Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Три века тагилки

Александр Николаевич Арцибашев родился в 1949 году в таежном поселке Калья на севере Свердловской области. Окончил факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова.
Автор книг «Крестьянский корень», «Бриллианты Шаляпина», «Дождаться яблоневого цвета», «Стаканчики граненые», «Посвяти земле жизнь» и др.
Секретарь правления Союза писателей России. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Живет в Москве.

Трагедия современного животноводства

Подворья, где держат коров, видно с улицы. В межень лета мужики спешат вывезти сено с делян домой. Перед тем как убрать под крышу, воз разваливают у ворот, чтобы траву протянуло ветерком. Таежное сенцо не сравнить ни с каким другим, с него и молочко куда пользительней, нежели с сеяной зеленки.

На закате солнца стучу в сенцы крайней избы у лесовозной дороги. Помнится, черемуха в палисадах здесь всегда была в густой белесовато-бурой пыли от бокситовой щебенки; теперь лес не рубят, и улица заметно посвежела — листва на деревьях темно-зеленая, блестящая, сквозная. Вдали в синей дымке горные увалы с возвышающимся Денежкиным Камнем; воздух густой, бодрящий.

В этот угол поселка Калья я в детские годы редко заглядывал. У нас было два стада. Разные выпасы, разные пастухи. В целом не меньше трехсот голов, да еще телята. В каждом доме свое молочко, мясцо, картошка. Без запаса в этом суровом краю не выжить.

На мой стук отозвался женский голос, послышались шаркающие по половицам шаги. Щелкнула задвижка, и в дверях появилась сухонького вида пожилая женщина. Знакомимся: Екатерина Ивановна Степанова. Завожу разговор о подворье:

— Всех своих коров помните?

— Ну как же! Первой была Зорька. Небольшого росточка, ладная, смирная. Худо только — надой небольшой, литров десять. Продали. Купили Марту. От нее надаивала два ведра, но вкус молока не нравился. Приглянулась Белянка. Вот уж хороша была корова! «Снимок» на крынке толщиной в палец. Пятнадцать телят мне принесла. Не могла нарадоваться ей. Когда состарилась, привели на двор Вербу. Потом была Ночка...

— Какой породы?

— А кто знает! Должно, помесь холмогорки и черно-пестрой. А вот Белянка была тагильской породы. Слыхали про такую?

— Не только слыхал, но и сам вырос на молоке тагилки. Нашу корову звали Милка.

— Тогда можете судить-рядить...

— Действительно, молоко отличалось высокой жирностью. Выпьешь стакан вприкуску с краюхой хлеба — и сыт!

— Ага, правильно! — согласилась собеседница. — Белянку свою часто вспоминаю. Больше таких не попадалось. Пошла мода на голштинок, но те не приспособлены к нашей местности. Два-три отела — и отправляют на мясо.

— Кто из соседей держит живность? — поинтересовался я.

— У Халевиных корова и бык, еще у Юры Удовицы, Колесовы купили телочку... Стадо поредело. Голов двадцать пять, может, наберется на весь угол.

— Да и на нашей стороне полтора десятка.

— Ну вот. Старики уйдут — вовсе не останется ни одного двора с коровой.

— Дети-то у вас есть?

— Сын. Агроном по образованию. Работал в совхозе «Североуральский», пока хозяйство не обанкротили. Сейчас устроился в милицию. Жена, двое ребятишек. Зарплата не ахти. Выручает подворье...

У дома стоял трактор «Беларусь» с косилкой. Рядом — колесная тележка, грабли. В сенокосную пору как без техники? Видимо, у Степановых нет и в мыслях порывать с хозяйством.

Заглянул к Колесовым. Хозяин, Игорь Львович, вязал на крылечке березовые веники, жена, Марина, хлопотала по двору. На каникулы приехали из Екатеринбурга две дочери-студентки. В огороде — теплицы под стеклом: с огурцами и помидорами. Десять соток картошки. Всем дело найдется. Показали стайку со стельной телочкой, мирно жевавшей зеленую травку, двух поросят, кур. Чувствовалось, любят землю, не гнушаются тяжелой крестьянской работы.

