Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Поэтессы век недолог

Александр Пшеничный. Живет в г. Харьков (Украина).

Моим стихам, написанным так рано…
М. Цветаева

Акварель радуги над фонтаном Зеркальная струя в центре Харькова. Много лет перламутр его брызг окропляет место встреч любителей поэзии и литературы. Здесь в тени старых лип нередко просушиваю творческий порох и я. Приятное общение, декламирование горячих стихов, песни под гитару, дружеские рукопожатия.

Но несколько часов безмятежного общения слегка омрачают два унылых обстоятельства: возраст дам и заурядность их новых стихов.

Вслушиваясь в сухие голоса, я вымучено улыбаюсь, вспоминая откровения скандально известного академика: «…мне же известны две непререкаемо отвратительные вещи — надежда в глазах старика и скверные стихи».

Однажды я попросил двух почтенных поэтесс прочитать что-нибудь из их ранних творений. Последние слова они шептали под аккомпанемент моих аплодисментов.

В ту минуту внезапная догадка щелкнула в голове, и я спросил: «В каком возрасте вам открылись эти маленькие шедевры, и прикасалась ли к ним любовь?»

— Восемнадцать и девятнадцать, — ответили дамы. Одна показала запястье с еле заметным рубцом: «В ту весну я вскрыла вены над его прощальным письмом». Вторая печально вздохнула. Опиум первой любви так и не растворился в ее крови.


Дома, терзаемый смутным предчувствием, я разложил книги с полки поэзии на две неравные стопки: стихи мужчин и женщин. Отдельно томики А.Ахматовой и М.Цветаевой — двух ног женской поэзии в ажурных чулках читательского признания.

Даже при беглом осмотре книг моя внезапная догадка обнадеживающе шевельнула хвостиком. Вернее хвостиками бумажных закладок. В женской пирамидке и в двух томиках именитых поэтесс потрепанные полоски закладок теснились лишь в первой четверти книжных торцов.

В волнении я перечитывал когда-то подчеркнутые строки, помечая даты создания шедевров.

Восклицательные знаки на полях и карандашные акценты синхронно обрывались на рубеже 30–32 лет.


«Обыкновенный субъективизм» — зевнет читатель.

Но существуют ли в оценке поэзии хотя бы иллюзорная объективность? «Да-а-а! — обнадежил долгий раскат гонга в голове. — Песни на стихи поэтов: истинные печати их признания».

На мой запрос монитор компьютера улыбнулся двадцатью семью песнями на слова А.Ахматовой и тридцатью одной на стихи М. Цветаевой.

Предположения подтвердились.

Максимум цветаевских песен пришелся на ее двадцатишестилетний возраст — шесть(!) стихотворений. Возрастной диапазон: от восемнадцати («Ты с детства любила тень») до тридцати двух лет («Точно гору несла в подоле»).

Та же закономерность и со стихами Ахматовой. Ее звездная рогатка — двадцать один и тридцать два года («Сероглазый король» — «Я окошка не завесила»). И два года триумфальных взлетов — 1911 и 1913. Двадцать два и двадцать четыре года — двуглавый Эльбрус царицы русской поэзии.

Но есть и исключения. Завершающую точку в стихотворении «Виновник» Анна Андреевна поставила в семьдесят три года. Видимо, у поэтесс от кутюр эхо успеха иногда ускользает из клещей времени.


Пересмотр стихотворных сборников — выжимок звездных творений, укрепил мое предположение: абсолютное большинство произведений, достойных поэтического Эрмитажа, написаны женщинами в возрасте от 18 до 33 лет!

Печально, но природа отпустила поэтессам лишь 15 лет фурорного стихосложения.


А есть ли взаимосвязь между возрастом мужчин и их поэтическими взлетами? Неужели и к их загривкам приставлены безжалостные лезвия временных ножниц?

Нет. Закладки из торцов книг мужской пирамиды выступали с равномерностью хвойных иголок, немного учащаясь к концу.

Вот два примера, иллюстрирующих общую тенденцию.

Последняя полоска в томике Иннокентия Анненского на вершине книжной кипы. Сириус творчества поэта — стихотворение «Моя звезда», датированное 1909 годом. Анненскому немного за пятьдесят, через год он покинет наш обыденный мир, чтобы навечно стать обитателем Парнаса.

И снова монитор откликнулся длинной цепью песен на слова, принесенных светом анненской Звезды. Их пели и поют А.Вертинский, В.Высоцкий, А.Суханов, и даже рок-группы и поп-звезды.


Вот и самая истрепанная закладка в томике переводов английской поэзии С.Маршака, выхваченная из середины. Вильям Блейк.

В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир в зерне песка,
В единой горсти бесконечность
И небо в чашечке цветка.
 

