Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Куда ведет «умная оборона» НАТО?

В последнее время в российских и западных экспертных кругах стало традицией накануне саммитов НАТО активно обсуждать роль и перспективы альянса в новых военно-политических реалиях. И это не случайно. Североатлантический союз был создан в начале холодной войны под предлогом необходимости объединить усилия стран Запада для обеспечения коллективной защиты от возможной агрессии со стороны Советского Союза. Однако со времени исчезновения СССР с карты мира и, соответственно, угрозы с его стороны никакого, даже близкого по масштабам, противника не появилось. Поэтому на протяжении почти 20 лет перед НАТО стоит вечное Raison dкtre: найти достойное оправдание своему дальнейшему существованию и занять подобающую нишу в международных отношениях.

После окончания холодной войны процесс трансформации и адаптации НАТО к новым военно-политическим условиям носит перманентный характер. При этом следует понимать, что основой Организации Североатлантического договора по-прежнему является одноименный договор, подписанный в Вашингтоне в 1949 году, ст. 5 которого (ключевая по своей сути) закрепляет принципы коллективной обороны («вооруженное нападение на одну или несколько стран НАТО рассматривается как нападение на весь альянс в целом»), по всей видимости, и определяет пределы реформирования блока. То есть юридически обязывающими для стран-членов являются действия именно в рамках коллективной обороны. Этот принципиальный момент функционирования Североатлантического союза, который, как представляется, влияет не только на выполнение расширившихся задач альянса, но и на поиск его «идентичности» в современных военно-политических условиях.

В преддверии майского 2012 года саммита НАТО в Чикаго известная американская исследовательская организация Атлантический совет (ACUS) совместно с журналом «Форин полиси» («Foreign Policy») провели экспертный опрос по натовской проблематике почти 60 специалистов по обе стороны Атлантики. Авторитетные эксперты были единодушны в том, что НАТО должно продолжить свое существование, а Соединенным Штатам имеет смысл поддерживать альянс на плаву. Более того, высказывалось мнение, что даже если бы Североатлантического союза не было, то его стоило бы создать. Однако участвовавшие в опросе не были едины в том, сможет ли НАТО адаптироваться к меняющейся геополитической и военной обстановке и кто и на каких условиях будет расплачиваться за будущие операции, проводимые альянсом.

На саммите в Чикаго как раз и планировалось найти ответы на эти вопросы. Более того, некоторые наблюдатели даже поспешили выразить надежду на то, что саммит 2012 года, который впервые за последние 10 лет проходил в США (причем не в столице, а в родном городе президента Б.Обамы) и на котором ожидалось присутствие рекордного количества делегатов из разных стран-партнеров, призван стать выдающимся или даже «прорывным» за всю историю НАТО, то есть привнести новые идеи в политику альянса, способные окончательно прояснить его будущее и закрепить его место в архитектуре региональной и глобальной безопасности.

В связи с этим американский политолог Я.Бжезинский на слушаниях в сенате США, состоявшихся накануне саммита, подчеркнул, что будет недостаточно, если в Чикаго пройдет лишь так называемый имплементационный саммит, который сфокусируется исключительно на проблемах операции Международных сил содействия безопасности (ISAF) в Афганистане и обзоре достигнутых странами — членами альянса результатов в плане реализации положений новой стратегической концепции, принятой в ноябре 2010 года. В современном геополитическом контексте, по его мнению, такая ограниченная повестка способна лишь усилить растущее ощущение неуместности и ненужности Североатлантического союза и дальнейший процесс трансатлантического размежевания.

При этом Я.Бжезинский достаточно четко охарактеризовал этот самый «контекст», который сложился накануне саммита НАТО в Чикаго и который, судя по всему, и будет предопределять процессы адаптации альянса к новым политическим реалиям. Американский политолог выделил следующие факторы:

— война в Афганистане, из которой ищут пути выхода как Соединенные Штаты, так и их европейские союзники;

— продолжающийся экономический кризис, который уже серьезно подорвал обороноспособность европейских стран;

— достигнутый успех НАТО в Ливии, который тем не менее в очередной раз поднял вопрос о слишком большой зависимости военного потенциала альянса от вклада США и продемонстрировал недостатки европейских оборонных возможностей;

— появление в январе 2012 года подготовленного Министерством обороны США нового документа «Поддержание глобального лидерства. Приоритеты для обороны XXI века» (называемого также в экспертном сообществе новой оборонной стратегией), в котором указывается на смещение приоритетов военной политики Вашингтона в Азию, и, соответственно, намечающееся дальнейшее сокращение американских войск, дислоцированных в Европе.

Обозначенные ведущим американским экспертом факторы заслуживают более детального рассмотрения, тем более что они не только определяли повестку дня чикагского саммита, но и, по всей видимости, будут оказывать значительное влияние на будущее альянса.

