Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Паутинка — нить, я бы мог так свить,..

Андрей Петров. 18 лет. Живет в Санкт-Петербурге.

* * *
Паутинка — нить, я бы мог так свить,
Дни мои слезою скрепя.
Мне вчера — рыдать, а сегодня — жить,
А сегодня — верить в Тебя.
Развела огонь осень надо мной,
Только мне не нужно гореть:
Я сходил во прах и уже — живой,
И уже подобен золе.
А ветра зимы набирают спесь
И зовут лететь за моря:
Там и счастье есть, и веселье есть,
И вовек не ждут октября.
Но не отдаюсь яростным ветрам,
Мне хватает любви с собой.
Я тушу огонь и вхожу во храм
С непокрытою головой.

* * *
Если пламенен взор и вздымают народы
Стяг земной — да в небесную высь,
Берегись, берегись, берегись несвободы,
Но свободы — вдвойне берегись.
Если арфа добра звезды на небе множит,
Если — ввысь, не касаясь перил,
Не бери, не бери, не бери подороже,
Но бесплатно — ничто не бери.
Но когда крик затих и пустует селенье,
Молча верится в смерть, а не в рай,
Не желай, не желай, не желай отомщенья,
Но забвенья — вовек не желай.
Если же мотылек залетает средь ночи,
Если мир за окном — словно дверь,
То не верь, то не верь, то не верь, если хочешь,
Но не верящим — трижды не верь!

* * *
К нам прилетел на шаре голубом
В году две тыщи пятьдесят втором
Профессор, мол, — видать, что городской —
И начал разговаривать со мной.
Сказал, что, дескать, прибыл из Москвы
И обращался вежливо, на вы.
Он долго, полтора часа подряд
Расспрашивал, какой у нас уклад,
Дивился на иконку на стене,
Да все на храм — в лесочке, в глубине.
А про одно раз пять переспросил,
Я, повторяючи, лишилась сил:
В тот час, когда кричали петухи,
У нас молились Богу старики.
Сидел с минуту, выпучив глаза,
И улетел, ни слова не сказав.
Профессор тот собрал, видать, конгресс
По изученью нашенских чудес:
Слетелось ихних тыщи полторы,
Поставили огромные шатры
И стали, видно, что-то там рядить,
Да и решили Бога запретить.
Ко мне набилась полная изба:
Средневековье, дескать, стыдоба,
Снимай иконку да сдавай в музей!
И фильмов навключали — на, глазей.
Потом ходили по другим дворам,
А тем же вечером взорвали храм.
С тех пор, как только крикнут петухи,
Встают, не помолившись, старики
И ходят средь сиреневых кустов,
Как будто бы они забыли что,
И смотрят, ищут в гуще облаков...
Да только небо, слышь-ка, далеко.

* * *
(форма английского сонета)
Эта старая церковь стоит у реки
В бесконечном глубинном нигде,
И сливаются с камнем зеленые мхи
В отраженье на тихой воде.
На стене не осталось нетронутых мест,
Бывший купол низвергнулся в прах...
Только чудом над церковью держится крест —
Или просто парит в небесах.
Святость вся растеклась по соседним дворам,
И, зияющий черной дырой,
Во грехе запустенья погряз старый храм
Над стоячей речною водой.
Я вошел в эту церковь. Там в темном углу
Пробивался божественный луч.

* * *
Ты дай мне гвоздь построить храм,
Чтоб помолиться о тебе.
Ты дай мне слез, чтоб о тебе
Поплакать мог.
И дай мне жизни и тоски,
Чтоб мне по пасмурным углам —
По небесам и по углам —
Являлся Бог,
Чтоб помолиться о тебе,
Построив лучший в мире храм,
Невидимый смиренный храм
Моей любви —
Моей любви, моей тоски,
Тоски по всем и по тебе,
По невозможной синеве,
В которой — мир.

* * *
Плачет, изгибаясь, белая береза,
Дятлом душу точит старая вина.
Что бела береза — оттого и слезы.
Оттого и слезы, что, увы, черна.
Белая береза вспоминает лица,
Листьями вздыхает, что который год
К деревцу не ходит девочка молиться:
Девочка, наверно, в городе живет.
Девочку не тянут ветреные тени,
Девочка — царица каменных церквей.
Белая береза, тонкое растенье,
Больше уж не будет ясным храмом ей.
Только над березой в небесах, высоко,
Облака святые полностью белы...
И бегут слезинки нежно-сладким соком,
И поют поэты белые стволы.

