Пешкова Екатерина Сергеевна. 27 лет. Чита. Преподаватель Забайкальского государственного университета, переводчик. Стихи пишет с 7 лет. Принимает активное участие в литературной жизни Забайкальского края.

***
Мы разожгли костер из мертвых душ.
Последний раз потрескивает пламя…
Пусть все сгорит – сорвем сегодня куш:
Поднимем умирающее знамя.
Кто говорил, что души не горят,
Тот был сожжен задолго до Иисуса.
Огонь души – особенный заряд,
В котором обретаешь чувство вкуса.
Но душу мертвую так сложно опалить,
Так сложно искру зародить былую!
То, что не хочет больше жизнью жить,
Горит лишь раз и – в темень роковую.
А мы смогли. Так к черту всё и вся!
Танцуй над пламенем, лови синкопы джаза.
А души чьи? – Вон та, вроде, моя.
Горит и ждет финального экстаза.


Ночные гости

Когда вокруг свирепствует зима,
Все ждут домой кого-то вечерами.
В мое окно глядит ночная тьма
Огромными печальными глазами.
Я не хочу ей двери открывать,
Я зажигаю лампы, люстры всюду.
Ложится тьма без спроса на кровать,
А я в ее тени взываю к чуду.
За тьмой ко мне приходит тишина,
Моля войти одними лишь губами.
А я специально бью бокал вина
Иль невзначай вдруг шаркаю ногами.
Проходит час иль два. Проходит злость.
И говорю, истратив аргументы: «Что ж, заходи, мой молчаливый гость».
Но снова стук. Бывают же моменты!
А на пороге уж стоят толпой
Мечты мои и сладостные думы,
И рассуждений философских рой,
И мысли о несбывшемся и юном.
«Ну… проходите быстро! Что стоять?!
Но только – т-с-с-с! Не терпят шум те двое».
В такой компании я провожу опять
Очередную ночь. Но что ж такое?
Гостей теперь полно со всех сторон –
Нежданных и незваных, право слово.
Мой сладкий, беззаботный зимний сон,
Спаси меня от общества такого…
…И лишь рассвет спешит на помощь снова…


***

Наверное, по мнению Сократа,
Я самый подлый в этом мире вор…
Но здесь его слова в стихах – награда,
А не предсмертный ада приговор.
«…Заговори, чтоб я тебя увидел…».
Безмолвье отличает наглеца.
В смертельной этой жизненной корриде
Не прячь под маской своего лица.
Я чтением мыслей не владею в совершенстве,
Лет пять назад, лишь по твоей вине,
Не распознала в утреннем блаженстве
Любовь, что зарождалась в тишине.
Заговори или молчи потом навечно.
Еще минуту – я даю тебе реванш.
Заговори… Хоть слово… Бессердечно
Сжимаешь губы, все надеясь на карт-бланш.
И ты молчишь. Ну что ж? Пожалуй, смело.
Умри в душе моей, хоть молча победил.
И я бы выжила, но тут такое дело…
Ты после смерти вдруг заговорил…


***

Вокзал. Вагон. В руках верчу
Потухшую в ночи свечу.
Не покорилась ночь лучу –
Последний раз плечом к плечу.
Уедешь ты – не закричу,
Не воскресить уже свечу.
Но я по-прежнему хочу
Стоять с тобой плечом к плечу.


