Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Обломки кораблекрушения или Хаос созидания-5

* * *

Сейчас роман, вернее необработанную глыбу текста, прочли несколько пишущих людей, мнением которых я дорожу. Происходит то, чего я и ожидал. Целые куски и абзацы одни из читающих вычёркивают. Другие эти же абзацы подчёркивают, и ставят на полях плюсы и восклицательные знаки. Одни советуют упростить текст, другие просит лирику оставить, иначе текст засушится… Вот и думай тут. Меня терзают сомнения.

Василий Белов справедливо заметил: «Способность объективно оценить свой труд — есть органическое свойство таланта». А как тут оценить объективно, когда сегодня абзац нравится, а назавтра кажется скучным и заурядным? Ты кусок текста выбрасываешь, а через день вставляешь обратно. А послезавтра всё начинается сызнова…
* * *

Кажется, самое важное, создать несущую конструкцию. К которой всё уже будет лепиться органично и естественно. Это либо удачный сюжет с путешествующим героем (Чичиков), или двенадцать стульев, из которых сами собою произрастают двенадцать возможностей. Так же основательно роман может строиться на характере, на типе.

«Обломов» и «Бравый солдат Швейк» полностью реализованы уже на первых пятидесяти страницах. Образ создан. Характер раскрыт во всей его полноте. Весь остальной текст — заполнение пространства. Можно прибавить ещё сто страниц или даже пятьсот… Существенного уже не прибавится ничего.

* * *

В третьей части сюжет встал. То есть герои двигаются, действуют, но не силой естественного течения, а волей автора. В двух первых частях была река, поток, который сам собою нёс всех и всё по течению, то прибивая к берегу, то сталкивая в фарватере, и вдруг поток пропал, иссяк…

Теперь получаются шахматы. Игра хорошая и сложная, но никак не относящаяся к «подвижным играм».

Надо что-то придумывать, создавать напряжение. Наклонять землю так, чтобы река снова как бы сама собою двинулась от истока к устью…

* * *

Что должно быть в третьей части?

Слава и деньги были в первых двух частях. Но ни слава, ни деньги не могут заполнить бездонной пустоты человеческой души. Теперь последнее искушение — властью. И разочарование.

Герой мой думает, что это потому, что власть маленькая, всего лишь в масштабе района… И тогда ему предлагается власть абсолютная — царская!

Но для получения такой власти (а царская власть имеет метафизические корни) — его должны ознакомить с некоторыми религиозными понятиями. Они будут делать это осторожно, а он по простоте своей поверит по-настоящему! «Заставь дурака Богу молиться…» И смысл мировой истории откроется ему в истинном свете. Это — Апокалипсис. Герой мой поймёт, что царство «Императора Бубенцова» — всего лишь подготовительная ступень к воцарению антихриста. «Народ приучить…»

Бубенцов ужасается своему жребию. И откажется от такой роли. Думает так: Иуда же мог отказаться (как личность). Предательство бы всё равно совершилось, но — не «через меня»!

Отказавшись от земного царства, Бубенцов теряет «мир», становится бомжом. Но взамен приобретает «душу», вечную жизнь. Иными словами — «царский венец», но не от мира сего. Царство Божие…

И вот это всё нужно оформить в виде динамичного самодвижущегося сюжета.

А главное — цельного течения, без разрывов. Так-то, отдельными кусками, движение есть. Есть диалоги, сцены, картины…

Собрать эти детали, эти пружинки, колёсики, валики… Приладить друг к дружке и толкнуть… А оно затикает и пойдёт. Вот — мечта.

* * *

Третья часть это и есть «занимательное богословие». Тут герой, впервые прочитав Евангелие, перерождается. Это явление самое обычное. Неверие держится на неграмотности. Человек неграмотный думает, что в Библии написано, дескать, «земля стоит на трёх китах» или «от сотворения мира прошло семь с половиной тысяч лет»… Нет таких глупостей в Библии. Но мы не об этом. А о том, что роман ушёл в умозрительные рассуждения, в беседы, дискуссии и диалоги. Рассуждения сами по себе интересные, но герои, которые активно жили и действовали в первых двух частях, теперь оказались не нужны.

Это неправильно. Читатель должен знать о жизни героев всё. Недаром в старину автор кратко сообщал в эпилоге о дальнейшей судьбе каждого из персонажей. Автор не имеет права на приблизительность. Если, предположим, персонаж нашёл кошелёк, читатель хочет знать, что в этом кошельке, сколько там и в каких купюрах. Если автор это утаил, читатель вправе закрыть книгу.

Итак, я собираю всех героев и придумываю их дальнейшую жизнь. Они должны действовать, интриговать, обижаться, радоваться… А уж беседы и разговоры «о самом главном» пусть идут вторым планом.

* * *

Самое опасное — впасть в нравоучения, в отвлечённые рассуждения, в длинные философские и лирические отступления. В прозе всё должно раскрываться через живые образы. Не рассказывать, а — показывать. Явить перед читателем!

Именно это самое верное здесь слово — «явить».

И вот с огромным наслаждением я принялся вычёркивать из третьей части большие куски рассуждений о вечном. Так называемые «мысли»… Сколько художников и писателей сломалось на том, что они пожелали стать проповедниками и миссионерами!





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0