* * *
Я в город ухожу такими вечерами,
Когда грустят сады под зеленью небес,
И теплый мокрый снег ловлю и мну губами,
Скучаю по тебе, мечтаю о тебе.
Рисую на снегу волнистые узоры,
Чтоб ты меня нашла по вдавленным следам,
И на меня глядит с упреком сонный город,
Не знающий, зачем я прихожу сюда.
Блаженная луна выглядывает из-за
Деревьев и домов, желая и боясь,
И ждет, чтоб я за нею слазал по карнизам
С намереньем ее немедленно украсть.
А я бы мог забрать луну и синий вечер
И их потом придать несмелому перу,
И будет он со мной, пока я буду вечен...
Но я не покушусь. Но я не заберу.
Я в город ухожу такими вечерами,
Когда грустят сады над тихою Невой,
Земля полна мольбой и синими цветами, —
Не знаю, для чего. Не знаю ничего.

* * *
Напомню тебе, если встречу нечаянно —
И если узнаю —
Как южная ночь раздевалась печалями —
Такая земная,
Как падали строки, как близилось зарево,
Как плавились ноты,
Как все бесконечно, как ново — и заново,
Как вдруг мимолетно.
Еще расскажу, если больно не сделаю,
Последнюю малость:
Как ты уходила, одетая в белое —
И тьма расступалась.
Но город гудит и горланит отчаянно
О собственном лете,
И вряд ли здесь встретиться можно нечаянно
С нежившей на свете.

* * *
Лодка вечера отчалила
Моря бирюза
Озорные и печальные —
Странные глаза
Мне слова твои прощальные
— Краткие слова —
Словно кольца невенчальные
Ночи синева
А загадка безответная
Навсегда нова
Спи моя мечта бесследная
Южная Нева
Лодка вечера отчалила
Кончилась гроза
Закрывай и ты печальные —
Тонкие глаза

* * *
На столетие революции
Когда, не в силах уберечь,
Россию навсегда покину,
На узкой улочке Берлина
Услышу я родную речь
Из уст красавицы седой,
Когда-то — фрейлины царицы...
И все, что сможет позабыться,
На миг всплывет передо мной.
И доберется до пера,
Возьмет Берлин стихией водной
Все то, что я гублю сегодня —
Все то, что я любил вчера.
Все эти сложные стихи,
Вся эта тающая проза,
И эти крашеные розы,
И эти легкие грехи.
Когда в душе звучит картечь,
Когда рассветом реют флаги —
Тогда от собственной отваги
Мне это все не уберечь.
И лучше б мне под пулю лечь,
Чем исступленно и банально
Любить тебя, родная речь,
И чувствовать материально.

* * *
                                   Памяти Н.К.
Прошу, останьтесь в этих улицах
Свеченьем пасмурного дня,
Снежинкой, что падет — и сбудется,
И станет снегом, прозвеня.
Теченьем медленно-волнительным,
Балтийским ветром у виска, —
Останьтесь ангелом-хранителем
Неслышно, просто, навека.
Моля у Господа прощения
За свой скупой и тусклый свет,
Мне Вас — читать, как откровение,
И опоздать на двадцать лет.
Пройду бессмысленную нумерку,
Пройду февральскую пургу,
Зажгу свечу в церковных сумерках —
Или стихом ее зажгу.

* * *
А ночью в саду чуть заметно свечение роз...
Нет-нет, не ходи к ним: тебе и без них много света.
А ночью подолом шуршит уходящее лето
И плачет кометами изредка и невсерьез.
А ночью есть звезды... Над лесом их несколько сот.
Я знаю лишь ковш на огромном ночном небосводе...
А каждую ночь лето дальше и дальше уходит,
И мне говорят, что однажды совсем не придет.
Я должен узнать эти звезды, вдохнуть эту ночь —
И рта не раскрыть, сохранить до грядущего лета.
А ты не смотри: у тебя без того много света,
Которого зимним метелицам не превозмочь.
Мне нужно успеть побояться раскатистых гроз,
Обжечься крапивой, иголкой поддернуть занозу...
Да мало ли что... Ну и да, не забыть бы про розы:
Ведь ночью в саду чуть заметно свечение роз...

* * *
Свечу на столе зажгу я
И пыль в углах приберу.
Не выберу жизнь другую
И стул на чужом пиру.
Надуло в сени мороза,
В ведре замерзла вода,
Большая снежная проза
Закрыла проход сюда.
Молчит за окошком речка,
Лежит за рекою даль,
А здесь только я и свечка,
И скоро придет январь.
Открою книгу седую,
Над чаем ложкой звеня,
И свечку я не задую
В белесых сумерках дня.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0