Сразу хочу предупредить тебя, уважаемый читатель, что строчки, которые ты читаешь в этот момент, ни в коей мере не претендуют на какую-либо научность и не являются, упаси, Господи, никаким литературным изысканием. Это всего лишь небольшое размышление на тему двух рассказов Чехова.

Есть у Антона Павловича два коротеньких рассказика, написанные в разные годы, но, тем не менее, соединённые одной маленькой деталью, а именно — упоминанием портрета моего знаменитого земляка Ивана Ивановича Лажечникова. Почему Антон Павлович вставил эту деталь в свои рассказы, и почему портрет именно Ивана Ивановича Лажечникова, а не какого-нибудь другого известного писателя упоминается в них?

Так давай, друг мой читатель, поразмышляем с тобой на эту тему.

Вот эти два рассказа: «Невидимые миру слёзы», написанный Чеховым в 1884 году и впервые опубликованный 25 августа 1884 года в № 34 журнала «Осколки», и «Неудача», написанный в 1886 году и впервые опубликованный 11 января 1886 года в № 2 того же журнала под названием «Сорвалось!»

Как известно, Антон Павлович Чехов был большим мастером конструирования комических ситуаций. Благодаря этому его рассказы просто искрятся юмором, и читая их, совершенно невозможно удержаться от смеха. Достигал он комического эффекта самыми разнообразными приёмами, мы не будем рассматривать их все, они много раз описывались специалистами, остановимся только на тех, которые имеют непосредственное отношение к теме нашего размышления.

Итак, открываем рассказ «Неудача»: молодой учитель объясняется в любви девушке, в этот момент её родители, подслушивающие под дверью и мечтающие поскорее сбыть своё чадо с рук долой, врываются в комнату с образом в руках, чтобы благословить молодых. Бедный молодой человек понимает, что он погиб. Но, на его счастье, мамаша впопыхах схватила со стены вместо иконы портрет писателя Лажечникова. Родители стоят сконфуженные, учитель бежит.

Смешно? Очень. В чём же комичность ситуации? Как раз — в этом перепутывании. Но как можно перепутать портрет с образом? Нет, конечно, если бы действие происходило в двадцатом веке, этому можно было не удивляться: на стенах квартир советских интеллигентов висели картины с иконами вперемежку, но представить себе, что в девятнадцатом веке в мещанском или купеческом доме светские портреты находились рядом с иконами, просто невозможно. В этом рассказе Чехов являет себя мастером создания правдоподобных ситуаций, заметь, читатель — правдоподобных, а не правдивых. И в этом ему помогает портрет Ивана Ивановича Лажечникова, помещённый фантазией писателя в совершенно неподходящее для него место.

А вот и второй рассказ — «Невидимые миру слёзы». «...Гости сняли калоши и вошли в тёмный зал. Хозяин чиркнул спичкой, навонял серой и осветил стены, украшенные премиями «Нивы», видами Венеции и портретами писателя Лажечникова и какого-то генерала с очень удивлёнными глазами». И снова в описании интерьера зала присутствует портрет писателя Лажечникова, причём наряду с репродукциями, видами Венеции и портретом безымянного, зато с удивлёнными глазами, генерала.

А затем подвыпившие гости в ожидании позднего ужина, глядя на портреты, заводят разговор: «Гости стояли перед изображением генерала, глядели на его удивлённые глаза и решали вопрос: кто старше — генерал или писатель Лажечников? Двоеточиев держал сторону Лажечникова, напирая на бессмертие, Пружинский же говорил:

— Писатель-то он, положим, хороший, спору нет... и смешно пишет и жалостно, а отправь-ка его на войну, так он там и с ротой не справится; а генералу хоть целый корпус давай, так ничего...».

Абсолютно бессмысленный разговор, пьяный бред, а как смешно... И здесь, и в первом отрывке Чехов применяет приём соединения несоединяемого, или смешения разнородных признаков — портрет какого-то генерала с очень удивлёнными глазами, или рассуждение о старшинстве — один напирает на бессмертие, а второй — на умение командовать. В результате получается очень комично.

И снова портрет Ивана Ивановича Лажечникова помогает автору создать комическую ситуацию в рассказе.

Так, почему же всё-таки Чехов вставил в свои рассказы портрет именно Ивана Ивановича Лажечникова, а не какого-то другого известного или знаменитого писателя?

Да потому, что в те годы имя «русского Вальтер Скотта» гремело по всей России и было у всех на слуху, его знали и в столицах, и в захолустье, романами Лажечникова зачитывались, и не одна столичная или уездная барышня проливала горькие слёзы над трагической историей любви Волынского и Мариорицы.

Знаменитый критик Виссарион Григорьевич Белинский высоко ценил дарование Лажечникова. После выхода романа «Ледяной дом» он назвал автора «лучшим русским романистом».

Александр Сергеевич Пушкин в своём письме к Ивану Ивановичу от третьего ноября 1835 года пишет: «…многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык».

Когда в 1858 году в Россию приехал Александр Дюма, он перевел на французский язык, кроме стихов некоторых русских поэтов, и «Ледяной дом» Лажечникова.

Известный литературовед-пушкинист Борис Львович Модзалевский в своей работе «Пушкин и Лажечников», опубликованной в 1925 году, писал: «Лажечников должен считаться родоначальником русского исторического романа; в этом отношении он занимает почетное место в истории нашей словесности, и имя его может быть поставлено наряду с Пушкиным, если последнего считать родоначальником нашего художественного романа. Успех в современном ему образованном обществе романы Лажечникова имели чрезвычайный, по выражению одного критика — жгучий, — и похвала Пушкина, высказанная по адресу романов Лажечникова, не фраза; их долго читали и перечитывали с наслаждением; поэтому прав был Лонгинов (известный библиограф), когда говорил, что имя Лажечникова «не умрет в летописях нашей литературы, в которые навсегда занесены:«Последний Новик», «Ледяной Дом» и «Басурман»».

И неудивительно, что имя генерала на портрете в квартире Ребротёсовых никто не знает, а то, что портрет именно писателя Лажечникова, ни у кого не вызывает сомнения.

Наконец, именно в 1884 году сочинения Ивана Ивановича Лажечникова были переизданы в очередной раз.

Но, наверное, утомила я тебя, мой читатель, своими рассуждениями. Давай-ка лучше перечитаем ещё раз рассказы Антона Павловича Чехова, да посмеёмся вместе с ним над незадачливыми его героями.

А что касается моего земляка Ивана Ивановича Лажечникова, то я горжусь тем, что не только жизнь свою положил он на алтарь Просвещения, но и после смерти литературными трудами своими и чеховскими рассказами, пусть даже в образе своего портрета, продолжает он служить Её Величеству Русской Литературе.