— Трудился в шахте забойщиком, — рассказывал Игорь Львович. — Пошел на пенсию. Чем заняться? Завели живность. О корове поначалу не думали. Прочитали в местной газете объявление о продаже теленка. Решили купить для откорма на мясо, но когда пришли к хозяевам, оказалось, что это телочка. Уж больно понравилась жене! Марина и говорит: «Давай возьмем! Будет свое молочко...» Так и поступили. Теперь ждем приплода.

— Сена припасли?

— Кругом пустые поля, бери в руки косу и коси. На зимовку требуется три тонны. Половина уже на сеновале. У меня мотоцикл с коляской. Долго ли смотать за околицу?

В разговор вступила хозяйка. Она работает медсестрой в больнице.

— Пока выгоняем Марту на пастбище, — сказала Марина Алексеевна. — Пасут ребятишки. Из взрослых никто не идет в пастухи: маленькая зарплата. Отдаем в месяц полторы тысячи рублей. Больше платить нет возможности. Вот если бы стадо было побольше, то сразу бы нашлись желающие пасти. Каждый ведь считает копейку...

Колесовы тоже не в курсе, какой породы у них телка. Попросил выгнать ее во двор. У меня осталось в памяти, что наша Милка была крупной, черно-пестрой масти, с громадным выменем. Восемнадцать раз телилась! Но тут, глядя на Марту, не мог определенно сказать — тагильской ли породы или какой другой. Извинился перед хозяевами за поздний визит и распрощался.

Кое-что об истории тагильского скота мне было известно. С освоением железорудных и медных месторождений в конце XVII — начале XVIII века на Урал нагнали много приписных крестьян с разных мест России. На заводах выдавали так называемую «месячину», в которую входили мука, крупа и соль. Но где разжиться мясцом и маслицем? Ответ напрашивался сам собой: разводить живность на своих подворьях. Под сенокосы отводили лесные вырубки, луга по речкам, росчисти. По всей видимости, первоначально здесь появились холмогорки. Отбирали наиболее продуктивных коров. Укоренился обычай: в зимнее время выгонять скот на улицу. Даже в лютые сорокаградусные морозы. Считалось, меньше будут болеть. С малого возраста приучали к суровому климату и телят. Кормежка не ахти: сено да отруби. Летом выгуливали на пастбищах. Таким образом в течение трех веков велся естественный отбор животных. Большую роль в создании уникальной породы сыграл хороший уход за скотом.

Коров для случки старались приводить к крупным быкам. Из поверенных описей за 1859 год видно, что в Нижнетагильском заводе содержалось девять производителей, в Верхнесалдинском — два, в Висимо-Шайтанском и Черноисточенском — по одному.

Одно время пытались улучшить тагильский скот и путем спаривания с ярославской породой. Так, в 1886 году по наставлению ветеринарного врача Собянина на выставке в Ярославле тагильчане приобрели двух быков, которых использовали как племенных производителей в течение пяти лет. Но приплод от них оказался неважнецким, и от затеи отступились. С 1900 года в Тагил начали завозить голландский скот. Организовали случный пункт с полутора десятками быков. Безусловно, метизация тагильского скота голландским позволила улучшить породу. И тем не менее тагилки, походя на холмогорок и голландок, не были точной их копией, а представляли собой нечто своеобразное, похожее на особую породу, образовавшуюся под влиянием местных условий. Коровы эти были весьма крупными. Масти различной: черно-пестрой, черной, красной и красно-пестрой. Могли идти на поводу хоть у ребенка. Обладали высокой молочной продуктивностью. Часто встречались «сквозницы», доившиеся до самого отела.

На выставке 1913 года была представлена группа отборных чистопородных тагильских коров. Средний живой вес составлял 423 килограмма, надой — 3011 литров, процент жира в молоке — 4,83. К тому времени тагилок уже охотно покупали в Западной и Восточной Сибири, Приамурье. Только за период с 1906 по 1916 год поставили в другие регионы около семи тысяч голов. Деньги платили за них неслыханные в тех местах.

