Никогда не думал, что переживу подобное. В одночасье я погрузился в безумие, часть меня навсегда останется там.

Мы приехали на юг. Простенький аэропорт, потрёпанный УАЗик довёз нас до места от аэродрома. Местом был небольшой гостевой дом в пяти километрах от побережья. Заправляла домом пожилая женщина-вдова. Деталь про вдову я подчёркиваю, поскольку она за знакомство с нами, новыми постояльцами (как, я полагаю, и всеми другими до и после нас), успела повторить несколько раз, что они с мужем отстроили этот дом, открыли свой бизнес, а потом он умер от рака мозга. Рак сожрал его очень быстро, по её словам. Его портретами были увешаны все стены этого довольно потрёпанного, как и всё здесь, помещения. Потрёпанного, но добротного и даже красивого.

Юг всякой страны, как я всегда считал, обладал неким элементом наднационального, моя жена, вместе с которой я приехал, так не думала. Вернее, она просто об этом не думала, мои суждения зачастую представлялись ей какими-то избыточными, а потому я старался её особо ими не грузить лишний раз. Но не стану скрывать: в основе моего выбора места для отдыха во многом были именно они - мои заковыристые и надуманные размышления. В эту поездку, впрочем, они быстро перестали иметь какой-либо вес. Ведь это случилось уже на второй день пребывания.

На второй день мы с супругой пошли на пляж. Она осталась загорать на шезлонге, а я отправился плавать. Вода была прохладной, но приятной. Море – великий уравнитель. Каким бы ты ни был человеком, да и, собственно, на каком бы именно море ты ни находился, если любишь плавать в солёной воде – войдя в неё, ты фактически смываешь с себя идентичность. А, если подумать, все моря так или иначе связаны, так что в каком-то смысле можно сказать, что все плавающие купаются в мировом океане. Рассуждая подобным образом дальше, приходишь к выводу, что миллионы лет назад, когда первые организмы выбрались на поверхность, частичка их ДНК, какого-то первичного сознания, навсегда сохранила любовь к этому изначальному дому, колыбели землян. Я размышлял над этим, пока плыл, и не заметил, как отплыл так далеко от берега, что люди и объекты на нём превратились в едва различимые точки-силуэты на горизонте. Я поплыл обратно.

Как водится, когда внимание захвачено напряжённой физической деятельностью, работа других систем (слух, зрение и т.д.) может притупиться. По крайней мере, именно так я объяснил себе то, что открылось моему взору, когда я выходил из воды, восстанавливая дыхание после своего грандиозного любительского заплыва. Пляж исчез, вернее,  тот пляж, на который мы с женой чуть ранее пришли. Соответственно, пропали все шезлонги, зонтики, прежние туристы (да и какие бы то ни было люди вообще), а также моя супруга. Я оказался на пустынном, не облагороженном пляже, какой-то необитаемой части побережья. Эта пустынность прямо-таки слишком бросалась в глаза, словно я и впрямь очутился на необитаемом острове. Однако чересчур отчётливыми были воспоминания о том, что, выбирая место для отпуска, покупая билеты, делая бронь, выходя из самолёта и подъезжая к отелю на машине от аэропорта, мы с женой не покидали материк. А предположить, что я преодолел вплавь какое-то немыслимо-огромное расстояние - представлялось мне первостатейной нелепостью. Проделав все эти размышления, я направился вдоль берега, надеясь, вопреки собственному здравому смыслу, в скором времени выйти на пляж к любимой жене, которые испарились в воздухе.

Я шёл долго, дольше, чем хотелось бы признать. Сначала не теряя надежды, потом уже просто по инерции. Сложно сказать, сколько именно времени прошло: иной раз бывает, что в пору сильнейшего стресса время расплывается, давя на психику своей неизъяснимой мощью. Медленно, но верно теряя рассудок от внезапно нахлынувшего безумия, я всё брёл и брёл по бесконечному пляжу без каких-либо признаков цивилизации. К слову, юг, юг всякой страны – место, достаточно быстро осваиваемое людьми, особенно в эру процветания туризма. Настолько, что зачастую приплачивают как раз за меньшую популярность тех или иных «точек» как один из основных критериев выбора. Думая об этом, я обнаружил, что пляж, остававшийся песочным на протяжении моей долгой прогулки, стал галечным.

