Мои стихи
Галина Валентиновна Самусенко. Родилась и проживает в городе Коломна. Закончила Московский институт инженеров транспорта (МИИТ). Член союза писателей России.
Мои стихи
Мои стихи просты, как три копейки.
Я не беру сюжеты с потолка.
Деревья в парке, люди на скамейке,
весёлый дождик, сонная река.
Я не люблю копаться в мутном эго
неповторимой собственной души.
Я жизнь пою — и альфу и омегу —
по мне лишь эти песни хороши.
Я не гонюсь за золотом и славой,
они мне не грозят наверняка.
И всё ж кому-то не хватает, право,
моих стихов простого медяка.
Память
Память странная штука —
то не вспомнишь, что было вчера,
то вдруг выплывет то,
что случилось давно и далёко
и совсем не со мной.
Чьи-то лица —
как будто родные? —
в ночи у костра,
чей-то голос знакомый,
звучащий во тьме одиноко.
Иногда вижу косы
под стареньким
тёмным платком.
Вспоминаю девчушку
и хлебные крошки в ладошке.
И бревенчатый, старый,
живущий надеждою дом,
и в печи чугунок
обжигающей руки картошки.
А ещё похоронку.
Потухшие в горе глаза,
помертвевшие губы —
лицо, точно список иконы.
Щёки белые в мел —
их ещё не омыла слеза.
Тишину на разрыв,
словно нить,
от невольного стона…
Это было когда-то давно
и совсем не со мной.
Отчего же я помню
до самых мельчайших отметин
похоронки листок,
что держала дрожащей рукой,
как испуганно-тихо,
потерянно плакали дети...
Память странная штука —
то ласкает, то жжётся огнём,
вызывая из прошлого
в Лету ушедшие тени.
Мы дорогами
памяти предков
по жизни идём,
ставим вехи на них,
для идущих вослед поколений.
* * *
Без отца — полсироты,
а без матери и вся сирота
В.И.Даль
Уходят дети по земным дорожкам.
Уходят. Покидают отчий дом.
На время ль? Навсегда?
А мать в окошке,
прощаясь, осеняет их крестом.
Уходят дети. Часто без оглядки.
Ведомые неведомой судьбой.
А мать, листая школьные тетрадки,
забывшись, говорит сама с собой.
Уходят дети с головой в заботы.
Им как-то недосуг звонить, писать.
А мать хранит, перебирает фото —
всё понимает, всё прощает мать.
Встречаться некогда,
и на письмо ответить.
И вдруг нежданно
из родных ворот
выносят мать.
Тогда взрослеют дети.
И пополняют армию сирот.
Уходящим поэтам
Памяти П. В. Тимошкина
Уходят…
Уходят…
Уходят
без жалоб, проклятий и сцен
в извечном земном обиходе,
не требуя вечность взамен.
Уходят…
Безжалостно время.
И наш где-то близится час.
Уйдём.
Навсегда онемеем.
И время застынет для нас.
Уйдём налегке, без поклажи —
бесплотны, безмолвны, легки…
Но нас пролистают и скажут:
«А что, неплохие стихи».
В городе прошлого
Бродит май по весеннему городу.
Этот город со мною знаком.
В память накрепко врезались смолоду
двор тенистый, дорога и дом.
У подъезда сирень заполошная
тень метёт на ступени крыльца.
Но знакомого, словно нарочно, я
не встречаю сегодня лица.
Отчуждённые взгляды на улицах.
Пустота средь людской кутерьмы.
А на лавочке нашей целуются…
Попросить бы у Бога взаймы
каплю юности,
стать бы похожею
на себя много вёсен назад…
Жаль, сегодня я только прохожая.
Отвожу понимающий взгляд.
Улыбаюсь без всякого повода,
о прошедших годах не скорбя.
Всё прошло. Уезжаю из города,
где когда-то любила тебя.
* * *
Я видела сегодня лёд на луже.
Да иней на траве лежал с утра.
Зеркально-тихий
плёс речной остужен
туманом утренним.
Осенняя пора
вступила в завершающую фазу.
Полощет ветром одинокий лист.
Прозрачный воздух холоден и чист.
И пустота полей привычна глазу.
Мы подружились с осенью уже.
Для нас обеих отгорело лето.
Весна и юность затерялись где-то.
Стоит зима на ближнем рубеже,
грозя сердечный погасить огонь.
А он взметнётся, разгорится снова, —
калиново-рябиново-кленовый —
лишь струны потаённые затронь.
Вечерние часы теперь тихи.
Сопят себе в подушку сладко внуки.
В конце концов, не избежать разлуки.
Но стопки книг коснутся чьи-то руки,
и жизнь легко уложится в стихи.
Предновогоднее
Сестре
Я сегодня нарядила ёлку.
Ты любила ёлку наряжать.
От неё уютнее в светёлке,
или в «келье», как шутила мать.
Каждая игрушка — сколок детства:
упиралась ёлка в потолок,
кот под ёлкой, мишка по соседству
и дивана тёплый уголок.
Как же хорошо на нём мечталось
о любви, о жизни, о судьбе…
Нет дивана.
Лишь игрушек малость —
всё, что после многих лет осталось, —
вновь напоминают о тебе.
Мы не дети.
Но, поверив в чудо
и волшебный новогодний свет,
знаю — ты глядишь на нас оттуда,
ждёшь, что я с тобой когда-то буду,
и прощаешь,
что меня с тобою нет.
Калейдоскоп
Гребёнкой дождь прочёсывал кусты,
гигантскими скачками мерил поле,
потоком низвергался с высоты.
А ветер с силой, не давая воли,
толкал, мутузил, гнал куда-то вдаль
тяжёлую свинцовую завесу,
срывал с деревьев мокрую вуаль
и клочьями туман гонял над лесом.
А ветер рвал тугие облака,
давая солнцу выбраться наружу.
На миг светлела хмурая река,
и оживлялись на дороге лужи.
Дождь не сдавался, поливал сильней,
стучал, гудел на разные мотивы,
на пустоши спугнул табун коней
и гнал, хлестал, чесал и путал гривы.
И мчались кони гривами вразлёт,
почти как ветер, отставая малость,
вперёд, вперёд…
Вдруг резко — поворот…
А им вдогонку солнце улыбалось.
Дождливый осенний бал
Воробей за окном
вспоминает ушедшее лето
и горюет о тёплых
сухих и погожих деньках.
Осень правит свой бал,
в разноцветное платье одета.
И сверкают дождинки
в роскошных её волосах.
Осень в вальсе кружит
в паре с ветром
по мокрым дорожкам.
Дождь им такты считает,
но, кажется, всё невпопад.
В вихре вальсовых па
растрепалась причёска немножко.
И срываются листья,
в промокшем саду — листопад.
Ветер шепчет слова
о любви, небывалой на свете.
И краснеют рябины,
румянец стыдлив у осин.
Осень правит свой бал,
кружит в танце листвы разноцветье
под признанье в любви
и дождя нескончаемый сплин.
* * *
Расхристанный месяц, насмешливо скалясь,
болтался на небе оттенка индиго.
А звёзды лучистые в лужах купались,
и ветер куда-то бежал — торопыга —
по веткам деревьев, швырял облаками
в хохочущий месяц, расплёскивал лужи.
Вот так же судьбина швыряется нами —
сегодня в фаворе, а завтра — не нужен.