Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Плачет девочка...

Андрей Вениаминович Минеев — прозаик. Родился в 1976 году в г. Тольятти. Окон-чил Тольяттинский политехнический институт и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Автор книги рассказов и повестей «Очаровательный молодой человек». В 2007 году цикл рассказов «Темный лес» вошел в шорт-лист премии Астафьевского фонда. Член Союза российских писателей.

 

ПЛАЧЕТ ДЕВОЧКА...

РАССКАЗ
 
 
Отряхнув с шубы снег, бабушка вошла в квартиру. Навстречу ей со слеза-ми побежала внучка. Они обнялись и поцеловались, бабушка взяла ее на руки. Сашенька уткнулась в ее плечо.
— Солнышко мое! А ты почему плачешь?
— Они меня обижают.
— Кто?
— Все!
— Ах, они такие! Как они посмели моего зайчика обижать?
— Они издеваются надо мной!
Бабушка не в силах сдержать улыбку. Поэтому она скорее крепче прижи-мает ее, целует и гладит по голове.
— Я их не люблю! — резко кричит Сашенька.
Поставив внучку на пол, бабушка подтянула ей колготки и стала разде-ваться. Взяв у нее шубу, дочь объясняет:
— Как обычно. Ее в садике вчера какая-то добрая душа накормила шоко-ладом. Я за ней пришла, она аж вся в пятнах. С воспитательницей разруга-лась, говорю: «Вы что не смотрите?» А сейчас она конфеты увидела...
Присев на край дивана, Сашенька ссутулилась и горестно опустила голо-ву. Повернувшись к ней, мама строго сказала:
— Что? Нажаловалась бабушке? Все тебя обижают? Вот теперь ты у меня точно ничего не получишь.
Заревев сильнее прежнего, Сашенька падает под новогоднюю елку. На ветках закачались игрушки. Закрыв руками лицо, она вздрагивает всем телом. Бабушка возмущенно с упреком кидается на дочь:
— Галя! Вот что ты делаешь? Зачем, действительно, издеваешься над дев-чонкой?
— Мама, не обращай внимания. Она знает, что ты ее сейчас жалеть нач-нешь. Не подходи к ней. Она сама быстрее успокоится.
Постелив скатерть, они начинают накрывать на стол. Услышав звон посу-ды, Сашенька повернула голову. Шмыгая носом, вытирает слезы. Бежит на кухню, просит помочь. Ей дают отнести тарелки.
— Галя, ты что меня позоришь? — повесив полотенце, спрашивает ба-бушка.
— Чего опять? — вздыхает Галя, закрывая духовку.
— Почему у тебя чашки такие грязные? Трудно почистить?
— Где грязные? Они нормальные.
— Чай попили, сразу взяла и почистила. Порошка жалко, что ли? Самой разве приятно? Пить не из чего. У тебя унитаз чище.
— Пей из унитаза, мама!
Стоявшая рядом еще красная от слез Сашенька громко захохотала. Она бежит в зал и сообщает всем:
— Мама сказала, чтобы бабуля из унитаза пила! — Схватившись за живот, согнулась, потом хлопнула себя по коленкам и покачала головой, тряся рас-трепанными волосами. — Ой, не могу!
Спустя час, когда собрались все гости, нарядная Сашенька сидит за празд-ничным столом. Аккуратно причесанная, с большим бантом, в пышном розо-вом платье. Она улыбается и ест торт. Слушает, как мама рассказывает:
— Я когда беременная была, меня кот ревновал. Он ведь чувствует тоже. Сидишь, телевизор смотришь, он вдруг как вцепится в ногу больно когтями и урчит. До этого вообще не царапался никогда.
Испачканное кремом лицо Сашеньки изумленно вытянулось. Она медлен-но повернулась и посмотрела на ничего не подозревающего, свернувшегося в кресле, безмятежно спящего белого кота. Детские глаза мстительно прищури-лись: «Ах, вот ты какой, оказывается! Ладно, Фоксик. Поспи пока...»
