Ольга Коржова. Живет в Ростове-на-Дону.

В пути

Семь дорог
ведут
вдоль
водоворота —
вдаль
лика,
лба,
лица...
Ликуя
лепет
лепит
целое.

Нет.
Не то.
Не вижу…

Жало
жило
жизнью
жгучей.
Чей
жгут
вену
вспять
повернет?

Вер гнет.
Трынь трав.
Рви тень
на «нет».
Тронь тон.
Встань вслед.
День
дум
дай
днесь!

Адажио

Закат на острие меча.
И солнце медленно садится
в дома, где в окнах отразится
огонь зеркального луча.
Ночь не спешит.
Чуть-чуть устало,
лениво, нехотя скользя
пушистой кошкой, одеяло
небрежно за угол неся,
дает покой глазам и душам.
И сердце бьется в такт послушно,
вдыхая чаек тихий крик,
запоминая каждый миг,
наполненный прохладой томной
и влажной глади тишью ровной,
смывая плен забот мирских…

Жизнь

Радостно, беспечно,
солнечно, не вечно,
вдумчиво, опасно,
суетно, прекрасно,
сумрачно, непрочно,
искренне, неточно,
трепетно и нежно,
искренне и снежно
вот и пролетела.
Так и не успела…

* * *

Капризность линий
во мраке слов —
глупца наитье
среди умов.
Скакун, на старте
забыв тропу,
в слепом азарте
летит ко дну.
И только моры
неспешных бед
да смятый ворох
моих побед.

Летний вальс

Девчушка по имени Лето
в прозрачных одеждах кометой
кружится по пыльным дорожкам
с любимою рыжею кошкой
и тихо, не в такт, распевает,
как ветер в ловитки играет.

Мгновенье — и девушка Лето,
себя ощущая поэтом,
блуждает по рифмам и смыслам, 
запутавшись в собственных мыслях,
и тихо, сквозь сон, причитает:
— Как быстро рассвет наступает.

И вот уж степенная Лета
под хриплые звуки кларнета
летит в то далекое лето,
где жили надежды поэта,
и девочка Лето кружила...
Опять реверс память включила...

Летний дождь

Как просто летний дождь идет
к нам в никуда из ниоткуда.
Такое маленькое чудо —
из капель сотканный полет.
И что-то влажное легло
на душу, на дома и листья,
и тихо, нежно и по лисьи
оно меня обволокло.
Как тихо летний дождь идет…
Его шагов совсем не слышно.
Лишь пахнет свежестью. И вишню
забавно катит рыжий кот.
Мне так уютно и светло.
Я растворилась в каплях лета
под звуки хриплого кларнета
сквозь запыленное стекло.

* * *

Я потеряла слово!
Смотрю по карманам
— нет.
Все сумки вывернула наизнанку
— пусто.
Решила шкаф пересмотреть —
может быть, туда завалилось.
Распахнула двери
и замерла!
Сколько забытых милых вещей
ждет тепла моей руки.
Вот любимая кофточка мамы —
совсем как новая,
хотя ей более 30 лет.
На полке вышитый братом платочек с прошвой,
подаренный и подписанный:
«Любимой сестричке к 8 Марта».
Внизу  не истоптанный
первый ботинок сынули
и клеенчатая желтая бирка из роддома,
будто папирусный свиток…
Слово! Где ты?

Хотела бы…

Хотела бы я жить
на сотом этаже,
чтоб в небо выходить
из комнат в неглиже,
и бусины дождя
ловить в пустой стакан
и, мыслями бродя
по пышным облакам,
лететь неспешно вдаль
за Птицей Голубой…
Иль в омут с головой—
в завьюженный февраль.

Тихий сонет

Мне не хватает тишины,
как дополненья к послесловью,— 
всего того, что к изголовью
приносят мне цветные сны.

Искала в рифмах и строках,
и в запотевших пыльных окнах,
в испуганных осенних кронах,
на улицах и островках…

Казалось мне, в невероятной
Кисейной вязи предзакатной
Уж близок встречи краткий миг!

А тишина стояла рядом.
И я ее касалась взглядом
У полок позабытых книг.

Зимний сонет

Еще мосты не сожжены...
Еще не облетела осень,
И, колобродя, дождик в просинь
Летит беспечно, в тень луны.

Деревья освобождены
От тягот крон. Лишь рощи сосен
Смеются, мол, мороз несносен,
Но с ним мы справиться должны.

Еще чуть-чуть —  и будет снег,
Прозрачно-серый и колючий.
И долог будет его бег.

А где-то там, у рек излучин
Он станет с ветрами созвучен,
Бесшумный, словно туарег.

* * *

Труппе артистов театра
«Человек в кубе»
Сначала был цвет.
Невидно-призрачный.
Такой воздушный,
что казался черным.
Среди балаганно-шумной
Большой Садовой
чуть слышный возглас
разноцветной прозрачности,
как дуновение ветра
из прошлого в будущее.
Без следа.
Даже без намека на след.
Она просто летала
в поисках
собственной формы —
некая чакра,
переплетенная
меридианами каналов
животворной энергии.
Метаморфозы формы рисовали
замысловатые фигуры
Пушкина в доме Альбы,
Золушки в Шинели,
Трех Высоких Женщин,
кормящих Черную Курицу…
Пустое пространство ожило
и зазвучало на тысячи голосов
под аккомпанемент
чуть слышно лопающихся
пузырьков Советского Шампанского.
А потом
оно разлетелось
на тысячи мельчайших пространств
в глаза,
уши,
сердца,
души…
В каждого,
кто проверил
геометрией куба
непостижимое чудо
бесконечности рождения
человеческой мысли.