Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Вера

Софья Солнцева.

- Вера! Ве-ра! Черт возьми, опять она притаилась и ломает что-нибудь! Вера!

-Ася! Что опять случилось? В чем она опять виновата?- Через стену в ответ закричала пожилая женщина жалобным голосом.

«Сейчас она ее начнет бить не дай бог она же сумасшедшая как же с нее станется или разобьет посуду она может»

-Замолчи там, адвокатесса чертова! Твоя протеже! –Влетев в комнату продолжала ее дочь, -Эта овца только и делает что целыми днями либо игрушки ломает, либо от зеркала к зеркалу ходит! Ее же ничего больше то не интересует! –Тут она надменно улыбнулась – Ладно еще, если бы она хоть чем-нибудь интересовалась! Овца! А ты защищаешь еще, бедолажечку нашу тугоумную!

-Ася, успокойся! Зачем ты так про ребенка?! – Как всегда наигранно-удивленно приподняв бровь, защищала Нина. -Ей всего четыре! Ты, сама-то, игрушкине ломала разве?! Ломала! Я очень хорошо помню, как тебедядя Сережа привез из Китая этого…Льва, и что с ним через 2 часа стало.  Зачем же ты всю злость на такую кроху…Сколько можно то, Ася?!

-Мне, в отличие от этой овцы, было интересно из чего он сделан! А ей нет! Она ломает все что под руку попадется, растение с клешнями! Ты вот ее защищаешь, а я посмотрю, во что эта скотина вырастет! Ты с ней еще хлебнешь, это я тебе гарантирую! – С этими словами Ася со всей силы хлопнула дверью и ушла собираться к себе в комнату.

Старинные настенные часы в коридоре, как бы вторя ее тяжелым шагам, стали бить двенадцать раз. Они были неисправны и висели скорее для красоты. Помимо часов, на стене застыли оленьи рога, вокруг которых красовались расписные тарелкис изображениями русских городов.Выцветшие, когда-то узорчато-красные обои, были ободраны котом, и уже давно ни на что не годились. Высокие белые потолки прокурилисьв темно-коричневые и давили на плечи. Сам же коридор был довольно узок; 2 тусклые лампочки, в разных его концах, едва давали свет. А уж если случалось одной из них перегореть- замены можно было ждать годами. В темноте, мусор, то и дело попадавшийся хозяевам под ноги, распихивался по углам и прикрывал пыль. Провести уборку тут случалось нечасто, и различные обертки от упаковок и фантики могли беспрепятственно валяться на полу месяцами.

Сейчас Асю потряхивало, и каждое, даже не очень резкое движение, оставляло на лбуводянистые полосы от ползущих вниз капель пота. Темно-рыжие волосы были как всегда спрятаны в пучок. Так не жарко. Это была статная женщина 30-ти лет отроду. Ее нельзя было отнести ни к красавицам, ни к уродинам. Правильные черты лица испещряли веснушки, пронзительные зеленые глаза были прикрыты мутными стеклами очков. Она была невероятно обаятельна когда улыбалась, и также невероятно омерзительна когда злилась. Настоящая ведьма. Ее злость внушала животный страх. Первобытный, липкий. В гневе Ася могла вытворить что угодно. Ее правильные черты лица тотчас превращались в пластмассовую, ничего не означающую гримасу. И только пронзительно зеленые глаза выжигали все вокруг в поисках живого врага.

-Да, мама? – испуганно спросила дочь стоя за дверью. В детской, под шкафом, действительно лежали синтепуховые останки маленького медведя и размалеванная водостойким маркером голова куклы-барби. Куда делись ее остальные части Вера уже забыла. В своей маленькой комнатушке, (единственной во всем доме с побеленными потолками и новыми обоями), она разбрасывала вещи так, что порой невозможно было пройти ни на что не наступив. Комната на первый взгляд выглядела скорее как пристанище запойных алкоголиков; и только детские вещи да игрушки, плотно застилавшие весь паркет, могли заставить того или иного гостя назвать это место детской.