После революции 1917 года с изданием Советом народных комиссаров декрета о развитии племенного животноводства улучшением тагильской породы занялись более основательно. Создали животноводческое товарищество «Тагилка», в которое вступили жители улиц, прилегающих к Высокогорскому железному руднику и механическому заводу. Селекционно-племенной работой занялся кооперативный племрассадник. Уже в конце тридцатых годов на колхозных фермах от местных коров надаивали за лактацию свыше четырех тысяч литров молока. Товарищество «Тагилка» окрепло настолько, что организовало искусственное осеменение и построило собственный пункт приемки молока. За полтора десятка послевоенных лет довели поголовье коров у членов товарищества до десяти тысяч.

Была разработана хорошо продуманная программа улучшения скота «в себе», без метизации какими-либо другими породами. При отборе животных учитывались такие критерии, как молочность, жирность, живой вес, экстерьер, типичность породы. Выяснилось, что прилив крови голландских быков привел к снижению жирности молока, что не устраивало. В результате долгой селекционной работы все же удалось сохранить среднюю жирность на уровне 4,1%. У рекордисток этот показатель превышал 5%. К 1945 году поголовье тагилок составляло уже двести тысяч. Помимо Тагила, наиболее активно занимались разведением этой породы в Петрокаменском, Пышминском, Шалинском, Камышловском, Коптеловском, Серовском, в некоторых других районах. Всего было более ста племенных ферм и гнезд. Одним из наиболее ценных стад считалось стадо совхоза «Исток».

В разные годы мне доводилось бывать на фермах многих хозяйств Среднего Урала, но на породу как-то не обращал особого внимания. Считал, что крестьянам виднее, какому скоту отдавать предпочтение. Если судить о сегодняшнем состоянии дел в животноводстве Свердловской области, то на фоне других регионов уральцы выглядят неплохо. Поголовье коров — 118 тысяч. Надой — в среднем пять тысяч литров. Не будем забывать: это крупнейший промышленный центр. Однако сельское хозяйство тут отнюдь не на втором плане. Много прекрасных специалистов-аграриев. Тем более непонятно: почему отказались от местной породы?

Еду в Нижний Тагил. В пригородном управлении сельского хозяйства встретился с главным зоотехником Николаем Васильевичем Печеркиным, который много лет проработал в племзаводе «Тагилка». Человек основательный, с большим опытом.

— Приехал сюда после окончания сельхозинститута, — рассказывал Николай Васильевич. — Это было в 1974 году. Центральная усадьба племзавода находилась в поселке Зональном. Директором был Петр Семенович Рожин. Стадо тагилок насчитывало шестьсот пятьдесят голов. Коровы понравились мне не только внешним видом, но и своей продуктивностью, хотя уже в то время шли разговоры о переориентации на голштинский скот. А что не устраивало? В горнозаводской зоне вечно не хватало кормов. Особенно сена. Ездили косить в Серов, Гари, Ивдель. Сено обходилось в копеечку. Ну и стали роптать на породу. Помнится, вместе с главным зоотехником-селекционером Ниной Никифоровной Волосниковой отобрали группу коров и начали кормить их вволю. Что вы думаете? Надои поднялись до шести тысяч литров. А рекордистка, по кличке Дорогая, дала аж девять тысяч литров. Кстати, от нее долго ждали бычка — все шли телочки, и только восьмым отелом принесла сына. В семьдесят восьмом году повезли коров в Москву, на ВДНХ. От иностранцев не было отбоя. Услыхав про жирность молока свыше пяти процентов, они только поцокивали языками от удивления. По хозяйству среднесдаточный показатель жирности составлял четыре с половиной процента. Построили молокозавод. Продукция расходилась влет. За молоком выстраивались очереди...

— Слышал, что был даже создан совет по тагильской породе. Так ли это?

— Совершенно верно, — продолжил Печеркин. — На Урале и в Западной Сибири с тагилками работали десятки племенных хозяйств. Получил дальнейшее развитие и племзавод. В селе Покровском построили молочный комплекс, в поселке Молодежном — ферму, где разместили «ремонтных» телочек, а в Зональном выращивали племенной молодняк. Ежегодно продавали скот. Приезжали за ним из Пермской, Челябинской, Тюменской, Курганской, Томской областей, Краснодарского края, Удмуртии. В пятом томе сельскохозяйственной энциклопедии про тагилок написано: «Отличное здоровье, воспроизводительная способность до 15–20-летнего возраста. Хорошая молочность с высоким содержанием жира, высокие привесы, приспособленность к суровым условиям климата...» Ну разве можно было отказываться от такой породы?

