Может так случиться, что наш народ приблизится к той критической черте, когда он будет не способен воспроизводиться и будет существовать как в хосписе лет пятьдесят–восемьдесят, но это будет именно существование, схожее с жизнью в хосписе, и русский народ никогда не станет более субъектом геополитического действия. Такая опасность весьма велика, не нужно думать, что это пустые фантазии. Современная демография как наука оказалась в растерянности и в глубоком мировоззренческом и научном кризисе, потому что объяснить и понять, отчего происходят известные демографические явления, наука не может.
 

— Что нового вы и ваши коллеги разрабатываете в демографии? Я знаю, что вы являетесь автором проекта «Национальный центр мониторинга», который должен заработать на сайте «Политического образования».

— Да, такой проект есть, и он начинает работу. Мы хотим дать реальную картину состояния общества и народа. Демография до сих пор была экономической наукой, и все известные демографы, если посмотреть на их базовое образование — это экономисты. Я, наверное, единственный практикующий врач по линии психологии, который занимается еще и проблемами демографии, поэтому меня интересуют вопросы: почему люди не воспроизводят себе подобных? отчего так много смертей? И, убедившись, что подъемы и спады смертности, так же как и рождаемости, невозможно объяснить экономическими, экологическими и другими физическими факторами, мы обратились к сфере психики.

Логично, что если материальные факторы ничего не объясняют, тогда, может, причина проблемы лежит в психике людей? Мы, наступив на свою научную гордость, обратились к религиозным трудам, поскольку и там можно найти колоссальные исследования в области социальной психологии. В религиозной литературе есть еще и понятие о смертных грехах, а это есть не что иное, как с медицинской точки зрения фактор риска смерти. А какие это грехи? Тоска, злоба, безысходность, потеря смысла жизни, неумение контролировать ситуацию. Религиозные деятели и мыслители говорят о том, что человек, находящийся во власти таких грехов, предрасположен к духовной смерти.

Но, возможно, и физическая смерть точно так же может быть детерминирована этими процессами. А как измерить эти процессы в обществе? Так вот, злоба измеряется количеством убийств, то есть крайней бесчеловечностью. Безысходность измеряется по количеству самоубийств, разлад семейных уз — по разводам, наоборот, социальный оптимизм — по свадьбам. Поляризацию доходов самых богатых и самых бедных, то есть несправедливость распределения собственности, — по грабежам и разбоям.

Иными словами, по делам людей можно изучать состояние психики людей и измерять, что происходит с их психикой. Мы предложили новое научное направление — эпидемиологию духовности и стали изучать связь духовных процессов с демографией. Оказалось, что на 80% динамика взлетов и падений смертности определяется психическим состоянием населения. И поскольку наука продолжает находиться в растерянности и у нас нет научных понятий, каким образом назвать те явления, которые происходят, мы вынуждены пользоваться религиозной терминологией, в частности: «мертвящий дух» и «животворящий дух».

Давайте вспомним последние лет двадцать пять–тридцать. Начало перестройки, 1985–1986 годы. Колоссальный эмоциональный подъем. Люди стали верить в то, что мы наконец заживем по справедливости, по-человечески. В те годы мы ходили с приемниками и слушали съезды народных депутатов, думали, что народ станет хозяином своей жизни. Давайте посмотрим, а что происходило с известными грехами? Снижаются убийства, самоубийства, разводы, ситуация в психике стала резко улучшаться, снизилась смертность, выросла рождаемость. Даже аборты в те годы выросли, но в то же время выросла и рождаемость. Сексуальная энергия настолько мощно бушевала, что ее хватило и на аборты, и на рождаемость.

Такое положение продолжалось до 1989 года. В 1989 году решили строить капитализм, перестроечный поиск завершился. Нам сказали, что ничего совершеннее капитализма нет. Мы провели анализ содержания газет того времени. До 1989 года в текстах превалировала мысль, что человек человеку друг. После 1989 года победила другая установка: человек человеку волк. Главными идеями стали такие, что каждый должен быть сам за себя, выживать нужно по отдельности, сначала нужно, чтобы появились богачи, а потом уже возникнут Саввы Морозовы и Третьяковы. Это была попытка пересадки чужой души в людей, причем речь идет именно о сфере психики, поскольку изменяли не экономику, а изменялась нравственно-духовная атмосфера в обществе.