По какой-то причине это меня воодушевило: словно до этого я шёл не по побережью, а песочным дюнам пустыни. Оглядываясь по сторонам в поисках хоть какой-то жизни, я увидел где-то вдалеке впереди палатку и невнятные контуры и очертания, силуэты и фигуры людей, смутные, будто мираж, проступающий сквозь дымку от костра. Я ускорил шаг в направлении неожиданно вспыхнувшей надежды, когда вдруг на небольшой высоте из ниоткуда возник гигантский грузовой самолёт. Шум от него двигался вместе с тенью и, как его тень, был несуразно огромным и внезапным. Мощнейший поток звука и столб мрака, а также ужас громады необъяснимо низко движущегося авиалайнера сбили меня с ног. От моментально переполнившего страха я непроизвольно зажмурился, инстинктивно закрывшись руками, как будто в случае катастрофического столкновения это смогло бы меня защитить. Шум прекратился так же резко, как и появился, в нерешительности, по истечении нескольких долгих секунд, я убрал руки от лица и медленно открыл глаза. Небо было абсолютно чистым и безоблачным, солнце находилось в зените и шпарило неимоверно. Яркий свет резал глаза, они слезились, я поморгал и неспешно приподнялся на локте.

Откуда-то справа послышались голоса (где-то в той же стороне я чуть ранее заметил палатку и невнятные очертания). Повернув голову на звук, я увидел, что ко мне приближается группа странно одетых темнокожих незнакомцев. Двигаясь по гальке бесшумно, они вскоре подошли почти вплотную, к этому моменту я успел встать на ноги и отряхнуться, чтобы с остатками достоинства встретить потенциальную помощь или возможную угрозу. Три человека, двое чёрных мужчин и девушка, остановились в нескольких шагах, с любопытством меня оглядывая.

- Здравствуйте, - неуверенно начал я, «собеседники» в ответ молча кивнули, во взгляде одного из них по-прежнему царило недоумённое любопытство, девушка странно улыбалась, второй мужчина взирал на меня со спокойствием сфинкса. Такая хладнокровная решительность сияла в нём, будто ему ничего не стоило свернуть шею любому, кто вызвал бы малейшее беспокойство или недовольство. – Вы.. вы видели самолёт? – спросил я, нарочито жестикулируя и указывая на небо.

Все трое переглянулись, негритянская девушка засмеялась, заразив смехом своих спутников, а потом произнесла:

- Прывэт!

После этого они все опять засмеялись, пока я в замешательстве, нелепо улыбаясь, смотрел на них, переводя взгляд с одного лица на другое. Сам вид африканцев не удивил меня и даже приободрил, поскольку я отчётливо помнил, что недалеко от нашего гостевого дома мы с женой видели указатель на туристический аттракцион-достопримечательность под названием «африканская деревня». Так что это вселяло надежду на скорое разрешение моих проблем.

- В..вы из африканской деревни? – нерешительно спросил я. Ответом, как и следовало ожидать, был громогласный смех. Затем мужчина-сфинкс, явно не увидев во мне угрозы, развернулся и молча отправился обратно к палаткам (как я успел разглядеть, там была не одна). Другой мужчина, улыбаясь, протянул мне флягу с водой, которую предусмотрительно принёс с собой. Девушка между тем продолжила выступать в роли парламентёра:

- Вы заблудылись?

Приняв флягу и жадно прильнув к ней, я лишь утвердительно кивнул в ответ на этот вопрос.