— А кому сие взбрело в голову? — вырвалось у меня.

Печеркин развел руками:

— Теперь поди сыщи... Пришло указание сверху — разводить голштинов. Принялись завозить нетелей из ГДР, Польши. Наших быков с головной станции никто уже не покупал. Ну и потихоньку вывели породу. Считай, три века селекционной работы насмарку...

Такой вот был разговор. Нельзя сказать, что уральские крестьяне безропотно отреклись от тагилок. Писали начальству, публиковали в газетах статьи о поспешности данного решения. В частности, резко высказался по этому поводу бывший член совета по племенной работе с тагильской породой Юрий Кайгородов. Вот его слова: «Многолетние вливания в тагилок кровей изнеженных чужеземцев привели к тому, что местные буренки утратили ценнейший наследственный признак — многолетнюю воспроизводительную способность. Если еще лет двадцать назад она по общественным хозяйствам Пригородного района составляла восемь отелов, то сейчас только три. Подобная трагедия ожидает и частный сектор, ибо в недавно открытые пункты искусственного осеменения семя тагильских быков не поставляется...»

Некоторую надежду на изменение ситуации связывали с принятым Государственной думой в 1995 году Федеральным законом «О племенной работе». Им предписывалось продолжить совершенствование отечественных пород домашних животных, создавать высокопродуктивные и экономичные линии и семейства скота. Перечислялись конкретные отечественные породы, подлежащие обязательному сохранению. В числе прочих упоминалась и тагилка. Увы, труд депутатов оказался пустышкой. Вместо совершенствования племенного дела взялись закупать коров в массовом количестве в Западной Европе, Америке, Австралии. По сто–двести тысяч голов в год! Это имело место в ходе реализации национального проекта «Развитие АПК». Но вот что удручает: в целом по стране поголовье коров как убывало, так и продолжает убывать. Если в 1990 году в бывших колхозах и совхозах их насчитывалось 16 миллионов, то сейчас осталось всего 3,5 миллиона. О какой племенной работе может идти речь?! Упало и валовое производство молока. Бывший министр сельского хозяйства России Елена Борисовна Скрынник предпочитала обычно называть другую цифру поголовья коров в стране — а именно восемь с половиной миллионов. Приплюсовывала пять миллионов буренок, содержащихся в личных подсобных хозяйствах населения. Но, простите, какое отношение имеет министерство к частным подворьям? Видимо, говорить правду об истинном состоянии дел в животноводстве просто жутко. Но так оно и есть.

Как быстро мы растеряли стадо! В начале XX века в России не было ни одной губернии, где поголовье коров не исчислялось бы сотнями тысяч. Так, в Архангельской области в 1916 году их насчитывалось 222 тысячи, ныне всего 26 тысяч, в Ивановской соответственно 292 и 37, в Тверской — 759 и 81, в Самарской — 405 и 99, в Кировской — 469 и 105, в Курской — 433 и 91, в Ленинградской — 636 и 84, в Орловской — 466 и 52, в Рязанской — 328 и 76, в Смоленской — 460 и 77, в Тамбовской — 281 и 50, в Тульской — 231 и 47 тысяч. Не климат тому причина, а скорее наша беспечность.

В немилость попала не только тагилка. Скажем, в северных областях доминировали холмогорки и ярославская порода. Живой вес быков превышал тонну, коров — восемьсот килограммов. Лучшие удои доходили до девяти тысяч литров. При жирности молока свыше четырех процентов. В Смоленской области славилась сычевская порода. Вес быков достигал 1325 килограммов, коров — 896... Молоко также отличалось отменным качеством. А были еще десятки других замечательных русских пород скота, которые полностью истребили.

В Нижнетагильском музее-заповеднике горнозаводского дела ныне всерьез подумывают об установке памятника корове-тагилке на туристической тропе Демидов-парка. Одна из сотрудниц музея рассказывала:

— Недавно побывала в Северной Америке. Там на местную породу крупного рогатого скота чуть ли не молятся. Гостям описывают ее достоинства, дарят фотографии рекордисток. А разве тагилка не заслужила такой чести?!

Мне захотелось съездить в поселок Висим, откуда пошла знаменитая порода. Здесь родился известный писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, автор таких романов, как «Приваловские миллионы», «Золото», «Хлеб», «Горное гнездо», многочисленных рассказов.