Основным из тревожащих европейцев симптомов, несомненно, является «сдвиг» политики Соединенных Штатов в сторону Азиатско-Тихоокеанского и Ближневосточного регионов, который тесно взаимосвязан с экономическими проблемами, наиболее остро стоящими сегодня перед европейскими союзниками США по НАТО. Поэтому не случайно, что смещение вектора американской оборонной политики достаточно серьезно обеспокоило европейское сообщество.

Несмотря на риторику натовских функционеров о том, что альянс является «консенсусной» организацией, объединяющей страны, имеющие равный голос, многие эксперты справедливо отмечают, что, «говоря о Североатлантическом союзе, не надо забывать, что на 90% НАТО — это все-таки не Брюссель, не Лиссабон, а Вашингтон (округ Колумбия)».

Американский исследователь П.Уоррен в своей работе «История альянсов и будущее НАТО» доказывает, что по мере своего развития Североатлантический союз превратился в «гибридный» многосторонний альянс, решающий задачи как в сфере обороны, так и в сфере безопасности, причем имеющий выраженный идеологический компонент. Именно этот фактор и позволил ему сохраниться, когда после окончания холодной войны он лишился своего основного военного противника — СССР. При этом автор отмечает, что с потерей врага оборонительные союзы, как правило, теряли смысл своего дальнейшего существования и распадались. Сохранение же НАТО во многом объясняется наличием сильного союзника в лице США, являющихся «силой притяжения» для союзников, своего рода ядром этой организации.

В годы холодной войны именно американские войска, развернутые на Европейском театре военных действий (ТВД), служили основой натовских объединенных сил. В самый пик холодной войны их численность доходила до 430 тыс. военнослужащих, а к ее концу американское военное присутствие на европейском континенте составляло порядка 250 тыс. человек. Следует отметить, что из 374 американских зарубежных военных баз, существовавших в тот период, 80% (224) располагались на территории Западной Германии. Это наглядно демонстрирует, какое тогда огромное значение военные стратеги США уделяли Европе.

Сейчас же, по оценкам экспертов, происходит геополитическая трансформация в мире, выражающаяся в том, что Европа перестает быть центром мировой политики, смысл которой на протяжении последних пяти столетий заключался в борьбе за господство на европейском континенте. Сегодня центр тяжести мировой политики сместился в Азиатско-Тихоокеанский регион. И это понятно. В настоящее время на АТР приходится уже более 60% мирового ВВП, свыше 40% мировой торговли и инвестиций, а также львиная доля военных расходов. Борьба за Европу уже не ведется.

В связи с этим сегодня западные эксперты всерьез обеспокоены вопросом: «Имеет ли НАТО значение для американской оборонной политики?». Несмотря на наличие разных точек зрения на этот вопрос, основная часть зарубежного экспертного сообщества все же склоняется к мнению, что отмечаемое повышенное внимание США к Азии не ставит под угрозу будущее Североатлантического союза. Американцы не отходят от решения проблем европейской безопасности, хотя и становится очевидно, что они не будут реагировать на любой кризис внутри или в ближайшем окружении Европы. Вместе с тем европейским членам НАТО теперь предстоит самим больше заботиться о защите своих интересов в сфере коллективной безопасности и быть готовыми к самостоятельному (то есть без привлечения американцев) применению силы.

Говоря о смене географии «внешнеполитических приоритетов» Вашингтона, следует подчеркнуть, что официальные лица и политологи по другую сторону Атлантики поспешили заверить своих европейских коллег в том, что Соединенные Штаты остаются «европейской державой» со всеми вытекающими из этого последствиями, то есть об «уходе» США из европейской политики говорить преждевременно.

В новой оборонной стратегии США всего в одном абзаце, но зато очень четко обозначено значение Европы и НАТО для Америки: «Соединенные Штаты имеют фундаментальные интересы в сохранении мира и процветания в Европе, а также укреплении мощи и жизнеспособности НАТО, имеющей решающее значение для безопасности Европы и за ее пределами». При этом в документе констатируется, что «большинство европейских стран являются “производителями”, а не “потребителями” безопасности». Правда, тогда не совсем понятно, почему же в таком случае этот вопрос до сих пор стоит на повестке дня и стал одним из основных на саммите в Чикаго. Возможно, что это не столько комплимент со стороны американцев их европейским союзникам, сколько намек на то, что в новых условиях США не хотят и не будут, как прежде, нести основную ношу в плане обеспечения европейской безопасности и, следовательно, другим натовским странам надо более активно участвовать в решении собственных проблем, связанных с коллективной обороной и безопасностью, тем более что необходимый потенциал для этого у них все же имеется. Другой вопрос, что в условиях экономического кризиса распределять ограниченные ресурсы надо оптимально.

