* * *

Один богатый человек на северном Кавказе, зная, что одной из самых престижных профессий является профессия зубного врача, купил дипломы стоматологов всем своим молодым родственникам. В городе не осталось ни одного зубного врача, который не был бы родственником этого человека. И вот у него разболелся зуб. Он к племяннику. Тот разворотил челюсть, стало хуже. Он к двоюродной сестре, та покопалась во рту, но не помогла. Тогда он к другому племяннику, а челюсть распухла, появилась угроза заражения крови. И второй племянник ничего не смог сделать. «Сколько у нас еще зубных врачей в городе?» — спросил этот человек. «Еще трое», — сказали ему. «Нет, — решил больной, — столько образованных родственников мне не вынести», — и отправился на вертолете в Ставрополь, где его спасли. Совсем чужие люди.

 

* * *

«Обменные курсы», «Профессор Криминале» Малкольма Брэдбери, «Ди­кобраз» Барнса.

Большим было откровением то, с каким презрением смотрят на своих восточноевропейских братьев европейские старшие братья.

В «Дикобразе» описывается крах наименее колоритного из коммунистических вождей — Тодора Живкова или человека, очень на него похожего. И даже на фоне этого отнюдь не титана духа и интеллекта свергающие его массы в лице типичных своих представителей выглядят такой ничтожной, пивной, суетливой шушерой, что даже забавно.

А Брэдбери вообще издевается над вымышленной, вернее, контаминированной страной, этакой Румыно-Болгарией. Как же там все идиотично, примитивно, мелкотравчато — нравы, мысли, поступки, устройство жизни! Коммунистические вожди высятся как мрачные, но солидные, серьезные фигуры, у подножия которых копошится вся либерально сюсюкающая шантрапа.

Не хочется делать вывод, что иные британцы и вообще западники уважают только тех, кого побаиваются, но такой вывод делается сам собой.

Теперь вот стало видно, что западные писатели в общем-то пророки. Оказывается, и финансовое презрение к «новой Европе» всегда имело место среди «старых европейцев», и в романах тех же Брэдбери и Барнса финансовая колонизация восточноевропейских и южноевропейских стран была прекрасно предсказана.

 

* * *

Переписка Некрасова по большей части посвящена деньгам, денежным расчетам с авторами. Все — и Толстой, и Григорович, и прочие — налетают на издателя «Современника»: почему мне так мало платят? Первая мысль, конечно, о нищете художника или о стяжательстве, но потом становится понятно: тут есть и другое. Журнальная ставка — это еще и рейтинг. Толстому сразу стали платить очень много не потому, что он граф, а потому, что всем было очевидно: талантище.

 

* * *

Видовая наша цель — поэзия, примерно так выразился Бродский в нобелевской речи. Очень может быть. Но искусство, как известно, непосредственное созерцание истины с помощью художественных образов. Видовой целью вряд ли может быть чистое созерцание.

«Чувствовать как поэт, жить как христианин», — сказал еще один приметный человек.

 

* * *

Война ужасная вещь. Бесспорно. Но есть вещи и хуже. Оккупация. Во время войны оружие хотя бы у обеих сторон, при оккупации вооружена только одна сторона. Больше половины наших потерь в последней войне — это потери среди мирного населения на оккупированной территории.

 

* * *

Индуисты все больше радикализируются. И не только они. Буддисты сожгли в Бирме мусульманскую деревню.

 

* * *

Удивительно, но до сих пор человек, заявляющий, что не верит в Бога, считается вольнодумцем.

 

* * *

К христианству многие относятся плохо, но представитель любой секты желает перетянуть на свою сторону Христа, иметь его среди своих союзников.

 

* * *

Пес, испорченный цивилизацией. Одна собака увидела другую в парке. естественно, заинтересовалась, но не бросилась к ней напрямик через мокрый газон и вскопанный кусок земли, а обошла по длинному маршруту по дорожкам.

