Фотография М. И. Цветаевой, 1940 год

Сколь наши домыслы причастны
К свершённой гибели земной?

Вот правым глазом, взором ясным
Марина воскрешает строй
Беспечной королевы звука.
Она вдали, она над всеми!

Так смотрит девочка из тени
На крепкую мужскую руку...

А левый глаз – беды соринка,
Груз вЕковый прожитых лет.
Увы, не расточит слезинки
Фотографический портрет.

Уж тень Елабуги припала
К руке злодейской, и злодей,
Взалкал и следует за Ней,
Он приготовил смерти жало.

Два разных глаза, два крыла...

Подуло к полночи прохладой.
Она очнулась и ушла.

Елабуга, будь ты неладна!

Я мог её остановить,
Отнять верёвку, выждать время,
Забыв о том, что русский гений
Свободен быть
              или не быть.


Смерть Николая Гумилёва

Гумилёва читаю, как пью, и не надо вина.
Золотистая речь рассыпается жемчугом моря.
Припадаю к источнику, фыркаю, жмурю глаза
И на миг забываю, что пью послесловие горя.

Горе входит, как тень, и неспешно ложится у ног.
Оно трогает кожу и лижет случайные мысли.
Господин Гумилёв, вы - поэт ненаписанных строк,
Вы - жираф, заслонивший собою житейские смыслы!

…Его вывели утром. Был август, и падали звёзды.
Вертухаи зевали, патрон досылая в размер.
Он стрелкам по глазам полоснул огоньком папиросы,
И шепнул что-то смерти на свой, на гусарский манер.

Заворочалось небо, но утром чудес не бывает.
Спохватился старшой:
       Р-равняйсь, целься в грудь, не жалеть!
Гад последний сказал:
               "Э-э, мало, кто так умирает!"
И рванул за подол присмиревшую барыню Смерть.
 

Волошинские воспоминания
     
В хляби житейского моря,
Как в мягкой перине горошина,
Сокрыт драгоценный ларь,
Дом – Коктебель Волошина.

Я побывал, представился.
Макс, Вы – огромный умница!
Вам бы Думою править,
Чтобы страна одумалась.

Чтобы страна постсоветская
Сквозь капитальную накипь
Стала страною детскою
Наивных людей и правил.

Религиозно-светская,
Алая, синяя, белая,
Новозаветно-ветхая,
Певчая, сочная, смелая!

Трудно в России быть Богом,
Вы – благородный Румата!
Нарт* не утащит волоком
Ваши потешные латы.

Де Габриак и Цветаева,
Гулкие, ранние, млечные,
С кисти прозрачной тая,
Вас целовали в плечи.

Вы - Прометей, прикованный
К склону горы Коктебель**.
Льётся на камни отлогие
С неба в житейское логово
Дивный родник - акварель...

        * * *
* Нарт - могучий герой древних эпических сказаний
**Один из склонов горы Коктебель удивительным образом
 напоминает профиль лица Волошина


Два стихотворения памяти Осипа Мандельштама

Безумна Мудрость пред соблазном.
Потерь невидимый черёд
Уж предстоит, а Ей лишь важно
Раздумий не нарушить ход.

Глаза полны лучистой влаги,
Всё к лучшему, прелестный друг!
А друг уж подписал бумаги,
Кнутом гарцуя в ставнях рук.

Склонилась жизнь пред мыслью чУдной,
О бренном теле дела нет.
И вот уж под ударом курда
Чертёж объемлет Архимед.

Прощайте, милый грек-строитель,
Ваш труд оправдан и спасён,
И Мудрость – снова победитель!..

Нас погружает в сладкий сон
Безумие перед соблазном.

Потерь невидимый черёд
Тому сопутствует, в ком важно
Раздумий не нарушить ход.

          * * *

Как лист бумаги подержанной,
Брошенный в ноги времени,
Бродил Мандельштам поверженный
Ночами, не чувствуя бремени.

Детишкам напишет баечку,
Иль с Пушкиным в рифме сложится.
Днём – денег только на маечку,
А ночью – пИшется, мнОжится!..

Окно. Просыпаться не хочется.
Солнце - стальное лезвие.
ПолУночное одиночество
Полуденного любезнее.

Осип, не бойтесь света!
Давайте чинить начала,
Детишек страны советов
Бросать в стихотворные чаны,
В кипящее Слово Божие!

Осип ответил глухо:
«Я обнаружил кражу:
Чаны пусты. Сухо."

Он уходил испуганный.
Ему не хватило времени
Ночь обратить в пугало
Дневного дурного бремени...



Забавная штука - Словесность

Забавная штука - Словесность!
Змейкой вползает в строку запятая.
Вот отыскала укромное место. И... в
Дело закралась, след заметая.

ДЕЛО:
В тайне от рабкультпросветпродотряда
товарищ подпольную создал структуру:
гнал самогон и в подполье складывал.
Вот заявление в прокуратуру.

Вывели парня - казнить, иль помиловать?
Змейка за словом "казнить" притулилась
И... расстреляли
Точь в точь по писанному.
Нынче Писарь - грозная сила!

На караул вокруг эшафота
встала бригада. Палач поименно
список зачитывает тех, которых
не помиловал Писарь обыкновенный.

На Вологодчине - Римское право!
В рану поверженного смельчака
Смерть опускает сенатора палец,
нет, не сенатора, - писарчука!

Писарь смертельные ставит пометки.
Вот задымился в подножиях хворост.
Господи, как нам закончить всё это:
"Казнить, запятая,
               ещё раз,
                       ещё раз!"

Николай Гумилёв, Павел Флоренский,
Блюхер, Бабель, Мандельштам, безвестьев…
Эх, какая река утекла,
целое русло пропавших без вести!

P.S.
А где наш маленький герой,
        потомок гадов раболепных,
он, как и прежде, запятой
        терзает судьбы человеков?
Увы!
И ныне - как всегда
Всё те же…
Скрып пера привычный,
   и писарь, парень закадычный,
                          и эшафот,
                                 etcetera…


В краеведческом музее

Я брожу по музейным развалам,
Здесь умолк торопливый Brequet.
На стенАх полусонного зала
Фотоперепись прожитых лет.

Монохромно, в скупых фотошопах
Сотни лиц, дата, подпись. И я
Год за годом пытаюсь расштопать
Потускневший стежок бытия.

Но не просто сквозь времени ретушь
Разглядеть голубые глаза
И сверкающие эполеты...
Что-то тянет всё время назад.

Ухожу. С пожелтевших регалий
Смотрит тысячеликий Ахилл
Мне во след, будто ищет глазами
Продолжение жизненных сил.