В администрации Пригородного района дали машину, и вот вместе с водителем Петром Васильевичем Греховым катим по извилистой асфальтовой дороге в сторону Уральского хребта. Места изумительные по своей красоте! За одним распадком следовал другой, открывая захватывающую горную панораму; почти вплотную к асфальту подступали матерые вековые сосны; в туманной кисее холодно отсвечивали матовым серебром скалистые наплывы; временами принимался дождь, и все тонуло в сизой мгле.

Миновали поселок Черноисточенск с заводским прудом. Впереди замаячила плешина Белой горы. Вскоре поравнялись со знаком «Европа–Азия».

— Тут все грибные боры, — мотнул головой Петр Васильевич. — В выходные дни — столпотворение! Едут аж из Екатеринбурга. Подосиновики, белые, грузди, волнушки, подберезовики, опята. А еще растут грибы дождевики. Снимешь верхнюю пленку, а в выемке чистейшая вода, словно из ключа, — зубы ломит. Вроде бы имеет целительную силу, а сам гриб не едят.

— Вы из местных? — поинтересовался я.

— Родился в селе Николо-Павловском. Это в пятнадцати километрах от Нижнего Тагила. И сейчас живу там же с семьей. Никуда не хочется уезжать. Свой дом, огород. Держим поросенка, гусей, индюков, кур. Под боком речка Шайтанка, где можно порыбачить...

— А кто родители?

— Отец, Василий Петрович, и мать, Ульяна Корнеевна, всю жизнь проработали в совхозе «Николо-Павловский». Подняли нас, пятерых, с великим трудом. Жили бедновато...

— Наверняка имели корову?

— Как без нее?! Ладная, высокоудойная. Помню, попеременно с братом пасли ее за два километра в лесу. Все детство прошло на подворье. Впрочем, как и у других сверстников. Стадо в селе было не меньше семисот голов.

— А сейчас?

— Может, с десяток осталось...

— Почему так?

Собеседник сдвинул брови, хмуро выдавил:

— Отбили руки... Разве со скотиной легко? То налогами душили, то огороды обрезали, то принуждали сдавать за бесценок молоко, яйца, мясо. Поди нынче заставь молодежь вкалывать бесплатно!

— Но вы же держите живность...

— Наше поколение другой закваски. Мне лично больно за русскую деревню. Иметь столько земли, лугов, пастбищ — и кормиться с чужого стола! Не укладывается сие в голове...

Поселок Висим раскинулся в широкой котловине. Вокруг покатые увалы, хвойный лес. Сохранилась демидовская плотина. Кое-где еще стоят добротные, почерневшие от времени старые дома на подклетях, в которых жили старатели золотого прииска. Но больше ветхих изб. Останавливаемся у здания местной администрации, бывшего купеческого особняка. По деревянной лестнице поднимаюсь на второй этаж. Пахнет стариной...

Заместитель главы поселка Наталья Васильевна Асхатова встретила несколько настороженно. Стол весь в бумагах, сбоку на приставной тумбочке одинокий телефон.

Рассказывала неохотно:

— В поселке тысяча сто дворов. Жителей — две тысячи. Школа-одиннадцатилетка. Летом много дачников. Раньше был совхоз «Висимский», занимавшийся откормом крупного рогатого скота. Помимо центральной усадьбы, было пять отделений: в Висимо-Уткинске, Сулёме, Тагиле, Невьянске, Усть-Утке. Вот уже десять лет, как хозяйство обанкротили. Земли выкупил местный предприниматель Владимир Викторович Огибенин. Создал общество с ограниченной ответственностью «Висимские зори».

— Что у него?

— Триста пятьдесят коров, сеет зерновые. На Висимской ферме бычки на откорме...

— Тагилок не осталось?

Асхатова пожала плечами:

— Ведем учет только общего поголовья животных. У частников полсотни коров, а какой породы — не скажу.

— В чей двор посоветуете заглянуть?

— Побеседуйте с пенсионеркой Валентиной Семеновной Федуловой. Давно держит корову. Ее дом — напротив колодца. Или к Ашурковым зайдите. Затрудняюсь даже еще кого-то назвать. Тут много старообрядцев — не каждый пустит...