Потом ее просят гости, и она охотно читает стихи, поет и танцует, вызывая у всех восторг и умиление. Музыка кончилась, и она дует и машет себе на ли-цо. Подбежав к столу, двумя руками берет бокал с лимонадом и пьет больши-ми глотками...
Уложив Сашеньку спать, мама вернулась к гостям.
— Уснула?
— Не знаю. Ворочаться вроде перестала.
Убрав пустые тарелки, Галя присела за стол. Продолжается прежний раз-говор:
— Уснула, ее закопали. А муж один не верил. Ночью пошел, выкопал ее, а она и точно живая.
— Хорошо еще, что муж такой попался.
Захмелевший муж обнял, нежно поцеловал Галю, улыбаясь, прошептал:
— Не бойся. Ты когда уснешь, я тебя тоже выкопаю.
— Ой, Савушкин! — поморщилась она. — Дождешься от тебя.
— При Брежневе уснула, сейчас вот только проснулась.
— Я все равно не понимаю. Как это столько лет? Не ест, не пьет...
— Врут, конечно! — засмеялась Галя, махнув рукой. — Ночью встала втихаря. Пожрала, пока никто не видит, и опять легла.
В спальне притворщица Сашенька встала тихонько. Никто не видит. От-кинув одеяло, с хитрой улыбкой осторожно слезла с кровати и на цыпочках пошла к закрытой двери зала.
— А я вчера передачу смотрела про конец света. Никто не смотрел? Скоро должен случиться.
— Это хорошо, что хоть все сразу погибнут. Хотя бы никому не обидно будет.
— А я не верю. Его ведь сколько раз предсказывали. Ничего ведь? Живем.
— Галочка, положи мне, пожалуйста, рыбки.
— А конец света уже был два или три раза.
— Все равно все умрем. Какая разница? 
— С концом или без конца?
— У нас в деревне один мужик говорил: «Все погибнут. Останусь только я и моя семья. И мы будем основателями нового рода людей...» Но он такой весь из себя правильный был. Не пил, не курил. А потом мы как-то приезжаем, я спрашиваю: «А где этот... основатель будущий?» А он полгода как помер.
— Я когда маленькая была... Вернее, не то что совсем маленькая, мне семна-дцать лет было. И я где-то услышала, что вот тоже конец света предсказали. Мне так обидно было. Что я так мало проживу, что молодая умру...
Галя вдруг выпрямилась и тревожно нахмурилась:
— Сашенька плачет?
Все замолчали и на самом деле услышали тихий детский плач. Бабушка отодвинула тарелку и утерла салфеткой губы.
— Мама, сиди. Савушкин сходит... — сказала Галя и толкнула мужа в бок локтем.
Покачав головой, бабушка поспешила в спальню. Сашенька лежала, ут-кнувшись в подушку, и горько плакала.
— Сашенька, что с тобой? Кто тебя обидел?
— Все вы!
— Как? — недоумевает бабушка.
Бедная, несчастная Сашенька долго не может говорить. Наконец объясня-ет:
— Я все слышала! Вы все умрете, а я одна останусь!
Растерявшись, бабушка не сразу находит, что ответить.
— Сашенька! Нет. Это мы пошутили.
— Я не буду одна оставаться!
— Что ты! Разве мы тебя одну оставим?
Галя осторожно заглядывает в комнату, бабушка машет ей рукой. Вдруг подняв голову, всхлипывая, Сашенька пронзительно смотрит на нее:
— Бабуля, а вы правда никто никогда не умрете?
— Правда, мой хороший.
Чувствуя, что у нее ком стоит в горле, бабушка крепко обнимает голое пухленькое вздрагивающее тельце в трусиках и с крестиком на груди. Всхли-пывая, взволнованная Сашенька признается:
— Бабуля, знаешь, я тебя очень, очень люблю. И маму люблю. И папу то-же.
— Хорошо, зайчик, спи.
Успокоившись, Сашенька послушно ложится и закрывает глаза. Бабушка укрывает ее одеялом.
И потом еще очень долго она будет сидеть возле давно уснувшей внучки. Вздыхая, утирать текущие по щекам слезы.