 

* * *

Сколько ни смотри «Кавказскую пленницу», все равно найдешь что-то ранее не замеченное. Глузский с Шуриком начинают пить, когда на часах ровно 11.00. А буквы на номере «инвалидки» — ЮАР.

 

* * *

Национализм в Европе. «Атлетик Бильбао» демонстративно баскский клуб, и почему-то всех это радует. Вся Европа болеет в сезоне 2011/12 за «Бильбао». А когда кто-то обратил внимание, что «Зенит» сплошь белый, долго пришлось оправдываться: это случайно так получилось, выбирали подходящих футболистов, а те оказались все с белым цветом кожи.

 

* * *

Самое низкое творческое умение — тронуть читателя; заинтересовать — сложнее; еще сложнее — рассмешить, особенно умного читателя; самое высокое умение — потрясти, когда уже неважно, умен читатель, стар, образован или негр. Но это только Шекс­пиры.

 

* * *

При первоначальных способах торговли, контрагенты не встречались глаза в глаза. Подплываем к деревне, выкладываем на берегу свои товары, корзины, шкуры и опять отплываем. Хозяева выходят, смотрят, выносят связанных поросят, кур, кладут, уходят в кусты. Мы опять выходим на берег посмотреть, подходит нам предложение или нет.

Когда продавец и покупатель начинают разговаривать, хотя бы жестами, реклама встает во главе всего.

 

* * *

Старик Черчилль как-то по рассеянности вышел к публике с незастегнутой ширинкой. Ему деликатно указали. Он остроумно ответил: «Старый орел не вылетит из гнезда!» Один армянский поэт превзошел его остроумием, когда оказался в похожей ситуации. он сказал: «Вы же открываете окно в доме, если в нем мертвец!»

 

* * *

Странные фамилии. «Играли в карты у конногвардейца Нарумова». Нарумов... фамилия с легкой все же странностью. не Волконский, не Голицын. У Стендаля русский князь — Коразов. Не более странно, чем Нарумов. Но Пушкину можно, а Стендалю нет.

 

* * *

«Самоубийца расстается с индивидуумом, но не с видом» (Шопенгауэр). Понятно, что очень глубоко, но почему из уст человека, отрицающего любое посмертье?

 

* * *

Сейчас те, кто за народ, встали против тех, кто за гражданское общество. Воюет, если придется, именно народ. Общество осуждает жертвы, народ их приносит. В обществе бывают потерянные поколения, в народе выбитые или искалеченные. Общество мечтает о светлом будущем, народ хранит прошлое.

 

* * *

Пер Петтерсен. «Уводите коней». хороший роман, но такое впечатление, что почти все норвежцы только тем и занимались, что усиленно боролись с гитлеровскими оккупантами. Каждый, всякий и любой. Но прежде у меня было такое ощущение, что боролись они в основном не с немцами, а с Гамсуном и уже после войны, когда это было безопасно. А тот, кстати, ездил ругаться к Гитлеру: мол, почему ваши немцы ведут себя в Норвегии так по-скотски? Переводчик боялся переводить слова писателя и нес какие-то благоглупости, боясь огорчить вождя. Трудности и подлости перевода.

 

* * *

Ценность человеческой жизни сильно меняется не только в зависимости от географии, но и от контекста. Смерть британца перед телекамерами Исламского государства — это событие. Резня между тутси и хуту в Уганде, с миллионами жертв, и это вот, не так давно, когда телекамер было в мире полно, прошло как-то без шума и пыли.

Важны и некоторые другие моменты. Израильский капрал обменян на пару тысяч заключенных арабов. Арабы радуются. А на самом деле им указали их место в миропорядке.