На старом, советских времен комоде блестел новенький китайский магнитофон, пожалуй, одна из очень немногих непопорченных Верою вещей.  Кассет со сказками, конечно же, это не касалось. Тут и там можно было заметить тоненькие рваные кусочки пленки, и пластмассовые ошметки от них. Священными, а потому неиспорченными остались лишь «сказки Андерсона», «Пеппи длинный чулок»Линдгренаи конечно же «Бременские музыканты» братьев Гримм.  

«Все Сейчас за все попадет И мама злая Всегда злая Даже если это не из-за игрушек все равно попадет И про игрушки все узнает Злаязлая Ну почему Почему она такая злая Всегда», пытаясь просверлить ногой паркет и как-бы желая в него провалиться, думала девочка. «И убраться нужно под кровать все запихнуть хотя бы и сломанное тоже Потом уберусь хорошо а сейчас нужно все под кровать и в ящик В ящик она не заглянет Все равно попадет Нужно оленя найти и перепрятать И уши от негоА то она меня точно убьет Злая»

Рывком открыв дверь, мать схватила маленькое плечо и дернула со всей силы.

 «Вот черт Ей же больно наверное Стоит как истукан овца Сначала одеть Штаны в шкафу хипповые так И к ним А на ней?»

- В чем ты измазалась то опять?! Верка- жопа с пенкой. Что это?!- Одергивая дочерину кофту и штаны вопрошала мать, – Ладно, с этим потом. Переодевайся быстро, нам через 20 минут выходить. Так. Надевай-ка вот эти брюки и…Твой шкаф это какой-то кошмар! Как ты умудряешься насрать даже в моей комнате, одному Господу Богу известно! В твой бомжатник так вообще не зайдешь, но оно и понятно. Овцы всегда в хлеву живут!  Придем домой, ты спать не ляжешь, пока не уберешь! Я тебе просто все твои вещички, вместе с этими вот трусами! Грязными! На голову натяну! Ты меня поняла?!» - еле сдерживая себя, кричала Ася. Она ненавидела бардак. Этим объяснялась почти стерильная чистота ее комнаты, за небольшим исключением в виде прикроватного столика с разбросанными на нем книгами.

-Да.- почти про себя проговорила Верочка и слезки из ее глаз, одна за другой, покатились по щекам. – Мам, а можно не эти штаны? Я не хочу эти, они как юбка…

- Надевай что дают, и не ной! Сейчас вообще никуда не пойдешь, будешь тряпки свои разбирать. – Продолжая переворачивать шкаф в поисках нужной кофты кричала мать.
«Вот когда я вырасту в 14 лет у меня будет паспорт и тогда я уйду из домаИ не буду носить эти вещи и убираться не буду и детей не буду бить и издеваться не буду и буду жить с бабушкой Она меня хотя бы любит»- сквозь слезы натягивая нелюбимые брюки думала Вера.

-Ну что ты всхлипываешь там, дрянь?! Где у тебя хоть одна чистая вещь? Где?! Зачем ты уродилась только- непонятно. На! Надевай это! – с этими словами Асяшвырнула в дочь бежевую кофточку с вышитыми на ней маками. Она покупала вещи в основном на вещевом рынке, самые простенькие, и, для того, чтобы дочь не стала объектом издевок по этому поводу, иногда ночами напролет вышивала ей гладью на вещах цветы и узоры. – И побыстрее! Свои всхлипывания оставь для этой жабы за стенкой! Мы торопимся.

Они действительно торопились. Из дома пропала нужная вещь. Дорогая, и очень нужная. Помимо всего прочего, вещь принадлежала не только ей. Ее нужно было вернуть, и если уже не в целости, то хотя бы в сохранности.

 Героин давно перестал быть кайфом. Без него было очень плохо, а с ним- немного, но лучше. И если бы пропала только доза самой Аси, можно было бы не торопиться. Тем более, что она прекрасно знала: будь там всего одна доза, она бы уже была использована по назначению воришкой. И хорошо, если не прямо в подъезде ее дома, пролетом ниже.