 
* * *
Во дворе на детской площадке сидят на качелях школьницы. Возле забора лежат брошенные портфели и сумки. Все их мысли и разговоры только о том, что скоро наступят лето и каникулы.
— Ладно, девочки. Давайте уроки делать.
Они слезли с качелей. Поудобнее устроились на лавках и теннисных сто-лах, достали тетради и учебники. Установилась полная тишина. Лишь лопают-ся надуваемые пузыри жвачек. Склонив головы, все молча пишут.
— Кому геометрию? — Захлопнув учебник, Саша бросила тетрадь на лав-ку. — Люди, дайте мне английский списать.
Они меняются тетрадями. Иногда раздраженно толкаются и громко вос-клицают:
— Иди ты в задницу, малолетняя девочка!
— Слышь, ты, ребенок!
Бросив свою тетрадь, Саша не заметила, как выпала заложенная в нее за-писка. Это заметила ее самая близкая подружка, наклонилась и подняла. Она развернула, но не успела прочитать. Повернувшись, Саша увидела и сразу рез-ко вырвала ее.
— Ты что, больная?! — вытаращилась девочка.
Поджав губы, Саша молча разгладила на колене смятую записку и убрала в карман.
— От Эдика?
— Нужен мне ваш Эдик! — хмыкнула Саша.
— А от кого?
— Ты его все равно не знаешь, Наташа.
— Ладно, ты задолбала. С нашей школы?
Саша молчала, скрывая свой секрет. Но все-таки не удержалась от иску-шения поразить их. Она сказала подружке так тихо, чтобы все услышали:
— Ему знаешь сколько лет?
— Сколько?
— Шестнадцать!
Все были поражены и молчали. Такой взрослый человек ей записки пи-шет! Саша встала, собрала тетради в портфель:
— Ладно, девочки. Мне идти нужно... — И она ушла, провожаемая зави-стливыми взглядами...
Открыв дверь, Саша хмуро посмотрела на сложенные одеяла, мешки, ко-робки, рулоны, ведра — не перечислить всех вещей, которые надо отвезти на дачу с наступлением сезона. Стоя перед зеркалом, мать красила губы.
— Эй, ты чего там чихаешь? Заразить меня хочешь? — смеялась она в трубку телефона. — Я чем занимаюсь? Моську крашу. На дачу собрались. По-лезу в погреб за картошкой... А кто, если не я? Разве Савушкин со своим пузом туда залезет?.. Как зачем крашусь? Мало ли кто меня там увидит? Может, у меня там кто-нибудь поселился в погребе? Какой-нибудь бич симпатичный...
Скинув тапки, Галина надела туфли. Зажав трубку рукой, строго приказа-ла:
— Быстрее переодевайся. Тебя только ждем.
Встав в угол, Саша отвернулась и опустила голову:
— Я не поеду.
— Бегом, я сказала!
...На даче в большой комнате собрали ковер и откинули крышку. Из по-греба дохнуло холодом. Подобрав подол шерстяной юбки, Галина осторожно спустилась по лестнице. Толстый усатый Савушкин наклоняется и принимает у нее очередное ведро, ссыпает в мешок и отдает обратно. Когда собрали всю картошку, он сказал:
— Вино давай поднимем.
В пыльной бутыли темнело домашнее вино. Всплеснув руками, бабушка ахнула:
— Эту вон, двадцать литров которая? Ты что! Разве она поднимет?
Хмурясь, он буркнул:
— В прошлом году поднимала.
Потом долго, кряхтя и ругаясь, они вытаскивали бутыль. Галина снова по-клялась мужу, что это был последний раз. Морщась, терла поясницу. Не обра-щая на нее внимания, он посмотрел на осадок, с трудом вынул пробку и спро-сил:
— Марля где у тебя?
— Ой, отвали от меня!
Капризно надувшись, Саша сидела на веранде. Она задумчиво смотрела на распаханные поля, на кружащихся над ними птиц. В своих мыслях она была далеко. Вытирая тряпкой руки, озабоченно качая головой, из дома вышла мать, на которую разом свалилось множество дел и забот. Увидела праздную Сашу и резко накинулась на нее:
— Ты чего тут расселась? Иди бабушке помоги! Куртку новую сними, а то сейчас всю уделаешь.