- Идём, - сказала она, маня меня рукой и разворачиваясь в направлении, куда ушёл один из её спутников. Мужчина, поднёсший воду, принял свой дар обратно из моих рук, широко улыбнулся и добродушно похлопал меня по плечу, одновременно подталкивая идти с ними.

И вот мы втроём уже шли в сторону таинственных палаток. Таинственными их делало только то, что делало таинственным всё остальное для меня: полная непредсказуемость каждого элемента здешнего ландшафта. Я буквально не знал, что произойдёт в следующую минуту, что исчезнет, а что появится: для того чтобы убедить меня в этом, хватило пропавшего пляжа и мелькнувшего над головой гигантского самолёта. Так что я просто шёл с аборигенами, надеясь, что рано или поздно это выведет меня обратно к жене.

Наконец мы пришли к палаткам, это был лагерь чернокожих поселенцев. Не получив внятного ответа на свой последний вопрос, я просто предполагал, что это и была «Африканская деревня».  Некоторые местные откровенно походили на туземцев, с голыми торсами в самодельной обуви, другие были одеты вполне презентабельно и современно, по-европейски.  Люди смотрели на меня и перешёптывались, я брёл между палатками и примитивными сооружениями в одних плавках, чувствуя себя нелепо и глупо. Меня подвели к палатке, которая была больше всех прочих. Я сразу почувствовал, будто оказался в фильме, готовый быть представленным вожаку племени или же, как произошло в действительности,  - верховной жрице. По крайней мере, именно так я определил её для себя, когда увидел: пожилая женщина с дредами в бесформенной чёрной накидке из непонятной ткани. Её кожа была испещрена морщинами, глаза (классические безумные глаза ворожей и спившихся прорицателей-вестников апокалипсиса), помимо характерного выражения, были с бельмом. Она вышла за секунду до того, как меня подвели к входу в её хибару. Как если бы она заранее знала о посетителе, причем не просто посетителе, а таком необычном, как я: почти голом, успевшем обгореть на солнце за путь вдоль побережья и покрыться красными пятнами (выделяющимся на общем фоне даже без них одним лишь бледным цветом кожи).

Парень, который ранее подал мне флягу, куда-то исчез, девушка по-прежнему стояла рядом, но уже как бы не со мной, а просто поблизости, слившись с толпой. Я не понимал, что происходит. Тем временем ворожея (или шаманка) приблизилась ко мне и дотронулась до моего лица, всматриваясь в него, подобно врачу, осматривающему пациента.

- Ты пришёл на шоу? – спросила она без всякого акцента. Я в недоумении глядел на неё и вдруг ощутил нависшую вокруг напряжённую тишину.

- Какое ещё шоу? – только и смог сказать я.

В ответ на это старая чёрная женщина легонько взяла меня под руку и куда-то повела. Я не сопротивлялся, чувствуя, как начала кружиться голова. Видимо, давало о себе знать долгое пребывание на солнцепёке. Пару минут спустя меня подвели к огромному шатру, смахивающему на цирковой. Толпа зевак всё время двигалась вместе с нами. Ворожея втолкнула меня внутрь. Там было абсолютно темно и прохладно. Как только я погрузился в эту прохладную темноту, осознал, что не задал ни одного из волновавших меня вопросов: «Как мне вернуться к цивилизации?» «Куда, чёрт возьми, делся пляж с шезлонгами?!» « Что это, мать вашу, был за самолёт, пролетевший над моей головой?! Вы вообще его заметили?!» Однако вскоре они, эти вопросы, вновь куда-то отпали: меня захватило, пожалуй, самое экстравагантное зрелище из тех, что я когда-либо видел.