 

* * *

Два американца где-то в середине XIX века после кораблекрушения оказались на неизвестном острове у берегов Перу, где царили особые нравы. Туземцы настолько верили в «тот свет», что спокойно заключали торговые сделки такого вида: я тебе «здесь» даю корову, а ты мне «там» отдашь две. Местный жрец охотно визировал такие договора. Американцы мгновенно сориентировались и начали демпинговать: ты мне «здесь» одну корову, а я тебе «там» двадцать. Очень скоро все имущество аборигенов принадлежало американцам. Индейцы возмутились и решили их убить. Одного убили. Другой бежал с острова и натравил на него американскую канонерку. Он был, конечно, прав, он не нарушал законов страны пребывания, а индейцы были неправы, желая вернуть себе свое имущество.

 

* * *

Гальего сочинил повесть «Черное на белом» — о жизни в наших отечественных учреждениях для инвалидов. Трудно представить что-то более ужасное! Наверняка все правда. Среди жутких описаний есть там и один эпизод, который мне особенно запомнился. Главный герой, безногий юноша, на летних каникулах попадает в деревню, где у него случается конфликт с местным, вполне здоровым парнем. Тот говорит инвалиду: «Я не бью тебя, поскольку ты именно инвалид». Тот отвечает: «Ладно, встретимся через год, я потренируюсь, и тогда поговорим».

Здоровый о договоре, конечно, забыл, а инвалид не забыл. Целый год упражнял плечевой аппарат, кулаки и через год, на таких же каникулах, встретился со здоровым противником. И тот, увидев, в какой инвалид форме, струсил.

Очень хороший эпизод, но только это ведь история не из жизни инвалидов и запомнилась только потому, что может случиться в жизни всякого. А кошмары этих спецучреждений осели в памяти каким-то мутным, тяжким грузом, не содержа в себе общечеловеческого опыта.

 

* * *

Любимое слово Набокова — «муравчатый»: «Приглашение», «Венецианка» и еще где-то.

 

* * *

Всегда смутно раздражало то место в «Хаджи-Мурате», где русские загаживают фонтан в ауле. Русские солдатики изображены просто как беспредельно огромная наползающая биомасса. Во времена Толстого русских было не больше, чем сейчас. («Русских 80 миллионов, — писал в «Дневнике» Достоевский, — и это звучало громадно, неисчерпаемо».) Тогда возможность исчезновения русского народа была непредставима. А сейчас представима. Русский народ сделался обозрим. Важен не только численный размер, но и глубина готовности к воспроизводству. Сейчас требование к русскому народу: «Ты должен все стерпеть», — часто выглядит кощунственно.

 

* * *

Село Ермолино. На обелиске рядом с церковью фамилии 29 погибших в войну сельчан. Значит, еще как минимум столько же вернулось с ранениями. В селе 60 дворов. С иных московских трибун еще недавно звучало: «покайтесь!» Представляю себе приезд Аллы Гербер с этим требованием в какое-нибудь такое русское село. Ну, на вилы не поднимут, но может выйти нехорошо.

 

* * *

Гомбрович пишет в своем дневнике:

«Наша “поверхностность”, наша “легкость”, наше, в сущности, безответственное, инфантильное отношение к жизни и культуре, наше неверие в абсолютную реальность экзистенции (проистекающее, видимо, из того, что, не будучи вполне Европой, мы и не Азия)».

Уже даже эту классическую раздвоенность хотят отнять у нас. Оказывается, это не мы Евразия и Азиопа, а Польша!

 

* * *

Счастье.

Мужчина: любовница и жена — один человек, работа и увлечение совпадают, твои враги — плохие люди.

Женщина: муж и отец твоих детей — один человек, семья и увлечение одно и то же, враги мужа не вызывают в тебе интереса.

 

* * *

Реклама средства для сохранения объема прически. Девушка утром просыпается, смотрит в зеркало: «Здравствуй, объем!»

 

* * *

Страхов назвал Лермонтова «разочарованным идиотом». Мне кажется, вот, например, Ксеркс не согласился бы с ним. Персидский царь понимал греческий язык и знал, что «идиотом» на этом языке называют человека частного, не состоящего на государственной службе. А Лермонтов состоял, был офицером.