Произошла сшибка двух смысловых и ценностно-смысловых полей. И отношение людей к смене одной ментальности на другую можно изучить по показателям, о которых я говорил. Резко выросло число убийств, самоубийств, грабежей, разбоев, одновременно с этим стала расти смертность и резко падать рождаемость. И пик всех этих явлений пришелся на 1994 год. В 1996, 1997, 1998 годах неожиданно смертность стала падать. Объяснений нет, но, вероятно, люди пришли в себя, кто-то стал заниматься торговлей, новые русские стали богатеть, старые русские, к которым и я принадлежу, стали бороться с новыми негативными тенденциями в общественной жизни. Казалось, что маразматичность нашей жизни установилась ненадолго, все вот-вот рухнет.

Потом случился дефолт. После дефолта люди опять оказались в шоке и в стрессовом состоянии, и опять взлетают негативные показатели. С интервалом в полгода — год растет смертность и падает рождаемость. На основании этих исследований мы сформировали закон духовно-демографической детерминации, согласно которому при прочих равных условиях ухудшение или улучшение духовного состояния сопровождается ухудшением или улучшением демографической ситуации.

В дополнение к классической демографии мы предложили психодемографию, то есть предложили разработать новую науку, которая изучает влияние эмоций и смыслов на смертность и рождаемость. Мы подсчитали, сколько наш народ потерял от этих подъемов смертности и спадов рождаемости за демократический период новой России. И оказалось, что в годы президентства Ельцина число избыточно умерших составило пять миллионов человек. Пять миллионов! Затем приходит Путин, правильно понимает ситуацию, но не знает, что надо делать, и в результате к тем пяти миллионам добавилось еще шесть миллионов — одиннадцать миллионов избыточно умерших! При президенте Медведеве еще прибавится полтора-два миллиона. Спад рождаемости при Ельцине минус девять миллионов, при Путине минус девять миллионов и миллиона два при Медведеве. И получается цифра под тридцать миллионов умерших и не родившихся! Для сравнения: при Сталине в 1937–1938 годах потери — 700 тысяч человек. Это огромная цифра, но в современной России цифра просто сокрушительная — тридцать миллионов! Из них двенадцать миллионов умерших.

Возникает теоретический вопрос: а репрессии — это что? Медведев говорит, что модернизация будет без репрессий, но если народ не захочет модернизации, президент будет спокойно на это смотреть? Не будет. Не хотел народ ЕГЭ, а власть заставила. Не хочет народ новые стандарты образования, а власть заставляет их принять. Не хочет народ менять систему здравоохранения, но ее продавливают. И так везде и всегда. Есть смысл, таким образом, говорить о репрессиях либеральных. Техника только разная: выстрел в затылок заменяется на инфаркт. Если быть беспристрастными и честными, то нужно признать, что мы потеряли около тридцати миллионов человеческих жизней, связанных с либеральными репрессиями. Ибо репрессии — это насильственное продавливание того, что хочет власть, а не народ. И нужно разработать механизм противодействия репрессиям.
 

— Политический?

— Несомненно. Как сделать так, чтобы человек, попадающий во власть, оставался чутким к интересам простых людей? Есть такая наука — психология власти. Человек приходит во власть одним, а через полгода становится другим. У Евтушенко есть строчки: «...и логику бунта не влезших в трамвай сменивший на логику влезших». То есть когда человек лезет в набитый трамвай, он отличается от того, кто уже находится в трамвае. Необходимо, осознав, что есть четкие психологические законы власти, разработать механизм контроля над негативными свойствами человеческой натуры.

Беседовал Антон Мстиславин
спецкор журнала «Политическое образование»





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0