Они договорились встретиться в метро, в полпервого ночи. Опаздывать на эту встречу, мягко говоря, не стоило. Ни к чему было искушать и без того слабовольного человека. Она даже почти не злилась на него; просто одним порядочным другом в кругу ее близких стало меньше. Скольких она уже потеряла, скольких потеряет еще? Думать об этом времени не было, тем более, что ничего особенно нового не произошло. Вот уж на кого она действительно была зла, так это на себя. Оставить прямо на столе, у всех на виду, такое количество! Ася открыла новую банку «балтики девятки», и, сделав несколько жадных глотков, отправилась в ванную протирать очки. Ей действительно было плохо. Трое суток без сна, потом эта пропажа…И вокруг ничего, ничего кромеэтой захламленной, пусть и большой квартиры, которую убирай- не убирай, она все равно через несколько часов снова превратится в то, чем была до уборки. Да и не было в ней никого, кроместарой, ничего не смыслящей матери, просто неспособной ее ни понять, ни почувствовать; да еще дочери, которая, в глубине души, ее искренне ненавидела, она точно знала, что ненавидела. Ведь можно разве любить такую мать? Она все знала. Для этого не нужно было ходить к гадалкам или психологам, на это существует материнский инстинкт. Не выжигаемый, к слову, ни одним наркотиком.

- Верочка, подойди к бабе!

«бедный ребенок что она там на нее кричала что ей нужно от нее»

- Да…- подбежала девочка. Маленькая, хрупкая. Во дворе ее называли дюймовочкой. Синие глаза на пол-лица, густо обрамленные ресницами, были мокрыми от слез. Белокурые пряди волос ниспадали на узкие плечи. Пухлые, детские щеки горели румянцем. В ней не было даже угловатости, столь свойственной ее возрасту. Вера действительно напоминала дюймовочку. Сформировавшаяся фигурка маленькой женщинки, ни больше, ни меньше.
- Вера! Ты что, плачешь? Что случилось?! Она тебя ударила?

«чертова наркоманка довела до слез ребенка разве можно так бедная девочка»
- Она заставила меня надеть это!- Дергая себя за брюки, объявил ребенок. – Ненавижу эти штаны! И ее! И ее!

-Малышенька моя, успокойся! Вытри слезки! А ну-ка пойди умойся! Пойди умойся и успокоишься! Я знаю, что говорю! Давай, малыш. И не говори так про маму. Никогда не говори! У тебя прямо истерика! Разве можно так доводить ребенка! Пойди, слышишь? Пойди умойся!
- Там она! Пока она не уйдет, я не пойду!
-Так. Тогда посмотри на кровати…тут где-то платочки носовые, посмотри. Нужно хотя-бы вытереться. Куда вы собрались вообще? Она хоть сказала?
-Нет! –Снова расплакавшись почти крикнула Верочка. – Вот эти платочки? – На старой двуспальной кровати, заваленной вещами, валялась новенькая упаковка.

 -Да-да! Давай, вытри личико и успокойся. Ну разве можно так с такой крохой! Ну иди ко мне! Иди ко мне! Ну не плачь, только не плачь! Чем тебе не нравятся эти брюки?
- Они как юбка! Надо мною все смеются из-за них! Вот у Кати, у Кати узкие, они узкие внизу! А я? А у меня эти!- снова разразившись слезами, начала причитать Вера. Ей хотелось, чтобы ее пожалели.
-Да ты что! Из-за такого плакать, Господи! Да пускай это будет самым большим горем в твоей жизни! Что ты? Ну что ты, ну иди сюда! Кровиночка моя! Иди к бабе. Вот уж нашла из-за чего плакать! Да это и слезинки твоей не стоит, иди ко мне. Вытри сопельки, и иди ко мне. Мама лучше знает как надо. Она знаешь как красиво умеет одеться? Глаз не оторвать! И тебя красиво одевает! Ты ей доверься, Верок, она в этом понимает!

- Ну и пускай понимает! А я хочу узкие! Вот если бы вдвоем жили, у меня бы узкие были. Я ее ненавижу, ненавижу! Она мне не мама! Не мама!

-Ну брось, Вера! Нельзя так говорить, слышишь? Мама, какая бы ни была, все равно мама. Нельзя так говорить. Ты конечно перенервничала из-за нее, бедный ребенок. Она всех изводит. И меня наверное в могилу сведет…- Тут Нина приподнялась на кровати и обняла внучку.