В центре импровизированной сцены, бывшей по совместительству зрительным залом со мной в качестве единственного зрителя, а точнее над центром, откуда-то с шатрового потолка, зажёгся красный свет. В круге этого красного света сидела красивая чёрная женщина, старше той, что привела меня в лагерь, но много младше жрицы. Женщина была почти голой, точнее не почти: её наготу «прикрывали» только нательные рисунки в самых интересных местах. Волосы были сплетены в длинную косу, которая несколько раз обвивалась вокруг её шеи. Вернее, так мне только показалось сначала. На самом деле, вероятно, короткие волосы на её голове были прикрыты матерчатым головным убором, а коса, начинающаяся где-то от затылка, обзор которого был мне закрыт из-за ракурса, на поверку (при более тщательном рассмотрении) оказалась змеей. Я не разбираюсь в змеях, поэтому затрудняюсь сказать, какая именно обвивала шею женщины, но это была определённо змея. Ведь «коса» росла прямо на моих глазах, тянулась между её грудей, оборачивала талию, не прекращая пульсировать и лосниться, что напоминало нечто фаллическое. Я почувствовал очень странное возбуждение, смешанное с отвращением и страхом, пока тварь продолжала ползти по телу сидящей в круге красного света женщины. К слову, эта женщина смотрела прямо мне в глаза, как будто пытаясь загипнотизировать. Не могу сказать, что ей это не удалось. Но, разумеется,  взгляд мой непроизвольно смещался к змее, которая уже ползла по причудливо заломленной ноге африканки, сидевшей в позе лотоса. Я разглядел едва различимый во мраке тоненький язычок змеи, на мгновенье показавшийся из сомкнутой пасти.

Как-то неожиданно я обнаружил, что сижу на земле по-турецки. Не помня, когда успел сесть, я пристально следил за движениями рептилии, «путешествующей» по не шевелящемуся, подобно изваянию, телу заклинательницы. Опять же, не имея возможности доподлинно знать, кем она являлась на самом деле, я просто предполагал, исходя из того, что видел. Внезапно женщина как-то шире раздвинула подобранные ноги, как бы открывая своей подопечной дальнейший путь. Как заворожённый, я смотрел на промежность «артистки», её лобок венчала причудливая татуировка: рисунок круга. Забыв всякие приличия (что было мне совсем несвойственно), я пристально вглядывался в интимное место женщины, пытаясь разобрать изображение. Это был не просто круг - змея, пожирающая сама себя.

- Уроборос, - шёпотом вымолвил я.

Стоило мне это произнести, как змея, до этого неспешно и аккуратно ползущая, стремительно ворвалась во влагалище женщины, аккурат под тату, как бы продолжая его. Заклинательница закрыла глаза и откинула голову, словно в экстазе. Её тело как-то дёргалось и извивалось, пока питомец заползал в неё всё глубже и глубже, пока не исчез внутри полностью. Увиденное настолько поразило меня, что пасть моя ошарашенно широко раскрылась, я не мог поверить своим глазам. Тем не менее я продолжал смотреть и, клянусь, видел, как змея перемещалась в животе женщины, заставляя рисунки на её теле оживать. А затем я с ужасом перевёл взгляд выше, на всё ещё запрокинутую голову выступающей.

Казалось, что питон (или анаконда, или удав) в ней двигался синхронно с моим взглядом, потому что, когда мои глаза остановились на задранном подбородке заклинательницы (или кем она там была), я смог наблюдать, как она вернула голову в прежнее положение и широко раскрыла рот, как из него стала выползать змея. Рефлекторно и быстро я закрыл свой, словно животное, освободившись, направилось бы ко мне. До самой последней секунды, пока оно полностью не покинуло тело своей хозяйки, я не мог отвернуться. Когда змея аккуратно заползла обратно на шею женщины и вновь приобрела сходство с косой, за которую я принял её изначально, негритянка пристально посмотрела на меня, улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй, красный свет тут же погас.

Снова оказавшись во мраке шатра, я испытал такой ужас, какой не испытывал ещё никогда. Резко вскочив, я выбежал на улицу и сразу же выблевал то немногое, что было в моём желудке, на глазах у хохочущей и улюлюкающей толпы местных. Голова кружилась, я слышал одобрительный свист и подбадривающие возгласы, вдруг почувствовал на плече руку и испуганно вздрогнул. Когда я оглянулся, ничуть не удивился, увидев перед собой старуху.