Ферма бывшего совхоза на выезде из поселка. Рядом тракт на Висимо-Уткинск. Сворачиваем с большака к воротам. На проходной пусто. Впрочем, как и в двухэтажном здании конторы из белого силикатного кирпича. У трактора «Беларусь» копошился с мотором небольшого росточка паренек. Спросил у него:

— Есть кто из начальства?

— Бригадир Ольга Павловна Федулова. Принимает мясо с бойни...

Под навесом мужики выгружали с тракторной тележки мясные туши. У напольных весов увидел симпатичную молодую женщину. Это и была бригадир. Разговорились.

— Отправляем бычков на мясокомбинат в Туру, — пояснила Ольга Павловна. — Сейчас на ферме с полсотни голов, к осени будет больше. Ведем заготовку кормов. Комбайн убирает траву на силос, пресс-подборщик скатывает сено в рулоны. Только бы погода не подвела, в дождь работа останавливается...

— Сколько человек занято на ферме?

— Около двух десятков вместе со сторожем.

— А в совхозе работало шестьсот!

— Но это когда было... Основное производство у нас сосредоточено в Петрокаменском. Недавно отправили туда отару овец в сто голов. Стригли с них шерсть...

— Как настроение у людей?

Она застенчиво улыбнулась:

— По Библии, уныние — великий грех. Чего толку жаловаться на судьбу! Надо жить с надеждой на хорошее. У меня двое ребятишек, их бы поднять...

После фермы я направился к Ашурковым. На душе досада: «Ну вот, и в Висиме не увидел тагилок...» День заканчивался, предстояла дальняя дорога.

Через забор окликнул паренька лет двадцати, работавшего в огороде:

— Родители дома?

Он насторожился:

— А что хотели?

— Поговорить.

— Ну, проходите...

Глава семейства Юрий, крепко пожав руку, усмехнулся:

— Думал, опять кто-то с жалобой пришел на нашу буренку... Недавно забрела на поле хозяйства «Висимские зори», так подали на меня в суд за потраву посевов. Ограничились предупреждением. А где пасти? Раньше пастбище было возле метеостанции, теперь территорию огородили. С развалом совхоза все земли поделили на паи, а поскольку я перешел на работу в «Уралсвязьинформ», мне пай не полагался. В лес тоже не гоняй! Не дай бог, у какого-нибудь дома оставит после себя блин. С ружьями бросаются!

— А сено где заготавливаете?

— Знакомый водитель отдал в аренду свой надел. Там и кошу. Спасибо доброму человеку!

— Неужели действительно в деревне негде пасти? — засомневался я.

— Такие ныне порядки... Сосед, Сергей Вячеславович Ольховиков, узнав, что меня вызывали в суд, на другой же день заявил: «Ну, пора кончать с хозяйством!» Человек десять порезали буренок....

Молчавшая до этого хозяйка с грустью обронила:

— У нас трое детей. Дима закончил в Нижнем Тагиле пединститут, Лена учится там же на третьем курсе, а младшему, Саше, всего девять лет. Все выросли на своем молочке. Держали раньше еще и овец, кур. Вздули цены на комбикорма. Пришлось урезать хозяйство. Жалко с коровой расставаться...

В управлении сельского хозяйства Горнозаводского округа я внимательно изучил статистические сводки об итогах деятельности местных сельхозпредприятий. За 2010 год убытки составили 85 миллионов рублей. Семь хозяйств признаны финансово несостоятельными. В том числе ООО «Висимские зори», «Быньговское», «Виктория», «Земледелец», ЗАО «Аятское», «Осиновское», ОАО «Совхоз “Петрокаменский”». Поголовье коров сократилось до трех тысяч. В магазинах полумиллионного Нижнего Тагила в основном импортные продукты.

К сожалению, не удалось увидеться с прославленными доярками племзавода «Тагилка» — Героем Социалистического Труда Анастасией Никандровной Грязных и кавалером ордена Ленина и двух орденов Трудового Красного Знамени Анной Федоровной Онищенко. Обе в преклонном возрасте и очень переживают за судьбу тагилок, от которых получали рекордные удои. Увы, богатый опыт ветеранов не востребован. Меж тем одной из острейших проблем агропромышленного комплекса России в настоящее время является как раз нехватка квалифицированных кадров. В хозяйствах не остается людей. Некому пахать, сеять, ухаживать за скотом. Там, где когда-то колосились пшеница и рожь, паслись тучные стада, ныне на протяжении тысяч верст — пустынные места...