«сведет-сведет и меня сведет а всё наркотики эти и говнюки-друзья а какая послушная была послушнее Веры и училась хорошо и такая талантливая»

 Доброе лицо, изрезанное глубокими морщинами, становилось совсем жалким и старым при виде плачущего ребенка. Со стороны она походила на сову: непропорционально большой нос, тонкие, почти в линию губы и ясные, серо-карие глаза. На свои 55 она, конечно, не выглядела. Молодость прошла в экспедициях, старость отправила ее в офис. Искривленный позвоночник съел ее рост, согнув почти в пополам; ноги, с выпирающими костяшками пальцев, ныли и порой не позволяли сделать и шага без боли; каштановые и шелковистые от природы волосы все дальше уступали место седине, а излишний вес и постоянная тяга к сладостям уже грозили диабетом.

-Бабушка! Давай от нее уйдем? Я хочу только с тобой жить, с ней не хочу!

-Ну все, все! Успокойся. Ты уже собралась?- Вера кивнула. –Ну все тогда, переставай плакать и успокойся.- Нина погладила внучку по спине.- Запомни, моя девочка: когда происходят неприятности в жизни, нужно взять безымянный пальчик, на котором у тебя кольцо. Где у тебя колечко, которое я тебе подарила?
-Тут. –С любопытством указав на свою правую руку, ответила Вера. Плакать она уж почти перестала и теперь была почти счастлива, сидя рядом с самой доброй, самой лучшей в мире бабушкой.

-Вот, смотри: нужно тереть колечко и приговаривать «И это пройдет, и это пройдет, обязательно пройдет.», и все проходит. Можно вслух, можно про себя. Главное верить, иначе ничего не получится.

-Ясно. – Верочка честно стала проговаривать про себя заклинание. Даже вышла на балкон, чтобы уж точно сосредоточиться и все сделать правильно.

-Ну что?! Она сюда выть пришла? – Влетела в комнату Ася.- Что ты там забыла на балконе, овца? Не доломанные игрушки выкинуть решила? Не сломать, так хоть швырнуть, а? Дрянь! Хоть бы убралась тут! Завалила всю квартиру!Комната бабушки была, пожалуй, самой грязной в доме. По старой деревянной двери проходила огромная трещина. Сама же дверь, как впрочем, и стены в этой комнате, были обляпаны чем-то масляным и жирным. Над грязной посудой, оставленной на полу и недонесенной до кухни от усталости, роились мошки и сновали туда-сюда пугливые тараканы. Постельное белье было вечно грязным, менять его чаще тоже не хватало сил. Единственная отрада- телевизор был покрыт слоем пыли. На нем, в хаотичном порядке, были расставлены всяческие фигурки из хрусталя. Какие-то из них подарила дочь, какие-то Нина заботливо купила сама. На старом, потертом временем трельяже выстроилась коллекция камней, привезенных из самых разных уголков страны. Рядом с ними стояли грязные чашки с плесенью, легкомысленно оставленные Верой перед зеркалом. В них жили опарыши и никто им в этом не препятствовал.

«Вот бы она умерла Мы были бы с бабушкой»- про себя думала Вера. К глазам снова подступили слезы. «Ну вот за что за что Я же просто стою»

- Ася, что значит выть? Ты посмотри как ты ее извела! Ребенок успокоиться не может! При чем тут игрушки! Она подышать вышла! Ты что же с ней вытворяешь! Такая кроха! Ты из нее сумасшедшую сделаешь! Не издевайся над ней! Хотя бы над ней не издевайся!- Жалобно умоляла Нина.
- Ты что, совсем о****а?! Кто над ней издевается! Дрянь и есть дрянь! Брюки ей видите ли не нравятся! Да куда уж там! Лучше как из инкубатора, шоб как все! Стадное животное ведь! Что глазенками своими бессмысленными расхолапалась? Перед мальчиками хлопать будешь, когда в проститутки пойдешь! А мне не надо. Вон твоя целевая аудитория! Жаба эта! Ей и дальше всхлипывай, а я стадных овец на дух не переношу!

-Ася! Что ты несешь?! Ну что ты несешь?! Ей же 4! Ну как тебе не стыдно то! Ну какие проститутки?