- Понравилось? – спросила она, загадочно улыбаясь.

Я, внезапно разозлившись, сбросил её руку со своего плеча и крикнул:

- Вы что, издеваетесь надо мной?!

Жрица посмотрела на  меня в недоумении, улюлюкающая толпа смолкла. Среди окружающих я разглядел лицо встретившей меня на пляже девушки. В её взгляде читалось сочувственное беспокойство.

- Что с вами, люди?! Мне нужна помощь! Я заблудился и хочу вернуться к жене! – взмолился я.

Старуха как-то сразу смягчилась, улыбнулась и сказала:

- Ещё не всё, следуй за мной. – не дожидаясь моего ответа, а, скорее, протестов, она развернулась и пошла куда-то сквозь расступающуюся толпу. Ничего не оставалось, кроме как пойти следом.

Мы вышли за пределы лагеря (африканской деревни?) и оказались на тропе, пролегающей через густые заросли кустарника. Тропа была довольно узкой, я несколько раз поранился о колючие ветки, а жрица, будучи дамой достаточно крупной, умудрилась даже ни разу не зацепиться своей свисающей с плеч накидкой, что, впрочем, удивительным не было.

И вот мы вышли на небольшую поляну перед развёрстым в скале отверстием, входом в пещеру. Я осмотрел скалу снизу вверх и смог убедиться в том, что мы были у подножия горы, хорошо просматриваемой на много километров вокруг (в том числе из окон гостевого дома, где мы с женой остановились). Я понял, что каким-то образом оказался с другой её стороны, и посмотрел на старуху.

- Я должен пройти через пещеру? Она выведет меня на другую сторону?

Ворожея, улыбнувшись, молча кивнула. Нерешительно, как бы уточняя, я молча в характерном жесте указал на отверстие в скале и вопросительно взглянул на шаманку. Та повторно беззвучно кивнула, утвердительно моргнув. Я глубоко вдохнул, собираясь с духом, кивнул в ответ и пристально посмотрел в черноту пещеры, а когда перевёл взгляд на то место, где стояла старуха, никого не увидел.

«Конечно, она исчезла.» - подумал я, затем шагнул в неизвестность.

Как и во всяком непростом деле, он предпочёл не мешкать и не оглядываться. Мучительно долгое время спустя пришлось пожалеть об этом: вход остался далеко позади и, хотя он постоянно шёл только прямо, в кромешной тьме уже не знал, где позади, где впереди. Он обнаружил в себе забытую с детства боязнь темноты, даже не боязнь, а ужас. Он потерял себя, а потом споткнулся и потерял рассудок. Земля ушла из-под ног не фигурально, а вполне буквально.  Он осознал, что висит на каких-то проводах или веревках, точно протянутых через бездну. Больше всего пугало незнание того, где она заканчивается, где был её край.

Ещё один страх из детства пронзил стрелой: он понял, что для того, чтобы выбраться, нужно стать канатоходцем. Другого выхода, кроме его преодоления, он не видел. Хотел бы он сказать, что страх ушёл, но неподдельный трепет пронизывал всё его естество. В абсолютном мраке он ощупывал «канаты», по текстуре напоминавшие мощные древесные корни, и медленно поднимался, пытаясь опереться, обрести равновесие, базис.

Тогда у него случилось прозрение: таковой была вся его жизнь, жизнь каждого человека. Балансирование на хлипком канате разума в бескрайней пучине безумия. С утверждением этой мысли он выпрямился, встал на ноги и сделал первый неуверенный шаг. Нога соскользнула, сердце подскочило в груди, адреналин ударил в мозг, он вновь падал, уже прощаясь с жизнью. Он упал на твёрдый пол пещеры. Вдалеке можно было разглядеть крохотный просвет.