 

* * *

Кто лучше всех опишет лес?

В.Артемов сказал, что лучше всех опишет лес не лесник и не степняк: одному лес примелькался, второй никогда не видел. Лучше всех опишет лес охотник. Пришел, увидел, ушел. Но эту мысль нельзя распространить на, скажем, воду. Рыба воду не опишет, потому что ничего, кроме воды, не знает. Рыбак не опишет потому, что всегда на берегу, не ныряет. Тогда кто лучший описатель? Крючок?

 

* * *

Пишут книги по схеме «Неизвестный такой-то». напишут, наверно, и книгу «Неизвестный Неизвестный». Падает известность Неизвестного.

 

* * *

Миру наплевать на меня, а Богу нет.

 

* * *

Фрейд: «Психоанализ бесполезен при анализе художественного творчества». И сходно звучащих цитат из него можно привести немало. Набоков с его выпадами против «венской делегации» выглядит человеком с пунктиком.

 

* * *

Генерал Лассаль: «Если гусар не убит в тридцать лет, то он не гусар, а свинья».

 

* * *

Сбережение народа. Только на первый взгляд умная, духовно заботливая мысль. Народы появляются на свет для того, чтобы прожить свою жизнь. Похожую на жизнь отдельного человека: молодость, зрелость, увядание. Человек же себя не экономит, не сберегает. Человек себя тратит. Иначе — человек в футляре. Представьте себе «народ в футляре». Народ надо тратить. Важно — на что. Есть бесполезно потраченные народы. Народы, «зарытые в землю», как таланты, что близко к народу «сбереженному». Народы, «скисшие» в ожидании поприща.

Особый вопрос: кому разрешено тратить? Народ в общем-то чувствует, на что ему уготовано быть потраченным. Желательно с толком. Поэтому сталинские потери во время Великой Отечественной вызывают возмущение у кого угодно, только не у собственно народа.

Народ ведь еще и хитер. По крайней мере, русский. Где-то в глубине коллективной души он соглашался, чтобы на закорках у него появился кто-то управительствующий. Романовы, КПСС. Народ не может прожить не греша, в каком-то смысле он все же личность: войны, расширение территорий, присоединение тех и иных, репрессии, когда количество репрессирующих не меньше количества репрессируемых. Желательно переложить ответственность на династию, на зверей режима. Неотрефлектированное, но все же до определенного уровня осознанное увиливание от принятия исторической вины.

 

* * *

«Левша». Работа его не менее тонкая, чем у авторов блохи, но совершенно бессмысленная. Русская талантливость не направлена часто на конкретную пользу. Раздражает многих «там» тем, что мы можем себе это позволить. Высший вид роскоши.

 

* * *

Пол в известном смысле мундир. Напяливают его лет в пять на человечка, он комичен, дергается, почти как Гринев, записанный не в пол, а в полк заранее. А на старости лет пол носится как мундир Бальтазара Бальтазаровича Жевакина. Мундир, уже не прикрывающий ничего специфического. Первые пять лет жизни, сколько-то последних пол вещь вполне номинальная, привычка, ниша се­мейно-социальная, а не внутреннее содержание.

Хотя рассказывают, что Квятковский, умирая, гладил по руке сидевшую рядом девушку и рассуждал о том, что единственное, о чем он сейчас мечтает, это о женщине. Девушка была поэтессой. «Поэтический словарь» находится в таком же соотношении с поэзией, как умирающий составитель словаря — с юной девой.

 

* * *

Говорят, Ленин умный, но как мог картавящий человек назвать свою партию РСДРП?

 

* * *

Танец маленьких лебедей. Но мы же знаем благодаря Андерсену, как выглядят маленькие лебеди: это гадкие утята.