В этом документе также содержатся возможные направления решения этой проблемы: «В условиях ограниченных ресурсов планируется развивать вместе с союзниками по НАТО подход “умная оборона” (Smart Defense), предусматривающий объединение, совместное использование и специализацию возможностей, необходимых для реагирования на вызовы XXI века». Кроме этого, в документе подчеркивается, что сотрудничество США с РФ остается важным, поэтому планируется продолжать строить более тесные отношения в областях, представляющих взаимный интерес, при этом содержится призыв стать «вкладчиком» по широкому кругу вопросов международной безопасности.

Однако последствия мирового финансового и экономического кризиса 2008 года, по всей видимости, будут еще продолжительное время оказывать серьезное негативное влияние на оборонные расходы европейских государств. Сегодня еще более обостряется ситуация с инвестициями в оборону еще и потому, что спад начался в то время, когда они уже были на низком уровне.

В конце холодной войны европейские члены НАТО тратили в среднем около 2,7% от ВВП на оборону. Затем под давлением общественности этих стран, стремящейся получить «дивиденды от мирного времени», их военные бюджеты резко сократились. Образовалась растущая диспропорция между военными расходами США и их европейских союзников, а также сокращение доли таких расходов от ВВП у европейцев (в среднем до 1,6% в 2011 году). Весьма усилившийся разрыв по уровню расходов на оборону у стран-союзниц связан с резким увеличением средств, выделяемых на военные нужды Соединенными Штатами (69% общих расходов).

В ближайшем будущем, вероятно, ситуация может еще больше ухудшиться в свете развивающегося экономического кризиса в Европе. Так, сегодня 11 европейских стран официально находятся в состоянии рецессии, уже второй раз за последние 4 года. Уменьшилось и число европейских стран — членов НАТО, отвечающих требованию о выделении на военные нужды не менее 2% от ВВП, сегодня их осталось только 3%. Решение же правительства Эстонии об увеличении расходов на оборону, при всем уважении к этой стране, вряд ли свидетельствует о переломе этой негативной тенденции и выправлении ситуации.

Авторитетный американский политолог, вице-президент Национального университета обороны (США) Г.Биннендийк выделяет три причины, по которым происходит сокращение европейскими странами инвестиций в собственную оборону.

Во-первых, большинство из них не видят сегодня для себя реальной масштабной военной угрозы, в результате чего у них отсутствует желание тратить слишком много средств на оборону. После окончания холодной войны европейская общественность обеспокоена больше экономическими проблемами, а не вопросами безопасности. Так, согласно опросам общественного мнения «Евробарометр», только около 1–2% европейцев выбрали проблемы обороны или внешней политики как приоритетные.

Во-вторых, финансовый кризис 2008 года, который еще не закончился, оказывает дополнительное давление на европейские правительства, вынуждая сокращать (или, по крайней мере, не повышать) расходы на оборону, особенно в свете последних протестных выступлений против мер жесткой экономии, которые, возможно, достигли своего политического предела.

Европейские страны НАТО уверены, что они могут рассчитывать на Соединенные Штаты в области стратегического сдерживания и обороны и оперативного реагирования на кризисы в таких ситуациях, как, например, в Ливии. С этой точки зрения они тратят достаточно рационально, чтобы оставаться надежными союзниками американцев, при этом концентрируясь на решении внутренних проблем.

Тем не менее, по оценкам американского Национального университета обороны, снижение уровня военных расходов в европейских странах привело к так называемым горизонтальным сокращениям. Это вылилось в уменьшение запасов топлива и боеприпасов, количества учений и других мероприятий по боевой подготовке, в увеличение сроков технического обслуживания и ремонта военной техники, а также откладывание программ по модернизации вооружения и военной техники (ВВТ). В связи с этим процесс реформирования ВС в большинстве стран НАТО был замедлен или приостановлен.

Еще более серьезные снижения военных расходов происходили в странах, правительства которых пошли на вертикальные сокращения, то есть на ликвидацию целых категорий военных возможностей, чтобы удержать государственные расходы на приемлемом уровне. Например, военно-политическое руководство Нидерландов решило полностью отказаться от бронетанковых сил, а не пытаться поддерживать их на низком уровне боеготовности и оснащения. Естественно, такие решения имеют долгосрочный характер, и однажды ликвидированные военные возможности потом очень сложно восстановить — в сущности, это фундаментальным образом меняет оборонную стратегию государства. Сегодня, помимо Нидерландов, все прибалтийские страны и Люксембург также отказались от бронетанковых войск. В результате эти страны полностью зависимы в этой сфере от союзников. И подобные тенденции нарастают. Так, в последнее время Дания ликвидировала свой подводный флот, а Великобритания планирует полностью отказаться от палубной авиации. По оценкам экспертов, без дополнительных инвестиций в оборону в течение ближайших 10 лет может резко уменьшиться количество союзников, которые будут способны поддерживать существующий сегодня спектр боевых возможностей и компетенций, то есть иметь в составе своих ВС боеготовые подразделения уровня бригады, военно-морские корабли и ударную авиацию.