В Горнозаводском округе, куда входят Невьянск, Кушва, Красноуральск, Верхняя и Нижняя Салда, Горноуральск, Верх-Нейвинск, все меньше скота и на подворьях населения. За три последних года поголовье коров у частников сократилось с 2,7 тысячи до 1,8 тысячи. Уменьшилось также и число свиней, телят, коз. На весь округ два десятка фермеров. Обрабатывают около шести тысяч гектаров пашни. В основном арендованной. Отдача невелика. Как же думают жить дальше?

В разговорах со специалистами проскользнуло — будто бы в «Уралплемцентре» все-таки сохранилось небольшое количество доз семени быков тагильской породы. Отправился в Екатеринбург. Беседую с заведующей отделом по племенной работе центра Светланой Леонидовной Гридиной. Она довольно обстоятельно рассказала о проводимой работе:

— Сейчас у нас семьдесят быков голштинизированной черно-пестрой уральской породы скота. Достаточно, чтобы обеспечить потребность в семени хозяйств Свердловской, Челябинской, Пермской, Курганской областей, Башкирии. Не скрою, спрос упал в разы. Работаем на хозрасчете. Пока держимся...

— А что волнует?

— Проблем хватает. Хотелось бы, чтобы развитию животноводства уделялось больше внимания. Это одно из самых узких мест в сельском хозяйстве. На мой взгляд, следовало бы поднять планку селекционной работы. Методики оценки животных явно устарели. Скажем, инструкция по бонитировке скота не перерабатывалась аж тридцать с лишним лет! Необходимо расширить список оценочных факторов. Идеал — здоровое стадо. Надо отдать должное министерству сельского хозяйства Свердловской области, отказавшемуся от закупок нетелей за рубежом. Это пустая трата денег. Хозяйства сориентированы на улучшение уральского типа черно-пестрого рогатого скота. И правильно.

— Но почему отказались от тагильской породы?

— Затмили глаза успехи заокеанских фермеров, которые надаивают свыше десяти тысяч литров. Никого не волнует, что при этом в корма добавляются различные искусственные стимуляторы. В частности, гормоны роста, которые отнюдь не безопасны для здоровья людей. Молоко же тагилок отличалось отменным вкусом. Эта порода вполне могла бы сосуществовать до сих пор наряду с другими. Кстати, недавно к нам приезжал главный зоотехник управления сельского хозяйства Октябрьского района Пермского края Валерий Михайлович Абсаликов. Приобрел двести доз семени тагильских быков.

— Собирается возродить породу?

— Похоже, так...

По прибытии в Москву я связался по телефону с тем самым зоотехником Абсаликовым. Он удивился звонку:

— Думал, что в столице никому и дела нет до крестьян...

— Как видите, есть... Прослышал, что вы закупили в Екатеринбурге семя тагильских быков. С какой целью?

— Возродить породу. В СПК имени Шорохова уже подрастают полсотни телят, полученных путем искусственного осеменения. Сейчас рассматривается вопрос о придании хозяйству статуса генофондного.

— А от кого узнали про тагилок?

— Еще во время учебы в Пермском сельхозинституте я заинтересовался этой породой. Прекрасный скот! Не зря три века крестьяне разводили его. Сколько поколений уральцев вскормили тагилки! Надеюсь, они еще докажут свою жизненность...

Нынешнее лето на Урале выдалось жарким. Почти повсеместно вспыхнули очаги распространения клещей. Многие жители вынуждены были обратиться в поликлиники в связи с укусами опасных насекомых. А мне вдруг вспомнились детские годы: мы, ребятня, из леса ведь не вылазили, но никто не болел энцефалитом. Почему? Возможно, спасали тагилки, которые через молоко передавали нам невосприимчивость к инфекции. Получали своего рода прививки. Клещи-то наверняка впивались в коров, однако не было случаев падежа животных. Пусть я в чем-то преувеличил достоинства тагилок, но молоко-то от них было поистине живительным. 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0