Баллада о русалке

Легенд старинных знаем мы немало,
И эта сказка вроде бы проста:
Когда у судна дно пробили скалы,
Виной всему, конечно, красота.
На гребне волн катаясь под луною,
Терзаясь одиночеством своим,
Русалки вдруг зашепчутся с тобою,
Заблудший и уставший пилигрим.
Живется легче им в морской пучине –
Среди сестер печаль не так видна.
Морских красавиц сотни и поныне,
А из речных известна лишь одна.
Где берег Рейна обнажает жало,
Сужаясь средь равнины и полей,
Давным-давно русалка обитала –
Прекрасная, как солнце, Лорелей
Ах, сколько судеб дева загубила!
Бессильна математика в веках.
И вот опять неведомая сила
Рыбацкой лодке насулила крах.
Звучит, как встарь, над Рейном песнь протяжно.
И приутихли даже соловьи.
Мужчин зовет красавица, вальяжно
Расчесывая локоны свои.
«Зачем ты здесь? Зачем ты внемлешь жадно,
Мой глупенький, доверчивый Адам?
Да, я спою... так нежно и так складно...
Но целовать тебе себя не дам.
Ты будешь мой – покорный и плененный,
В объятьях смерти отыскав приют.
Русалки – люд на муки обреченный,
Они во имя жизни не поют.
Дай обниму, прижмусь к тебе всем телом!
Хоть на минуту душу обогрей...
В своем желании безумном и несмелом
Люби меня, прошу тебя, скорей!..»
Сюжет не нов. Был прав великий Гейне:
Здесь сотни душ, десятки кораблей
Ушли под воды плачущего Рейна,
Услышав голос милой Лорелей.
Но в этот раз произошло иначе.
Рыбак, заворожённый девой той,
Всерьез решил довериться удаче
И завладеть чудесной красотой.
В руках его тотчас блеснуло что-то
И, песни нежной не допев своей,
С крутой скалы в поток водоворота
Вдруг, ослепленная, упала Лорелей.
Рыбацкой сетью подхватили тело,
У смерти вырвав из могучих рук,
Подняли в лодку. Только неумело
Противилась красавица. И вдруг
Протяжный крик как будто бы иглою
Пронзил материю полночной тишины.
Рыбак шептал: «Не бойся, я с тобою,
Мне слезы твои вовсе не нужны».
Она стонала громче, билась тщетно…
И эхом стон отскакивал от скал.
Вперед подался парень чуть заметно,
Русалку в губы он поцеловал.
Все смолкло. Стихло. Замерла природа.
Так умерли в один прекрасный миг
Чудесный голос, и ее свобода,
И лоск девичества, и превосходства шик.
Живут отныне рыбаки в покое,
Не злится Рейн-старик и тих причал.
А смельчака с красавицей немою
Священник в местной церкви повенчал.


Ночное танго

Мой свет совсем другого ранга –
Мне не нужны огни Читы.
Я по ночам танцую танго
В объятиях полной темноты.

И танец тот подобен раю.
Иду на кухню. И тайком,
До четырех опять считаю,
Скользя на ощупь босиком.

Момент великого прозрения:
Глаза закрыты широко.
Не в силах сила притяжения…
Парю над бытом так легко.

Мирского нет в объятьях танго:
Нет зла, нет почестей рублю.
Мой свет… Веди меня, как Данко…
Ведь я люблю, люблю, люблю!


***

Свистит скворец, шумит кустарник,
Бурлит ручей своим контральто –
Из нот простые алгоритмы.
И инструмент всему свой дан.
Гремит по крышам дождь-ударник,
Стучит по панцирю асфальта,
Рождая для раздумий ритмы.
Весь мир – огромный барабан.

Легко скользит в хрущевке старой
По вентиляционным флейтам
Да на печной трубе весною
Играет ветерок-шалун.
Владеет мастерски гитарой
Река, стремясь с великим рейдом
Куда-то вдаль, неся с собою
Журчанье переливов струн.

И жизнь  грохочущим  оркестром
Летит вперед, сменяя акты.
Лишь солнце смотрит молчаливо
На мир, вздыхая не спеша.
И, отмеряя темп, маэстро
Лучом отсчитывает такты
Спокойно, ровно, терпеливо.

… Тихонечко поет душа.


Кукушка

Я есть пернатая сивилла,
Между мирами перемычка.
Я – предрекающая сила,
Невзрачная вещунья-птичка.
Я не солгу. Я не сумею.
Считайте, коли духу хватит.
Дитя воспримет, как затею.
Старик, прикованный к кровати,
Гадать не станет. Все нелепо:
Чем ближе Смерть, тем меньше смысла
Цепляться за надежду слепо
И складывать лишь отзвук в числа.
Для них я эхо меж деревьев,
Да выдумка судьбы беспечной,
Создание из костей и перьев…

…Лишь на войне я воин вечный …

И, если ты на поле боя
Почуешь холод из могилы,
Услышь меня, ведь я с тобою.
Еще не все, не все, мой милый!
Я буду биться. Только слушай
И прочь гони смертей угрозы!
Раскрой же душу! Ну же, ну же…

…Прекрасны у Кукушки слезы …


Астрофотография: город

В зрачке у объектива
Родился новый мир:
Волшебна перспектива
Обыденных квартир,
Нестроящихся строек,
Истасканных домов,
Щитов рекламных, стоек,
Помоек и дворов.
В устройстве новых камер
Отброшен негатив –
Весь город в блеске замер,
Заметив объектив.
В темнеющие дали
Вписался свет огней,
И солнцем засияли
Макушки фонарей.
Потоки фар, как боги,
Разбили полотно.
Расчерчены дороги –
Уж все предрешено.
Над крышами покорно
Повис вдруг снег из звезд.
И город  был, бесспорно,
Как в сказке, чист и прост.

Готова камер свора
Иллюзию рождать:
Не опускай затвора
Минут хотя бы пять.