Таким образом, к чикагскому саммиту в мае 2012 года НАТО уже имело в багаже серьезные проблемы, требующие незамедлительного решения.

По понятным причинам, одной из таких «горячих» тем стал Афганистан, вывод войск из которого бурно обсуждался на саммите. Однако, как кажется, по сравнению с решениями афганской проблемы не менее, а может быть, со стратегической точки зрения и более значимым событием в Чикаго стало принятие концептуальных документов «Обзор сдерживания и обороны» и «Оборонные потенциалы: навстречу силам НАТО 2020», в которых заложены новые подходы альянса к политике сдерживания и обороны, а также направления развития его военного потенциала на перспективу.

На первый взгляд особых сюрпризов здесь не произошло. В «Обзоре сдерживания и обороны» предельно четко заявлено о том, что «самая большая обязанность Североатлантического союза — защищать и оборонять территорию и население стран НАТО от нападений, как указано в ст. 5 Вашингтонского договора». Как подчеркивается в связи с этим в документе, цель натовских стран заключается в укреплении сдерживания как центрального элемента коллективной обороны альянса. Таким образом, задача коллективной обороны, являвшаяся приоритетной в годы холодной войны, до сих пор представляется НАТО наиболее актуальной.

Обратимся к уже упоминавшемуся экспертному опросу, проведенному Атлантическим советом. Среди задач, которые НАТО должно решать в будущем, большинство респондентов (75%) на первое место поставили именно коллективную оборону Европы. Следующими в списке идут военные операции вне традиционной зоны ответственности блока (37%), глобальные миротворческие операции (23%) и политическая координация (20%). Заметим, что около 8% экспертов сочли, что основной задачей для НАТО должно стать контролирование (или сдерживание) России.

Это отразилось на концептуальных документах «Обзор сдерживания и обороны» и «Оборонные потенциалы: навстречу силам НАТО-2020», в которых заложены новые подходы альянса к политике сдерживания и обороны, а также направления развития его военного потенциала на перспективу.

И хотя в «Обзоре», как и в новой Стратегической концепции 2010 года, было отмечено, что «Североатлантический союз не считает ни одну страну своим противником», здесь присутствует определенный элемент лукавства.

Во-первых, из документа следует, что альянс будет обеспечивать наличие целого комплекса сил и средств, необходимых для сдерживания и обороны перед лицом любой угрозы безопасности населения стран-членов, где бы она ни возникла. И поэтому никто не должен сомневаться в решимости альянса использовать имеющиеся у него силы и средства в случае возникновения угрозы. Но в условиях неопределенности современной военно-политической обстановки НАТО стремится к абсолютной безопасности и защите по всему возможному спектру потенциальных угроз. При этом сама неопределенность является источником или самой угрозой для Североатлантического союза.

В действительности это означает лишь переход НАТО от «жесткого», заблаговременного планирования к «адаптивному». Первый вариант используется при создании сценариев ведения войны, а второй — при необходимости выработать план ведения войны быстро, что может диктоваться неожиданным развитием ситуации. Заблаговременное планирование за счет предварительного определения возможных комбинаций «оружие/цель» создает основу для адаптивного. В кризисных ситуациях эти комбинации могут использоваться как готовые наработки.

При таком подходе любой фактор на международной арене, который не является надежным союзником или партнером США и НАТО и при этом обладает достаточно серьезным военным потенциалом, может (и должен) в принципе рассматриваться натовскими военными стратегами как потенциальный (или вероятный) противник.

Во-вторых, и это прямо следует из первого, на самом деле даже высшие руководители НАТО в качестве потенциальных противников, против которых, к примеру, в первую очередь будет направлена развертываемая система ПРО, называют более 30 стран, имеющих на вооружении баллистические ракеты. Причем на две страны из этого списка — Иран и Северную Корею — указывается вполне открыто.

В «Обзоре сдерживания и обороны» подчеркивается, что «до тех пор, пока существует ядерное оружие, НАТО останется ядерным союзом». При этом, несмотря на слова о том, что «обстоятельства, при которых может понадобиться рассмотреть вариант применения ядерного оружия, крайне маловероятны», констатируется, что «высшая гарантия безопасности стран — членов НАТО обеспечивается стратегическими ядерными силами Североатлантического союза, в первую очередь силами США, независимыми стратегическими ядерными силами Великобритании и Франции, которые имеют собственную сдерживающую роль, вносят вклад в общую функцию сдерживания и в обеспечение безопасности стран НАТО».

Таким образом, традиционная опора Североатлантического союза на ядерный потенциал сохраняется, что было характерно для стратегических концепций альянса на всем протяжении холодной войны. Один из признанных мировых специалистов в области контроля над ядерными вооружениями директор программы Федерации американских ученых Г.Кристенссен в связи с этим не без иронии сравнивает итоги прошедшего чикагского саммита с известным фильмом «День сурка». Главный герой этого фильма снова и снова просыпался в один и тот же день, так же, как отмечает ученый, и НАТО — снова и снова подтверждает свой ядерный статус. Иными словами, несмотря на призывы к «ядерному нулю», альянс в действительности не собирается сокращать опору на военную силу и свой ядерный арсенал.

