Интервью с Натальей Назаровой, режиссером фильма «Дочь»

Наталья Назарова из той редкой породы людей, что талантливы во всех своих ипостасях. Так бывает: хотя, честно говоря, редко, одно дарование как бы «выталкивает» другое, так что случай Натальи уникален. Актриса, выступившая впервые в качестве драматурга настолько успешно, что предложения о сценарной работе поступают ей с завидной регулярностью, — о таком я слышу впервые. То, что ей к тому же удался режиссерский дебют, тоже в своем роде поразительно, ибо режиссура — совсем иная профессия. Фильм «Дочь», снятый Натальей совместно с режиссером Александром Касаткиным, уже получил множество призов на разнообразных фестивалях. Видимо, сюжет картины, несколько шокирующий — об убийце, вознамерившемся очистить город от скверны, воплощенной для него в вульгарных подростках, — задел какой-то важный нерв современности. Недаром о фильме неустанно спорят — противников у него почти столько же, сколько и сторонников. Об этом мы и поговорили с Натальей.

— Наталья, в фильме «Дочь» у вас очень сложная дихотомия добра и зла: отец девочки, возомнивший себя карающим мечом, — и верующий и в то же время убийца. Вы как понимаете это — как грех гордыни? Что является импульсом для его действия?

— Конечно, этот человек заражен вирусом гордости, которая портит все хорошее, что в нем есть, и превращает его в монстра. Импульсом для действия является желание судить, причем судить максимально жестоко, карать. Этот человек взял на себя функцию судьи и палача, забыв о том, что — «не судите и не судимы будете» и «мне отмщение, и Аз воздам». Можно сказать, что он занимается страшной «духовной самодеятельностью». И какими бы благими помыслами он ни руководствовался, его деяния, безусловно, имеют сатанинскую природу. Другое дело, что этот человек при другом раскладе мог бы быть вполне праведным, ведь он искренне чувствует боль от всеобщего морального разложения.

— Своей картиной «Дочь» вы — нечаянно или преднамеренно — попали в самый нерв нашего самоощущения: ведь не только этот герой-моралист, но и представители Церкви часто становятся агрессивными, заслоняя от паствы примеры истинной веры и смирения...

— Не очень согласна с трактовкой образа священника, так как наш священник никого не заслоняет. Это прежде всего живой, страдающий, может быть, совершающий ошибки, но, безусловно, положительный персонаж. Иных трактовок мы не закладывали, так как и у меня, и у Саши, моего соавтора, есть свой личный опыт общения со священниками. С теми из них, кто несет тяжелейший крест служения в деревнях, в неблагополучных районах, усыновляет сирот, работает с подростками из маргинальной среды. И именно потому, что мы знаем их лично, нам хотелось именно это и сказать — вовсе не скандальные персонажи на «мерсах» определяют лицо Православной Церкви. Церковь — она ведь живая, страдающая, состоящая прежде всего из таких вот скромных тружеников, которых гораздо больше, нежели лицемеров, и о которых не пишут СМИ. Наш священник не старец, не бесплотный дух, а человек с семьей, с трудностями и проблемами, как у всех нормальных людей. А мы ко всему прочему «провели» его через тяжелейшее испытание — простить убийцу дочери или нарушить тайну исповеди. И он не нарушил. Так что наш священник — герой, что бы там ни говорили. А то, что его воспринимают по-разному, я считаю правильным: значит, персонаж получился живым, не тенденциозным. Этого мы тоже очень боялись — образа сладенького, святочного батюшки.

— Были ли у вас противоречия — я имею в виду идеологические, а не технические — с Сашей Касаткиным, вашим соавтором?

— С Сашей никаких идеологических противоречий не было. Мы с ним вообще во многих вещах сходимся. Я бы не смогла ни отдать эту историю, ни снимать вместе с человеком, с которым не согласна. Поспорили только один раз по поводу финала: Саше свойствен более светлый, оптимистичный взгляд на мир, я люблю мрачное и трагическое. Поэтому у нас открытый финал, который мне теперь кажется единственно правильным.

— Как вы думаете, почему «Дочь» все время берет главные призы на разных фестивалях? Возможно, подсознательно люди чувствуют, что вы сняли актуальное кино, как раньше говорили — «кино морального беспокойства»?

— Мы, к сожалению, не все время берем главные призы, но их правда накопилось уже много. И, судя по отзывам, кино не оставляет равнодушным никого, даже если человека оно дико раздражает.

— И вот такой — нынче актуальный — вопрос: ощущаете ли вы некий «конец времен», за которым должно последовать возрождение или гибель? Не только России, но и мира в целом?

— Конца не ощущаю, потому что мне кажется, он наступит тогда, когда все решат, что все хорошо, и его никто ждать не будет.

— Неожиданный ответ, вдохновляющий... Спасибо вам. И за интервью в целом, и за этот, последний ответ.

Беседу вела Диляра Тасбулатова.