В заступницу полетела подушка, кинутая со всей злости. На кровати лежали предметы и потяжелее, но это было ни к чему. Силы у Аси были на исходе, начинался психоз. Мать, своим дрожащим и жалобным голосом лишь подливала масло в огонь; остановиться было все сложнее. Дочь смотрела овечьими, ничего не понимающими глазами.

«Они словно сговорились разыгрывать из себя жертв»

 Это приводило Асю в настоящую ярость, неконтролируемую, почти животную.

-АААААААААААААААААААА!!!!!!! Мне больно! Что ты творишь, ты что творишь, идиотка?! Ты зачем кидаешься?!

-Б! Визжащая сука! Теперь ты!- она резко перевела взгляд на дочь.- Ты собралась?! Прохлюпалась своей адвокатессе? Воздухом надышалась там?!

«Хоть бы ты умерла Когда же ты умрешь Я только бабушку люблю А ты мне никто никтоникто Не надышалась Не надышалась ясно тебе»

-Да. –Стараясь не сбить дыхание, и утирая вновь покатившиеся по щекам слезы ответил ребенок.

-Смотри ка! Даже у зеркала ее не видела! Никак с погодой что-то, чудо просто! Придем, я тебе медаль за это выдам. На грудь пришью.

-Ася, я больше так не могу! Я уйду в дом престарелых, я не могу больше это видеть! Не могу! Как ты измываешься и над ней, и надо мной! Ну какая медаль, какое зеркало!- Положив подушку рядом с собой, продолжала вопрошать Нина.- Ты ее довела, довела уже! Ну так успокойся теперь, оставь ребенка в покое!

-Да давай, вперед! Проваливай! И эту дрянь прихвати, я ее воспитывать не буду, овцу эту!

« Ну и не надо Не воспитывай Сама овца А я с бабушкой буду и в дом этот с ней пойду Не с тобой же оставаться Когда же ты умрешь как же я тебя ненавижу Злобная злобная И сама тварь и овца сама»

-Дрянь тут только ты! Ты ничего дальше себя не видишь! Куда ты ребенка тащишь в ночь? Куда?! Какие такие могут быть дела, чтобы тащить ребенка черт знает куда с собой ночью! Ей спать пора, она в 9 ложится, куда ты ее тащишь?!
-Не твое собачье дело! Заткни свой рот и дальше телевизор смотри! А ты что уставилась?! Пошли! Мы опаздываем! Быстрее!- Она сделала последний глоток пива и достала из сумки следующую банку.

Ася схватила дочь за руку и поволокла к метро. Идти нужно было через стройку, по темному переулку, да еще и мимо полиции, которой, по объективным причинам, она боялась больше бандитов. Шли быстро и молча.

«Я для них монстр докатились ну эта старая понятно просто истеричка настроила против меня родную дочь теперь и эта такой-же вырастет еще и тупой»

Круглосуточные пивные ларьки, пара голодных и ободранных собак, немногочисленные машины, мчавшие куда-то вперед, тонюсенькие деревья, отбрасывающие грозную тень,все смешалось в голове у Веры. Было страшно. Так происходило каждый раз, когда она оставалась с матерью один на один. А теперь добавился и темный переулок, с этой жуткой чугунной аркой, и мамин неровный шаг. Одно дело, когда она злая, и совсем другое- когда у нее заплетаются ноги. Проблема конечно заключалась в 4-ех выпитых банках пива, и это не считая открытой, которую мать несла в другой руке. Но откуда же об этом знать ребенку? Спросить у матери про ноги Вера естественно боялась, мало ли чем такой вопрос может для нее обернуться. Да и невозможно это было на такой скорости. Они почти бежали.Стоило ей попытаться остановиться, хоть на полминуты, Ася резко дергала ее за руку и тащила дальше. Они опаздывали.

Теплый свет в метро резко контрастировал с темной улицей. Немного отдышавшись, они зашли внутрь.

-Так. Я сейчас покупаю билет и идем. Никуда от меня не отходить, идти впереди, чтобы я тебя видела, ясно?!