Кроме того, интересно отметить следующее. Закрепляя за стратегическим ядерным оружием роль «высшей гарантии безопасности», не раскрывается по существу конкретная роль в сдерживании нестратегического или тактического ядерного оружия (ТЯО). При этом в «Обзоре» заявлено, что современное «построение ядерных сил (то есть как стратегических, так и тактических) соответствует критериям эффективного построения сдерживания и обороны».

Возникает справедливый вопрос: какую роль отводит военно-политическое руководство альянса тактическому ядерному оружию и если оно признается НАТО эффективным в современном построении ее сил сдерживания, то каковы реальные перспективы его дальнейшего развития или сокращения?

В вышедшем в мае 2012 года докладе Федерации американских ученых «Нестратегические ядерные вооружения» указывается на то, что в настоящее время «нестратегические ядерные вооружения, по большому счету, не являются ни предметом особой озабоченности, ни инструментом решения проблем европейских стран НАТО в сфере безопасности». По мнению автора доклада, это оружие — анахронизм холодной войны, который Соединенные Штаты сохраняют в Европе по двум причинам. Первая — это потому, что несколько восточноевропейских союзников по НАТО озабочены «угрозой» со стороны России, а вторая, возможно, основная, — заключается в желании американцев сохранить свое ТЯО в Европе в качестве предмета торга или разменной карты на случай возможных консультаций с Россией по вопросу сокращения ее превосходящего арсенала тактических ядерных вооружений. Россия со своей стороны сохраняет значительное количество подобного оружия как средство, способное частично компенсировать превосходство НАТО в обычных вооружениях. По мнению Г.Кристенсена, эти соображения на самом деле не подходят для ответа на вызовы безопасности, стоящие перед современной Европой.

По мнению американского эксперта, США следует признать, что в современном мире стратегические наступательные вооружения обеспечивают необходимое сдерживание. Поэтому целесообразно вывести американское ТЯО из Европы в одностороннем порядке, и именно этот шаг будет способствовать изменению позиций России в отношении ее тактического ядерного оружия и позволит начать консультации по его сокращению. И НАТО, и Россия могут и должны перестроить свое оборонное планирование таким образом, чтобы не представлять военную угрозу друг для друга. Именно это и приведет к уменьшению восприятия необходимости держать развернутые в Европе тактические ядерные вооружения.

Материальной основой нестратегического ядерного потенциала НАТО является тактическая авиация двойного назначения США и некоторых стран блока с американскими ядерными авиабомбами, размещенными на Европейском континенте. Существуют две категории хранилищ ядерных боеприпасов. К первой категории относятся базы ВВС США в Европе, арсенал которых предназначен для американской авиации, а ко второй — национальные базы так называемых принимающих стран (host nations), на которых хранится ядерное оружие для самолетов европейских союзников. Таким образом, непосредственно для авиации ВВС США в Европе выделяется около 100 АЯБ на авиабазах в Авиано и Инджирлике, а для самолетов союзников из Бельгии, Германии, Италии, Нидерландов и Турции — 50–100 авиабомб. При этом сами ядерные боеприпасы, находясь на авиабазах ВВС США и принимающих стран в Европе, формально остаются под «контролем» НАТО, но в мирное время находятся в распоряжении дивизионов по эксплуатации боеприпасов (MUNSS) ВВС США. Следует отметить, что это оружие хранится в подземных защитных укрытиях в непосредственной близости от предназначенных для его доставки самолетов. В случае войны ТЯО может быть передано под оперативное управление неядерным странам НАТО только по решению президента Соединенных Штатов. Но даже в мирное время ВВС США оснащают самолеты союзников специальными электронными и механическими интерфейсами, проводят обучение пилотов применению ЯБ.

Подобные учения по нанесению ядерных ударов, на которых отрабатываются приемы подвески АЯБ и их доставки к районам бомбометания, проводятся на регулярной основе. Как правило, в целях повышения оперативной совместимости они проходят на одной из авиабаз, где хранится ЯО, с привлечением самолетов двойного назначения с других авиабаз. Так, например, в учениях Steadfast Noon, прошедших в мае 2010 года на авиабазе Авиано, приняли участие самолеты ВВС Бельгии, Германии, Венгрии, Италии, Нидерландов, Турции и Соединенных Штатов. Следует отметить, что кроме истребителей-бомбардировщиков из авиакрыльев, в боевые задачи которых входит выполнение ядерной миссии, в учениях были также задействованы самолеты ПВО и военно-транспортной авиации. Привлечение неядерных стран НАТО, не участвующих напрямую в ядерных миссиях, к подобным тренировкам является обычной практикой в рамках программы SNOWCAT (обеспечение применения ЯО с помощью обычной тактики действий авиации). Так, в одних из последних учений Steadfast Noon, состоявшихся в сентябре 2011 года на авиабазе Волкел, принимали участие самолеты бельгийских, немецких, итальянских, голландских, турецких и американских ВВС. Как обычно, большинство составляли самолеты двойного назначения, поддержку которым оказывали самолеты военно-транспортной авиации Италии и Турции и один самолет системы AWACS НАТО.