Саша молча встала, сняла и бросила на стул куртку. Потом с унылым ви-дом побрела по лужам на огород.
— У нас бинт есть? — спросил Савушкин
Галина перестала разбирать вещи, выпрямилась и утерла потный лоб.
— Зачем тебе? — тревожно спросила она. — Порезался?
— Сцедить надо как-то.
— Ой, да пошел ты! — плюнула она и отвернулась. — У меня дел больше нет.
Позже она увидела брошенную куртку, тихо выругалась. Подняла, встрях-нула и повесила на гвоздь. Из кармана выпала записка. Прочитав, Галина по-терла запястьем нос и посмотрела в огород. Прислонившись к забору, Саша грустно беседовала с соседским мальчишкой...
Стоя под ветвями яблони, бабушка гладила любимую кошку и, улыбаясь, рассказывала своей знакомой:
— А что ей дома делать? У нее здесь друзья, подруги. Она тут со всеми познакомилась. Я в прошлый раз, когда одна приезжала, подхожу, а их тут целая компания собралась. Но она только меня издалека увидела, как зашипит на них, и они все сразу разбежались. Это она мне показать, что она тут никого не водит, пока меня нет. Но я ей ничего не стала говорить.
Сидящая у нее на руках кошка жмурится и довольно урчит.
— Ей тут понравится. Она возвращаться не захочет.
— А как сама решит. Она теперь взрослая. Если захочет отдельно жить, я ее дома удерживать не буду.
В этот момент с веранды долетел резкий крик:
— Ты думаешь, что ты уже взрослая? Обрадовалась? Ты у меня дома бу-дешь сидеть безвылазно! Все лето из дома ни ногой!
— А что ты по моим карманам шаришь?! — тонким голосом отчаянно воскликнула Саша.
— Здесь твоего ничего нет!
Вырвав из рук матери записку, Саша выскочила в калитку. Побежала по узкой улице дачного поселка и скрылась в веселом цветущем весеннем лесу.
Шелестели листья, слышны были далекие музыка и смех. Сидя на пне, Саша горько плакала. Услышав хруст, она повернулась. Подошел мальчик, с которым она разговаривала у забора. Он все слышал про записку. Ненадолго задержав на нем взгляд, Саша снова закрыла мокрое, красное лицо ладонями. Он сел рядом и спустя некоторое время участливо спросил:
— Вы дружите?
— Как ты сказал? — Саша подняла голову. — Дружите? Сто лет этого слова не слышала. Так мило...
Шумел лес. Шмыгнув носом, она сказала:
— Я люблю его.
 
 
* * *
Ранним летним утром она сидит у окна и смотрит на безлюдную набереж-ную. Над речным вокзалом развеваются разноцветные флаги. Дует сильный ветер, и солнце часто скрывается за облаками. Зеленые горы, меловые скалы. По широкой реке медленно плывет длинная черная баржа.
Проснувшись, он потянулся и слегка ущипнул ее. Потом тоже посмотрел в окно и насмешливо сказал:
— Вот на чем мы поплывем.
Не поворачиваясь, Саша подала ему крем и спустила с плеч халат:
— На, помажь мне.
Он сел на диване, потер глаза. На двери шкафа висело пышное белое сва-дебное платье.
— Доигралась? — укоризненно сказал он. — Я тебя предупреждал.
— Это у меня не от загара... — морщится Саша. — Это у меня на нервной почве.
— Да? Почему у меня ничего не выскочило?
— Значит, у тебя нервы железные.
Он стал осторожно мазать кремом ее обожженную спину.
— Ты давно встала?
— Принеси мне таблетки. Они в сумочке моей лежат в зале. Жду, когда ты проснешься.
— Пошла и взяла... — сказал он с недоумением. — Чего ты стесняешься?
— Там твой папик в одних трусах гоняет.