-Да!- Просиял ребенок. Предстояло какое-то путешествие, что-то такое, что бывает редко. На это указывали как минимум два обстоятельства, и Верочка их тут-же про себя подметила.

«Во-первых ночь а мама по ночам только одна гуляет Во-вторых метро В метро мама не ездит она ходит только пешком или едет на машине»

 И самое неочевидное, но важное обстоятельство, пришедшее ребенку на ум, заключалось вот в чем: если они опаздывают и так спешат, значит, их ждет кто-то важный, к кому опаздывать нельзя.

«Вот бы там была собака Или даже две Как у той маминой подруги Большая и лохматая Может мы к ней едем И вдруг они дадут мне на ней покататься как в прошлый раз»
-О, ну все! Опять глазки завидущие, ручки загребущие! Пошли! И не сзади, не рядом, а впереди меня! Подходи к женщине которая там стоит. – Здравствуйте! Пропу’стите ребенка, пожалуйста? Ей четыре.

-Ее пропущу. Вас- нет. Паспорт есть?!- Тощая, похожая на засохшую рыбу контролерша смерила Асю надменным взглядом.

-Да-да, есть конечно. Секундочку. – зло улыбнувшись, мать полезла в сумку.

«Вот только этого не хватало Лишь бы прицепиться Сволочь неужели по ребенку не видно что он младше шести Или это запах пива»

-Вот,Держите! – она протянула вобле паспорт, открытый на нужной станице.

-Проходи, девочка!- уже не так надменно произнесла женщина. – А вы за билетом идите, девочка может тут подождать.

-У меня есть билет, вот он. – приложив карточку к турникету, напоследок проговорила Ася.

«Повезло Самое опасное прошли теперь я спокойна»

–Так, вставай на эскалатор. Вот так, да. И справа.- Дочь послушно сделала шаг в сторону.- Вер, а Вер? Какая это станция метро?

«Выясним насколько все плохо Вдруг хоть что-то полезное ей в голову вобью уже считай победа»
-Не знаю.
«Сейчас опять начнется Ну да не знаю И что Не знаю не помню»

-Красные ворота, Вера. Ты тут живешь, и это нужно знать.

-Ясно…- потупив голову ответила девочка.
-А знаешь почему красные ворота?

-Почему?

-Потому что сначала это были триумфальные ворота. Их возвелив 1709 году. Это очень давно. Потом их заменили на новые и ворота сгорели.
-Что, из камня? Из камня и сгорели?!

-Вер…Меня твоя тупость убивает просто. –Она тяжело вздохнула.

«Надо было молчать Молчать Теперь она ничего не расскажет и будет называть тупойНузачем я это спросила вообще»

-Ворота были деревянными, потому и сгорели. Осторожнее! Сходим с эскалатора, давай руку.

«Значит не злится Сейчас расскажет все Главное молчать а то точно разозлится»

- А горели они вообще дважды. А потом сделали каменные. И пока к власти не пришел дядечка Сталин, и не решил расширить Садовое кольцо, ворота стояли.

-Понятно…- после долгой паузы среагировала Вера.

«Понятно ей конечно Это мне понятно что ты тупая, а тебе вот ничего не понятно и опять такую рожу скорчила будто ее это все не касается Бабушкино воспитание называется»
-Что понятно? Вер, что такое садовое кольцо?

-Какая-то штука для сада?
-Все! А в Сухаревой башне, Вер, сухари сушили, ты в курсе?!

«Если ты это так говоришь значит не сушилиЧто, обязательно надо мной издеватьсяНадо спросить про кольцо теперь Хуже же не будет она уже знает что я не знаю»

-Нет, я не знала,- вежливо ответил ребенок.- А что такое садовое кольцо, мама?

-А сразу ты спросить не могла?! Почему ты мне постоянно врешь? Причем мелко, скучно? Ты хоть понимаешь вообще, что с тобой скучно?!

«Ага Спросить чтобы все то же самое услышать ну конечно»- опустив глаза, про себя бубнил ребенок.