Необходимо отметить, что в ближайшее десятилетие планируется провести значительную модернизацию ТЯО и средств его доставки. Американские ядерные бомбы B61-3 и B61-4, которые в настоящее время развернуты в Европе, будут возвращены на территорию Соединенных Штатов, а затем заменены новой модификацией АЯБ B61-12. Это является частью так называемой программы продления жизненного цикла авиабомбы B61, которая предполагает отказ от четырех существующих модификаций (B61-3, B61-4, B61-7 и B61-10) в пользу одной перспективной — B61-12. Демонтаж существующих авиабомб должен начаться в 2016 году, а первые B61-12 планируется поставить на вооружение в 2019 году.

Несмотря на тот факт, что американцы предпочитают говорить не о модернизации ядерной бомбы B61, а о «продлении срока ее службы», наблюдатели сходятся во мнении, что запланированные работы приведут к значительному усовершенствованию тактико-технических характеристик В61-12, что следует трактовать именно как модернизацию этого вида оружия. Новая АЯБ будет иметь наибольшую мощность ядерного заряда 50 кт, так же, как и В61-4. Но в силу того, что к В61-12 предъявляются оперативные требования, схожие со стратегической АЯБ В61-7, обладающей наибольшей мощностью ядерного заряда в 360 кт, перспективную авиабомбу планируется оснащать новым хвостовым «оперением», которое серьезно повысит ее точность. Таким образом, обладая повышенной точностью, В61-12 сможет решать задачи по поражению высокозащищенных целей, которые сегодня способна выполнить лишь авиабомба большой мощности (порядка 360 кт).

Эксперты отмечают, что работы по усовершенствованию тактической ядерной авиабомбы НАТО ведутся прежде всего исходя из американских интересов. В частности, как сообщается, Верховная штаб-квартира ОВС НАТО в Европе (SHAPE) в течение шести месяцев после начала исследовательских работ по проекту В61-12 не смогла выработать собственные требования к техническим характеристикам этой авиабомбы. В начале 2010 года Европейское командование ВС США вместе с Министерством обороны предприняло масштабные усилия по урегулированию спорных вопросов относительно этого проекта с союзниками, пока наконец в апреле 2010 года не были достигнуты договоренности по основным характеристикам бомбы, в том числе по ее мощности, точности и способам подрыва боезаряда (воздушному и наземному).

Кроме того, под давлением США в НАТО было принято решение о возможности доставки В61-12 как существующими средствами (самолетами), так и перспективными, включая F-35. При этом, по заявлениям официальных представителей Министерства обороны США, получение одобрения со стороны союзников по НАТО было значительным достижением, потому что если бы в европейском сообществе не согласились придать новой авиабомбе возможности управляемого оружия, весь план консолидации имеющихся модификаций АЯБ не имел бы смысла.

В докладе группы исследователей Европейской сети лидерства за многостороннее ядерное разоружение и нераспространение ядерного оружия (ELN) сделан вывод о том, что планы НАТО по модернизации тактического ядерного арсенала в Западной Европе фактически свидетельствуют о намерениях альянса заменить имеющиеся в Европе арсеналы атомных бомб свободного падения высокоточными управляемыми ядерными боеприпасами, которые будут доставляться перспективными американскими самолетами F-35, построенными по стелс-технологии, то есть обладающими пониженной заметностью. По мнению экспертов, такая модернизация расширит возможности поражения целей на территории России, что в свою очередь осложнит НАТО поиск компромисса с РФ по вопросу развертывания системы ПРО в Европе.

На саммите в Чикаго главы государств и правительств Североатлантического союза объявили о достижении так называемого промежуточного потенциала противоракетной обороны НАТО, которая, как было подчеркнуто на саммите, «рассчитана на решение задач по перехвату одиночных тактических ракет, не направлена против России и не способна подорвать российские средства стратегического сдерживания». Создание этой системы будет осуществляться в четыре этапа и завершится в 2020 году. Сделанное на саммите заявление о «промежуточном потенциале ПРО» ознаменовало завершение первого этапа этого плана. В соответствии с ним в Средиземном море заступил на боевое дежурство крейсер «Монтеррей», оснащенный системой ПРО «Иджис», который будет передан под контроль командования ПРО НАТО в Германии. Как было заявлено в Чикаго, Североатлантический союз продолжит выполнение обязательств по наращиванию необходимого потенциала в этой сфере, следуя приоритетам, заложенным в Лиссабонском пакете документов. Считается, что это позволит Североатлантическому союзу создать по-настоящему оперативно совместимый потенциал ПРО, основанный на сети управления активной эшелонированной ПРО ТВД, которая станет его стержнем.