— Привыкай. Он и дальше будет. Когда к матери подруги приходят, он даже им говорит: «Я у себя дома. Как хочу, так и хожу. А кому не нравится...»
Он принес ей таблетки и стакан воды. Неожиданно увидел на столе их мелко порванные свадебные фотографии, которые им только вчера принесли, он их еще даже не видел.
— А это что такое?!
— Это плохие. Я там плохо получилась.
— И что?! Зато остальные хорошо получились!
— Вот тебе мало разве? — Она бросила ему толстую пачку. — Тебе лишь бы повыступать.
Она стала перебирать свои юбки и блузки, выбрала черные. Отойдя от зеркала, пнула чемодан:
— Ты проверил, ничего не забыли? Потом просто времени не будет.
Речная вода уже цвела. В душных и чистых каютах были открыты двери и иллюминаторы. Загорелый матрос сидел на перилах на верхней палубе и смот-рел на желтые пески пляжа...
В квартире стоит необычная тишина. Все стараются ходить тихо и разго-варивают шепотом. Сели на кухне, закрыли дверь и стали делиться впечатле-ниями от прошедшей накануне свадьбы:
— Продукты все были наши, они только готовили. Нам надо было за по-варами следить. Мы покупали больших курей, а они нам цыплят подали.
— Ужарились.
— Ага, я им так и сказала.
— Разве куры были? — войдя с балкона, удивился он.
— Вот видишь? Этому хорьку даже не досталось.
— Я просто не помню.
На кухне и на балконе в горшках очень много цветов. По натянутой про-волоке вьется виноград. Даже в солнечный день здесь темно. Галина Никола-евна долго дожидалась, когда они останутся наедине. Теперь выключила плиту и села за стол. Придвинувшись ближе, тихо спросила:
— Ты мне из своих денег выделишь, я надеюсь? Чего ты рожу скривила? Саша, имейте совесть!
— Мама, мы ведь договаривались. Эти деньги нам в путешествие.
— Нет, ты тоже интересная такая! Поминки надо делать? Я сижу без ко-пейки. Свалили на меня и свадьбу, и похороны...
— А мы что, без денег поедем? — возмутилась Саша. — Займи у кого-нибудь.
— У кого? Я и так у всех назанимала на вашу свадьбу. Вот оно вам надо было — такую свадьбу делать? Столько денег потратили. Зачем так много на-роду позвали? Отметили бы в узком кругу, а на эти деньги сами жили бы.
— Мама, это один раз в жизни бывает!
Насупившись, Галина Николаевна молча высыпала в термос горсть сухих черных твердых ягод и залила кипятком.
— Это что? — тихо спросила Саша.
— Шиповник завариваю себе от давления. Дождетесь, скоро сдохну то-же... — сердито ответила она. — Друзья эти все ваши. На фиг бы они нужны? Много они вам денег положили? А сожрали и выпили сколько?
— Мама, ты себя вспомни. Когда ты замуж выходила, разве тебе не хоте-лось...
— Когда я замуж выходила, у нас ни белья, ни посуды — вообще ничего не было. Мы в общаге жили. Ложки и тарелки в столовой воровали. Нам никто не помогал!
— А ты хочешь, чтобы и у нас так было?
— Я хочу сказать, что у нас никаких свадебных путешествий не было?— и ничего, живем до сих пор.
Она обиженно махнула рукой и поднялась со стула, поправила платок на голове:
— Ой, делай как знаешь. Мне от тебя ничего не надо. Это моя мама. Я пойду унижаться. Но похороню сама, как положено. А ты запомни себе: как ты родной бабушке на похороны денег пожалела, потому что тебе в путешествие надо было ехать...
На составленных табуретах стоит гроб, украшенный цветами. Фотографии висят на стенах, составлены хрустальная посуда и книги. Запах ладана. Сухая, сморщенная старушка перестала напевной скороговоркой читать молитвы и присела передохнуть. Душно, приоткрыто окно, и шевелится белая занавеска. В тишине слышно, как потрескивает свеча и доносятся детские крики с улицы. Неподвижно сидевшая под гробом кошка начала умываться.