Когда я подошёл к просвету, ужаснулся очередному чудовищному открытию. Я наблюдал внутреннее помещение ванной нашего с женой гостиничного номера с перспективы маленького зеркала над раковиной. Понять это мне помогло то, что перед этим зеркалом в тот самый момент чистила зубы моя супруга. Я хотел закричать, но осознал, что ничего не слышу и не могу издать ни звука, даже больше: забылась всякая вербальная коммуникация. Иными словами, если бы голос и не пропал, я понятия не имел, как работают слова, как их произносить и формулировать. Зато по какой-то причине язык жестов, изученный на университетском факультативе, помнил в совершенстве. Как жаль, что она не видела меня. Это стало понятно после того, как она несколько раз посмотрела на меня в упор и никак не отреагировала, тщательно исследуя свою полость рта и кожу лица.

Стоило мне подумать о том, почему она выглядит такой спокойной, учитывая моё исчезновение, и почему она вернулась в номер одна и как ни в чём не бывало чистит зубы, произошло нечто, снявшее всякие вопросы. В комнату вошёл мужчина и обнял сзади мою благоверную, она прижалась к нему и расплылась в улыбке. Не успел я разозлиться, попытаться выбить зеркало с другой стороны и ворваться в ванную, как вдруг понял, что мужчиной был я. Я не пропал, не исчез в море, я был в номере со своей женой. В бессилии я сел на землю, обхватил себя за колени и в отчаянии начал покачиваться взад-вперёд. Немой вопль тоски рвался из груди, но я не мог его выпустить, вынужденный им давиться.

Пока я жалел себя, жена вышла из ванной, а другой я занялся водными процедурами. Чисто инстинктивно я поднялся и стал вглядываться в свои глаза. К моему несказанному удивлению, «он» увидел меня, выронив изо рта щётку. Мои глаза в воодушевлении округлились, жестами я сказал ему: «Ты не я! Ты пропал в море! Убирайся, впусти меня!» Он в ужасе таращился на меня, его ужас сообщался мне, бешеным сердцебиением клокоча в груди.

Звуки вдруг вернулись, я слышал шум воды, приглушённую работу телевизора за стеной и голос супруги:

- Родной, всё в порядке?

Я стоял перед зеркалом в ванной. «Что это было?» - возникла мысль в голове. Дверь в ванную отворилась, голос жены прозвучал ближе прежнего:

- Всё хорошо? – я кинулся к ней с объятиями и поцелуями, плотно прижав к себе. Она несколько ошалела.

- Что это с тобой? – засмеялась она. – Как будто неделю меня не видел!

- Просто очень тебя люблю, - ответил я, и это был самый лучший момент в наших отношениях, самый искренний и чистый. Таких не повторялось ни до, ни после.

Той ночью всё было хорошо, но уже на следующий день во взгляде жены появилась какая-то подозрительность, недоверие. Да и мне всё стало казаться каким-то чуть-чуть не таким. Первое время я притворялся, что мне только кажется, что это всего лишь паранойя, но, конечно же, я знал, в чём дело, помнил все детали, все мельчайшие подробности.

Когда мы вернулись из отпуска, жизнь вошла в привычное русло: работа-дом-рутина. Путешествие на юг стало светлым воспоминанием в череде серых городских будней. Но для меня оно было куда более значительным, если не сказать определяющим. Как оказалось, не для одного меня.

Прошлой ночью, когда мы легли спать, я повернулся на бок, спиной к жене. Я лежал с закрытыми глазами, потихоньку проваливаясь в сон, и внезапно услышал:

- Я знаю, что ты не мой муж. Он уже не вернётся.

Я молчал, замерев в напряжении всех мышц, почти в спазме.

- Но мы будем вместе, останемся друг с другом, ведь дороже ни у меня, ни у тебя никого нет. – она обняла меня за талию и прижалась вплотную к спине, я расслабился.  – Дорогой…

- Да?  - откликнулся я.

- Я беременна.