В «Обзоре сдерживания и обороны» подчеркивается, что «потенциал противоракетной обороны НАТО станет важным дополнением для сил и средств сдерживания и обороны Североатлантического союза. Он укрепит нашу приверженность коллективной обороне от угроз XXI века... Противоракетная оборона станет неотъемлемой частью общего построения обороны Североатлантического союза, еще больше укрепит трансатлантическую связь и будет способствовать неделимой безопасности Североатлантического союза». Наряду с эффективными ядерными и обычными силами противоракетный потенциал обозначит решимость альянса сдерживать и вести оборону от любых угроз безопасности населению стран — членов НАТО, возникающих за пределами Евро-Атлантического региона.

Следует также обратить внимание на принятые на чикагском саммите НАТО направления повышения потенциала его сил общего назначения (СОН), которым также отводится важная роль в сдерживании и обороне альянса. В частности, в рамках принятой на саммите концепции «умная оборона» планируется значительно повысить уровень военно-технической специализации стран — членов НАТО и развития многостороннего характера их взаимодействия.

В основу концепции заложен принцип «больше безопасности меньшими средствами». По мнению руководства альянса, углубление военной и военно-технической интеграции позволит более рационально использовать имеющиеся в распоряжении организации финансовые ресурсы и обеспечить высокую конкурентоспособность европейских стран НАТО на мировом рынке вооружений. Кроме того, реализация этой концепции призвана способствовать более активному участию «малых» государств — членов блока в военно-технической кооперации Североатлантического союза, а также расширению задействования в его интересах научного и промышленного потенциалов стран-партнеров.

В качестве приоритетных областей совершенствования военного потенциала блока рассматриваются: создание новых автоматизированных систем управления, информационного обеспечения, связи и разведки; наращивание коалиционных возможностей по осуществлению воздушных и морских перевозок; повышение защищенности военной техники и личного состава от самодельных взрывных устройств; совершенствование системы тылового обеспечения войск (сил); создание европейской системы противоракетной обороны; обеспечение кибербезопасности.

В Чикаго в рамках практической реализации вышеназванной концепции были согласованы конкретные шаги по созданию принципиально новой системы наблюдения за поверхностью земли AGS (Alliance Ground Surveillance), предполагающей, в свою очередь, развитие натовского потенциала в области беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) большой дальности, которые отдельные страны-члены не могли бы приобрести самостоятельно.

Очевидно, что происходит серьезная трансформация сил общего назначения альянса, нацеленная на повышение их способности вести современные высокотехнологичные войны с широким применением высокоточного оружия.

Таким образом, руководство НАТО при помощи «умной обороны» пытается решить проблему рационального распределения основных ресурсов государств в системе гражданско-военных отношений. Критерием такой рациональности является доказуемость того, что ресурсы, вкладываемые в обеспечение военной безопасности, дают возможность в относительном выражении гарантировать более высокий уровень достижения национальных интересов союзников по сравнению с тем, как если бы эти же ресурсы были направлены на другие цели (например, повышение конкурентоспособности национальной промышленности; борьба с бедностью и организованной преступностью; преодоление кризиса национального образования и медицины; снижение международных миграционных потоков; охрана окружающей среды и т.п.).

Однако возникает много вопросов, связанных с «умной обороной». НАТО еще предстоит найти решение ряда сложных проблем, которые могут возникнуть в результате ее реализации. Скажем, что делать в ситуации, если только одна страна выразит желание использовать общее с другой страной оборудование, ВВТ или иной потенциал? Как это было, например, в ливийской кампании, когда Германия и Турция отказались участвовать в бомбардировках — и поэтому именно Соединенным Штатам пришлось обеспечивать дозаправку в воздухе европейских самолетов. Без разрешения основных недостатков в «умной обороне» НАТО рискует стать способным выполнять миссии только при наличии непоколебимого, единодушного согласия и участия каждого из 28 государств-членов, что сегодня представляется маловероятным. Напрашивается вопрос: как будет работать принцип консенсуса при создании оперативной военной группировки?