Сидя у гроба, Саша склонила голову мужу на плечо, приложила платок к лицу. Он обнял ее и погладил по спине. Неожиданно вспомнилась та далекая ночь из детства...
Она отогнала рукой залетевшую осу и накрыла полотенцем пироги. Он вошел на кухню и прикрыл дверь.
— Галина Николаевна, а сколько денег надо?
Она повернулась, посмотрела на него и вздохнула.
— Нисколько не надо. Найду я деньги сама. Езжайте, действительно. Лишь бы у вас все было хорошо.
 
 
* * *
Ранним темным осенним утром к заводским воротам подъехал дежурный автобус. Рабочие стали выходить после ночной смены. Неторопливо расселись в салоне, достали игральные карты.
Прислонившись головой к стеклу и закрыв глаза, Саша вздохнула:
— Надо срочно своему бывшему родственнику приличную работу найти. А то алиментов мало платит.
— А что он сам не ищет?
— Дождешься от него. Он лучше будет на диване лежать.
Вдруг Саша резко открыла глаза и села прямо. Словно вспомнила о чем-то важном.
— Ты что?
— Я ключи от литьевой повесила? — Саша выругалась и полезла в сумку за телефоном. — Алло, Женя? Посмотри, пожалуйста, там ключи висят? От литьевой. А то придется вам мой шкаф ломать.
Некоторое время она ждет, прижав трубку к уху. На лбу собрались серди-тые складки.
— Алло?.. Молчал бы! Все, что я должна, я прощаю. Ладно, спасибо. Хо-рошо тебе отработать.
Она убрала телефон в сумку и хмуро сказала:
— Висят. Куда они, суки, денутся? Еще с этими ключами... Почему я за них должна отвечать? Этим мастер должен заниматься, а ему по фигу мороз.
— А ты сегодня отливала что-нибудь?
— А то! — изумилась Саша. — Ты думаешь, если ты спишь, то все спят? Люди работают!
— Ой, я не могу! Заработалась, что ли? Я и гляжу...
Открыв железную дверь, Саша тихо вошла и стала раздеваться. Из спаль-ни, зевая и щурясь, навстречу вышла заспанная Галина Николаевна. Умыв-шись и причесавшись, они сели пить кофе.
— Ее полгода как парализовало. Но она сейчас хоть разговаривать начала. Сестра к гадалке ходила. Та ей сказала: «Она у вас масла много ела...» А я то-же начала вспоминать. Она ведь действительно, я всегда удивлялась, хлеба огромный кусок отрежет себе и вот таким толстым слоем намазывает...
— Она ведь тоже не просто так его ела, — лениво возразила Саша. — Зна-чит, у нее организм требовал. А гадалка сказала, как ее лечить?
— Ничего не сказала. Про масло только сказала, и все.
Из крана в нержавеющую раковину мерно падают капли. Кот бесшумно зашел на кухню. Подошел к пустой миске, посмотрел, понюхал и недовольно мяукнул.
— Чего тебе надо? — упрекнула его Саша. — В стране кризис!
Потом они долго с досадой говорили о зарплате и квартплате, о пособии и пенсии, о кредитах и алиментах. За окном только начинался рассвет. Только начинало светлеть темное, в лохматых тучах небо.
— Я просто на него поражаюсь. Веришь, нет? — жаловалась пожилая мать взрослой дочери. — Пора начинать к земле привыкать, Савушкин вдруг деньги начал копить. Жадный такой стал, сроду таким не был. Мне аж стыдно за него. Продукты в холодильнике у нас отдельно, у каждого свои. Со мной вообще не разговаривает. Я не знаю. Может, это только наше поколение? Может, моло-дые мужики лучше?
— Молодые еще хуже! — Сердито сдвинув брови, Саша рассматривала накрашенные ногти. — Сонечка спать вчера во сколько легла?
— Ой, замучила она меня. Вот ведь неугомонная! Давай беситься, и все. Я думала, что она устанет и уснет скорее. Так у меня глаза закрываются, а ей хоть бы хны. Как ты сама с ней спишь? Всю ночь ворочается, раскрывается. Я замучилась ее укладывать нормально.