Лучшее из когда-либо написанного поэтами. Законы мироздания в одном четверостишии. 1803 год — сорок шестой от рождения поэта.

В пятьдесят шесть этот манифест английского романтизма перевел на русский безмерно талантливый С. Маршак, подтвердив мое предположение: бриллианты стихотворных строк поэтов разбросаны по их жизни в творческом беспорядке, лишь изредка группируясь во времени, но чаще равномерно.

Видимо, у поэтов кровь творческих удач и лимфа прожитых лет текут по разным сосудам, гонимые одним сердцем.


Но почему век женской поэзии так недолог, а линии творческих взлетов поэтов ограничены кумачом одиноких флажков, за которыми лишь цветаевская бездна?

Я не находил ответа. Но однажды утром на край моей постели присела Муза.

— Почему? — удивилась вопросу долгожданная гостья. — Мужчинам этого знать не должно. Но если ты настаиваешь…

— Очень, — я поцеловал божественное запястье.

— Ну, хорошо, — Муза пикантно вдохнула дым из соломинки сигареты и кокетливо прикрыла простыней голые коленки. — Поэзия женщин сродни черному пороху: в нем смесь таланта, юности и любви. Достаточно искры желания или поцелуя любовника, чтобы пепел взрыва осел обуглившимися семенами любви на миллионах книжных страниц. Чем больше в порохе таланта, тем меньше время поэтической юности и сильнее взрыв. Женщин вне любви не бывает, но Аполлон оплодотворяет лишь юных избранниц. Для него молодость важнее красоты. Открою маленькую тайну: гениальные стихи — дети их любви.

— А мужчины? — я приподнялся, чтобы поцеловать открытое плечо.

— Ты слишком нетерпелив. Женская поэзия — это бокал шампанского. Феерия настроения, мерцание пузырьков соблазна и капризов. Кажется, еще немного — и из его пены возникнет сама Афродита. Но игра шампанского скоротечна: минута — и в бокале обычное вино. Лишь изредка всплывет пузырек вводящей в дрожь строки. Молодость часто берет кредит у старости, но никогда не выплачивает долг. Поэтому так мало чудных женских стихов.


Мужская поэзия — это коньяк в золотой стопке. Его пьют неспешно; подогретым теплом руки, чтобы лучше ощутить аромат тонко подобранных слов и терпкий вкус зрелого таланта.

У каждого мужского шедевра есть свое женское имя, цвет волос и глаз. Без них динамит поэтического таланта взорваться не может. В творчестве и любви мужчины более ровны: одна любовь сменяет другую, плавно входя в возраст Бальзака, а потом бесы в ребро, второе дыхание и девичьи волосы на мужских сединах.

С мужчинами трудно, но волнующе приятно. В два роковых рубежа — 27 и 37 — самых лучших мы забираем на Парнас. Ведь молодые любовники так страстны!

— И у тебя?... — неожиданный спазм сдавил мою грудь. — … Кто-то из них?

— Да, он твой любимый поэт, но сейчас мы в ссоре… Ушел к моей сестре. Но скоро вернется, без моих поцелуев его стихи мертвы.


Свой мобильный номер я написала помадой на стекле. Раскиснешь, или иссякнет воображение — звони.

— Подожди, — я накрыл тонкие пальцы своей ладонью. — А прозаики? Неужели и мы мечемся в клетке времени?

— Проза и поэзия — это плотник супротив столяра, как говорил кто-то из ваших. Пиши и ни о чем не думай. Слава — женщина, а женщины приходят сами. У нас полузакрытые глаза, но всегда отрытые уши.

Я резко поднялся с постели: «Нужно предупредить поэтесс. Может кто-то из них отложит обманчивое перо и поменяет лирического героя на обыкновенного мужчину…»

— Не спеши. Это ничего не изменит. Женщины будут писать стихи в любом возрасте. Это их первичный половой признак, заложенный еще хаосом. Даже Аполлон бессилен что-либо изменить.

Экономь время. Поэзию мужчин читай с последней страницы, а женщин — с первой.


Муза ушла. Я прислонил кончик незажженной сигареты к ее дымящемуся окурку. В клубах табачного дыма и контражуре утреннего солнца мелькнуло видение.

Серебряные кипарисы фонтанов Зеркальной струи, разрезанные могучими крыльями Пегаса. Радостное конское ржание и нетерпеливый стук копыта о гранитный бордюр бассейна. В золотое стремя вдета изящная девичья сандалия. Взмах сахарных крыльев — и еще одна поэтическая девственница унесена в обитель Искусств. Туда, где рука Аполлона, в который раз перевернет колбы пятнадцатилетних песочных часов поэтического триумфа.

Дым рассеялся. Что только не привидится в утренний час.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    


Читайте также:

Александр Пшеничный
Дар ангелов
Подробнее...