Ася всегда разговаривала с Верой по-взрослому. Для нее в принципе не существовало такой категории как «ребенок».Была просто неочевидна мысль о том, что дочь может чего-либо не понимать из сказанного ею. Это же дочь, какой бы глупой и непохожей на нее она ни была .
-Все, разворачивайся. Эскалатор заканчивается. Руку! Так, нам направо. Садовое кольцо, да будет тебе известно- улица. Просто очень длинная, и по форме похожа на кольцо. И все кто жил на этой улице,должны были высадить рядом со своими домами деревья. Получились сады. Вот как перед дворцом пионеров. Потом уже, опять дядечка Сталин, все сады снес и улицу расширил. Давай, что непонятно из сказанного?

-Зачем было убирать сады? Он же снес ворота.

-Вер, Садовое кольцо большое, ты чем слушаешь? А с садами там другая история. Сталин боялся химической атаки, потому что если бы эта дрянь осела на деревьях, все точно бы отравились. Деревья впитывают всякую гадость, и эту бы впитали. Одно дело, когда эта дрянь от машин и людей, и совсем другое, когда от химического оружия. И самым оптимальным решением было эти деревья попросту убрать. Понятно? Вот, наш поезд едет.

-Теперь понятно…

«Ну хорошо хоть объяснила Она хорошая же умнаяВообще все знает Надо будет у бабушки спросить про химическое оружие И про людей с машинами» - думала про себя Вера.

Вагон был пуст. Ася плюхнулась на сиденье и достала еще одну банку пива. Шестую за вечер.Нужно было придумать, что она ему скажет. Тем более что на это оставалось не так много времени. Нельзя же ведь молча забрать то, что осталось от 7 граммов и ничего ему не сказать. Да, разумеется, он повел себя гадко. Своровал. Но и она ничем не лучше…И все же без внимания оставить это было нельзя. Но что она ему может сказать? Не мать же она ему в конце концов?! «Делай, что должен, и будь что будет.» Может, ему то как раз она и не мать. А вот этой, сидящей напротив, более чем. Хотя вряд ли конечно это может послужить аргументом. Нужно было отвлечься. Зачем думать о том, что решится вот-вот? Она достала книгу, и, перелистывая одну за другой страницы, стала запивать их пивом.

Вера сидела напротив и тайком от матери пыталась расковырять ненавистные брюки. Ехали они не очень долго, но в вагоне ребенок почувствовал усталость. Было уже не до ожидающих ее собак. Было совсем не до чего, и глаза смыкались.
-Вера! Наша станция! –громко крикнула мать. Ей все-таки удалось напиться. –Так, садись тут на лавочку. Вотон!- она помахала кому-то рукой и Вера благополучно уснула. Через ее капюшон, пришитый к кофточке, дядя передал то немногое, из того что осталось от тех самых злосчастных семи граммов. Они почти не говорили между собой. Он, приличия ради, промолвил скомканное «прости», спросил мельком что-то про дочь, на том и кончили.  Дело было сделано, и дядя отправился туда, откуда пришел. Мать взяла спящую Веру на руки и зашла в вагон.

 Говорить было больше не о чем.
-Вера!- на весь вагон крикнула Ася.

Девочка широко раскрыла глаза и посмотрела на мать.

- Вера, смотри на меня! Запомни! Если со мной когда-нибудь что-нибудьслучится, это единственный человек, к которому ты можешь обратиться, понятно?
«Мама снова сошла с ума Я ведь даже не запомнила как он выглядит И почему к нему есть же бабушка Что с ней Она умирает»

-Хорошо.- не стал спорить ребенок и еще раз пристально глянул матери в глаза.

«точно сумасшедшая»

Ася вдруг расплакалась и посадила дочь на колени. Он, этот человек, скоторым ей больше не о чем было разговаривать- отец Веры. Ася принялась целовать и гладить дочь.

«У меня самая лучшая мама Она меня целует Она меня любит»- успокоилась дочь и принялась целовать мать в ответ.

Как они вернулись домой, девочка не помнила. Прижавшись к бабушкиной груди, она не переставая все твердила «Я так люблю маму, так люблю! Никто не умрет, никто!»

-Конечно любишь! И я люблю! –уже засыпая проговаривала бабушка. –И я люблю.

«И откуда это она про смерть взяла Ася небось опять наговорила Не язык а помело Но это у нее с детства»





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0