— Надо было ее подушками обложить.
В это время, широко раскинув руки и ноги, сбросив на пол одеяло, попе-рек кровати спит Сонечка. На потный лоб налипли волосы. На обеих руках маленькие пальчики сложены в фиги. Ротик приоткрыт. Тихо посапывает.
— Ты сама спать ляжешь сейчас? Я еще посижу, если будешь ложиться.
— Нет. Сейчас встанет. Пока кашу сварю.
— Тогда я пошла.
Проводив ее, Саша прошла в ванную. Бросила белье в стиральную маши-ну. Посмотрела на себя в зеркало.
Зайдя на кухню, открыла холодильник. Включила телевизор, убавив звук. Поставила кастрюлю на плиту. Вышла на балкон, прикрыла дверь и закурила.
В спальне на кровати Сонечка всхлипнула и открыла глаза. Она лежит не-подвижно, медленно мутным взглядом оглядывая комнату. Постепенно она оживает. Потянулась и потерла кулачками глаза. А в следующее мгновение она резво соскочила с кровати и побежала.
С улицы донеслись громкие долгие сигналы въезжающего во двор свадеб-ного кортежа. Толпа у подъезда закричала и захлопала. Раздались свист, смех и звон посыпавшихся монет.
Недовольно выставив нижнюю губу, Сонечка сидит за столом перед та-релкой с кашей. Водит ложкой, поглядывая на лежащую рядом шоколадку. Не удержавшись от искушения, потянулась к ней и начала осторожно разворачи-вать. Услышав шелест фольги, Саша обернулась и строго посмотрела на нее. Отдернув руку, Сонечка жалостно попросила:
— Мама, я шоколадку хочу.
— Вот когда кашу съешь...
— Мама, пожалуйста!
— Кашу съешь сначала!
Бросив ложку, Сонечка слезла со стула. Опустилась на колени и с лицом страдалицы сложила ладошки перед грудью:
— Мамочка, я тебя умоляю!
— Ты! Артистка тоже мне...
Подняв с колен, Саша шлепнула ее по заду и снова посадила перед тарел-кой. Сонечка уронила голову на грудь и закрыла лицо руками...
Взяв скалку, Саша начинает раскатывать тесто. Звонит телефон. У нее ру-ки испачканы в муке. В зале Сонечка играет с котом, звонко смеется. Саша громко кричит:
— Соня, возьми телефон!
На кухню вбегает запыхавшаяся, смеющаяся Сонечка. Убирает с лица во-лосы и поднимает трубку:
— Алло?.. Привет, как дела? У меня все нормально. А у тебя как? — При-бежавший вместе с ней кот резко дергает шнурок, который она держит в ру-ке. — Ладно, пока! Мне некогда...
— Кто звонит?
— Мать твоя! — Хулиганка бросает трубку на стол и убегает.
— Ты!.. — изумляется Саша, но бандитки след простыл.
Она торопливо моет и вытирает руки, садится к столу и берет трубку, дол-го слушает, потом возмущенно говорит:
— Мама! Ты тоже нашла, кого слушать! Эта звезда слишком много хочет. Но она мало получит. Так ей и передай от меня...
Закончив со всеми делами, уложив после обеда Сонечку спать, она нако-нец с легким волнением решилась сделать то, о чем думала все последние дни. Села за стол, собралась с духом. Подвинула телефон, набрала номер и непри-нужденно весело сказала:
— Привет! Как дела? Вот не выдержала и решила тебе позвонить. Слушай, я правильно поняла, что ты больше не хочешь со мной встречаться?.. Ага, я так и подумала. Просто хотела убедиться. Все понятно. Пока! Бог тебе судья. Больше не буду тебя беспокоить... — бодро пообещала она и положила трубку.
Всхлипнула, по щекам потекли слезы. Вздрагивает белое, полнеющее женское тело с татуировкой на мягком, морщинистом животе. Крестик болта-ется на цепочке между трясущихся грудей.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0