Андрей Прошкин, сын режиссера Александра Прошкина («Холодное лето пятьдесят третьего года»), — наследник по прямой. Не очередной баловень судьбы из хорошей московской семьи, которому все жизненные блага падают с неба по факту рождения, а именно что — наследник. И таланта своего отца — в том числе. Не говоря уже об особом чутье на киноязык, профессиональной хватке, чувстве кино, которому не научишься даже в лучших киношколах мира.

Между тем проявилось это родовое качество далеко не сразу: Андрей, повидимому, опасаясь стать тенью талантливого отца, после школы поступил на журфак МГУ, не подозревая поначалу, что любовь к кино и семейные традиции возьмут верх над вполне понятными сомнениями. Кстати говоря, редкий случай, когда все, о чем мечталось, вполне себе сбылось. И даже сверх того: уже его первый фильм, «Спартак и Калашников», о мальчикесироте и его собаке, стал событием, нахватал призов и навсегда, как писали в советских газетах, вписал имя молодого режиссера в «анналы» новейшей истории российского кино. Но вместе с тем, как это ни парадоксально прозвучит, случилось самое «страшное»: Прошкинмладший, выступив как яркий дебютант, сразу же подпал под подозрение: мол, дебют — это единоразовый выплеск накопленного, пока еще не столь обширного, жизненного опыта и художественных средств. Что, дескать, дальше? Многие, между прочим, ломались и поэтому тоже: от завышенных ожиданий, с одной стороны, и скепсиса — с другой. Прошкин же, честь ему и хвала, не только не сломался, но пошел еще дальше в разрабатывании «жилы» социального кино, где — не побоюсь этого слова — он, несомненно, первый.

И возможно, до поры до времени единственный (сейчас «социалку» успешно освоил талантливый Андрей Звягинцев). Жаль, что «Игры мотыльков», доверенные недобросовестным кинопрокатчикам, так и остались неизвестными широкому зрителю (забегая вперед, открою вам тайну: если бы не это обстоятельство, мы бы не потеряли Прошкина как гениального «бытописателя»).

Блестящая картина о провинциальных нравах, о неком местном рок­певце, который во что бы то ни стало хочет в Москву и «в телевизор», но случайно сбивает человека и попадает в тюрьму, сделана прицельно точно, режиссерски безупречно, без единого прокола. И что особенно важно — без той самой «чернухи», каковая могла бы обеспечить ему более удачную фестивальную судьбу в Европе. Ибо «Мотыльки» сделаны на полутонах, без возгонки трагизма: жизнь, как она есть, предстает перед нами в своей драматической убогости, тупости, повсеместном насилии — но, повторюсь, без пережима. И вот еще что: Прошкина всегда интересно смотреть: ЧТО и КАК, форма и содержание всегда уживаются у него поразительно сбалансированно, органично, о мощной сценарной основе и говорить не приходится. Через пять лет после премьеры «Мотыльков» на «Кинотавре» он покажет свой новый шедевр (говорю это безо всякого преувеличения) — картину «Миннесота» по сценарию Александра Миндадзе, драматурга милостью божьей. Который ко всему прочему на сей раз, похоже, превзошел самого себя. Киноповесть о двух братьях­хоккеистах из российской глубинки, для которых недоступная Миннесота, Мекка мирового хоккея, станет испытанием на прочность их родства, и написана, и снята с непревзойденным мастерством. Даже неловко писать такими «штампами»; единственное оправдание — в том, что эти самые «штампы» соответствуют действительности.

На «Кинотавре» 2009 года, где показали непривычно сильную программу, «Миннесота» выделялась особо: и по уровню режиссуры, и по драматургии, и по игре актеров. Особенно был хорош Сергей Горобченко в роли старшего брата, подобно библейскому Исаву, отдавшего свое «первородство» брату младшему. Интересно, что многие восприняли эту картину как бытовую и чуть ли не «спортивную» — в жанре советских фильмов о «настоящих мужчинах на льду». Смешно. Обсуждение на Первом канале, в программе «Закрытый показ», обнаружило, кстати, неумение критиков считывать смыслы (присутствовавший здесь Миндадзе был поражен, более резкий Горобченко открыто высказал свое неприятие ведущему, Александру Гордону). Между тем такого «крепкого» (не в голливудском духе, конечно) сюжета, который сводит концы с концами и где в то же время дышит почва и судьба, где рок преследует героя от самого начала до конца и «ружье выстреливает» как раз в тот самый момент, в какой и должно выстрелить, — я что­то давно не припомню. Возможно, со времен шедевров старой школы, кинематографа времен пятидесятых... Многоуровневая драма: Миннесота как нечто вынесенное за скобки убогой нашей жизни и в то же время символ бегства, утери «самости», духовного, извините, «мещанства», предательство младшего брата, «Иакова» (библейские ассоциации напрашиваются, хотя не явлены), «купец» — заезжий тренер, и он же некий «дибук», дьявол, соблазняющий младшего на предательство, и, как результат, гибель старшего, только с виду случайная. Обреченность старшего, которого, правда, Миндадзе «обрек» сразу, с самого начала фильма, дав понять, что неисправные тормоза его щегольской красной машины дадут еще о себе знать...

Жаль, что эта нервная, мощная, на едином дыхании снятая картина вновь — как и «Мотыльки» — потерпела фиаско в прокате. Опятьтаки изза жуликов­прокатчиков и «благодаря» объективным обстоятельствам — браку по звуку. Прошкин (знающий себе цену) был в бешенстве, и понять его можно.

«Орда» — великолепный образчик «исторического» кино (хотя, разумеется, это фантазия со многими допущениями), сложнопостановочная, дорогая, в своем роде претенциозная, да еще и поставленная по сценарию самого нашего знаменитого драматурга — Юрия Арабова, не могла, естественно, пройти незамеченной. Став визитной карточкой Прошкина, отныне режиссера первого ряда, которому уже не могут помешать никакие жуликипрокатчики, да и вообще никто: слишком это большое предприятие, многомиллионный исторический «блокбастер»...

Но... При всем блеске — постановочном, актерском, режиссерском, при всем размахе «Орды» мне почемуто страшно жаль дара Прош­кинасоциолога. Когда — как это было в «Миннесоте» — он мог скупыми средствами и не затрачивая миллионов, сказать об этом мире очень многое.