Возникает и вопрос о том, насколько натовские инициативы соответствуют национальным интересам стран-членов? Можно представить, что отдельные натовские страны будут вкладывать каждая свой «кирпичик» в построение общей системы обороны альянса. Но как сложить эти «кирпичики» вместе на практике? В теории, безусловно, все выглядит очень красиво и креативно. С точки зрения экономии средств и оптимизации расходов на оборону вопросов не возникает. Однако они появляются с точки зрения боевого применения новой военной структуры НАТО, созданной по этому принципу. Так, если в ходе конкретной операции отдельная страна — участница миссии вносит в общий набор сил и средств не боеготовый элемент (например, общевойсковую бригаду), а предоставляет отдельные услуги (например, разведывательное или военно-медицинское обеспечение и т.п.), то это означает, что кто-то должен осуществлять общее руководство за построением сил задолго до проведения операции, с тем чтобы те элементы, которые действительно необходимы для выполнения конкретной боевой задачи, были в наличии и при этом не было бы их избыточности. Таким образом, под единый жесткий контроль необходимо поставить весь процесс долгосрочного военного планирования, который сегодня является прерогативой национальных правительств и военного руководства.

По сути, это означает превращение со временем ОВС НАТО в некую наднациональную военную структуру, чего не было в период холодной войны. При этом возникает множество вопросов. Как данная структура будет строить свои отношения с внешним миром? Каким будет применение этой наднациональной армии? Кто будет ею управлять в действительности? Что будет с национальными армиями? Существует вероятность того, что эта структура неизбежно начнет выполнять часть функций государства в сфере обороны и безопасности. Причем, по всей видимости, нельзя исключать того, что она будет стремиться к их расширению.

 

* * *

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что на саммите в Чикаго была принята новая концепция формирования сил сдерживания и обороны НАТО, которая включает три структурных элемента: систему ПРО, ядерные и обычные силы. Таким образом, развивая «связку» ЯО–ПРО–СОН, США и Североатлантический союз стремятся достичь таких военных возможностей, которые бы позволяли им нанести урон любому противнику, оставаясь при этом защищенными.

Такая политика США и НАТО неизбежно ведет к деформации «классического» силового сдерживания. При этом Соединенные Штаты переходят на новый качественный уровень сдерживания, который выходит за рамки национальной территории, открывая им широкие возможности по проецированию силы в глобальном масштабе.

Следует отметить, что последнее время в западных экспертных кругах доминирует подход к расширенному толкованию сдерживания, предусматривающий несколько вариантов его осуществления.

Стратегия устрашения (deterrence, containment) основывается на угрозе нанесения такого ущерба потенциальному агрессору, который делает для него развязывание войны бессмысленным. Она оказывается наиболее эффективной по отношению к равным или более сильным противникам. Устрашение вероятного противника базируется на неотвратимости, неизбежности нанесения ему неприемлемого ущерба при любом варианте его действий, даже при внезапном «обезоруживающем» или «обезглавливающем» ударе.

Стратегия недопущения (prevention) подразумевает проведение политики, направленной на снижение конфликтного потенциала с противоборствующей стороной, а также лишение потенциального противника возможности создавать, разворачивать или успешно использовать любые виды оружия и техники. Данный вид сдерживания является наиболее гибким, поскольку подразумевает возможность использования самого широкого спектра инструментов: от политических и военно-политических до дипломатических и экономических, причем и в качестве «кнута», и в качестве «пряника».

Кроме того, эта стратегия подразумевает максимально широкое использование несиловых инструментов, включая неправительственные и международные организации, формирование коалиций для блокирования нелегального распространения вооружений и материалов, а также работу на двусторонней основе с объектами сдерживания.

Стратегия упреждения (preemption) базируется на упреждающем силовом воздействии при наличии данных о возможном усилении противника, его переходе к агрессивной политике, вероятности смены политического режима на нежелательный и т.п. Такой вид сдерживания является наиболее спорным с международно-правовой точки зрения и одновременно наиболее эффективным по отношению к негосударственным противникам и малым странам с недружественными и нестабильными режимами. Вместе с тем успех этой стратегии в максимальной степени зависит от адекватности и полноты разведывательной информации о потенциальном противнике.

Очевидно, что новая политика сдерживания и обороны предусматривает осуществление всех вышеперечисленных стратегий в зависимости от конкретной ситуации. При этом нельзя исключить того, что в рамках новой натовской концепции сдерживания США в большей степени, чем другие участники альянса, пытаются найти новые силы и военно-технические средства адекватного ответа на новые (потенциальные) вызовы национальной безопасности стран альянса.

Также нельзя исключать того, что создание новых военно-технических средств, в первую очередь в области противоракетной обороны и высокоточного оружия, возможно, призвано обеспечить дальнейшее функционирование и развитие ВПК Запада. Кроме того, многие специалисты указывают на эффект спинофф[1], который американцам достаточно успешно удавалось использовать для поддержки национальной экономики.

Как представляется, такой подход США и НАТО к сдерживанию может также преследовать цель спровоцировать Российскую Федерацию на ответные действия, чреватые вовлечением ее в новый виток (как это произошло с программой «звездных войн») гонки вооружений и отвлечением ограниченных ресурсов нашей страны от решения стоящих перед ней более насущных задач в сфере развития экономики.

 



[1] То есть использование в гражданской экономике научно-технических достижений, полученных в ходе осуществления военных НИОКР и производств.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0