 

* * *

Мысль принадлежит не тому человеку, который ее высказал, а тому, кому общественное мнение желает ее приписать. Считается, что фразу: «У Британии нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы», — сказал Черчилль, а на самом деле Гладстон. Но Черчиллю она больше «идет».

В Древней Греции все умные фразы приписывали Сократу.

 

* * *

«Читал Апулея, а Цицерона не читал». Все читали Апулея, «Золотой осел» был зверски популярен во все эпохи, и во все эпохи Цицерон считался скучным, но до наших дней они дошагали вместе и стоят рядом.

В Иенском университете на лекции Гегеля записывалось множество студентов, а к Шопенгауэру почти никто. Между тем Гегель был лектор скучный, а Шопенгауэр — блестящий. Немецкий студент особенен тем, что полезное умел предпочесть яркому.

 

* * *

Предки. Все время разговоры про какое-то давнее, древнее знание. В какой момент оно появляется? Десять тысяч лет назад? Двадцать? Откуда уверенность, что оно вообще было? Почему утратилось? «Золотой век», «железный век». В наше время представления о непреодолимом прогрессе и неуклонной деградации спокойно сосуществуют.

 

* * *

Набирает силу идиотическая вера в то, что люди не завелись самостоятельно на Земле, а занесены откуда-то космическим ветром или сработаны тут какими-то залетными ребятами. Никто не хочет из верящих в эту муть увидеть оскорбительную для человека суть этого дела. Тайну жизни идея панспермии никак не открывает. Просто теперь надо будет понять, как жизнь завелась там, откуда она попала к нам. Земля лишь филиал? Какая в этом радость?

Что, космические предки рано или поздно вернутся и нас всех одарят и вылечат?

А вдруг все будет иначе? Ну, прилетят, ну, вылезут из своих тарелок, познакомимся, выпьем, и выяснится, что там, у них, та же тоска, те же проблемы: люблю одну, а сплю с другой, и стреляются только не из ТТ, а из лазерных штук.

 

* * *

Дно личности. Слышал в Липках рассказ известного Гозмана о его умирающем отце. Старик бредил, и бред его выглядел как ответы на вопросы сталинского следователя. Гозман-старший, по словам Гозмана-млад­шего, не сидел и под следствием не находился. Он отвечал от имени коллективного бессознательного, сформированного в советском населении сталинским режимом. Дно советской личности не индивидуально. На дне личности какая-то агитационная листовка или народная страшная сказка.

У Юнга расписано, как он с помощью специальных ментальных приемов опускался на дно своей личности. Он обнаружил там идеологически выдержанную инсталляцию: песочек волнистый, как на дне чистого пруда, а на песочке щит, копье, шлем рогатый: вооружение германского богатыря. У подлинных арийцев у всех должно было там находиться нечто подобное.

 

* * *

Давным-давно читал повесть (жаль, забыл автора): на маленький городок напали страшные чудища, жители дали организованный героический отпор, отбивались до изнеможения, а потом проснулся их мудрец и сказал, что это были посланцы рая, не опознанные людьми, исполнительные ангелы. «Что же теперь делать?» — сокрушенно спрашивают жители. «А готовьтесь, — отвечает мудрец, — вслед за ангелами всегда приходят демоны».

 

* * *

Мне плевать на наличие или отсутствие смертной казни в законе. Важно убийцу надежно изолировать, чтобы он не убил еще кого-то в дополнение к убитым. И создается такое впечатление, что наши юристы озабочены только одним — дать убийце еще один шанс. Убить еще кого-нибудь. Я не говорю про бытовуху, ревность, водку, аффекты. А когда задумано, заказано, выполнено, вещи сданы в ломбард, и сон спокойный. И такому дают каких-то пятнадцать лет. А ему от роду двадцать. Он выйдет на волю, и, даже если отсидит весь срок, будет моложе Пушкина.

Вина наказанных. Пожизненное заключение для убийц предумышленных отнюдь у нас не обязательно. Почти никогда их так не наказывают.

Забота о преступниках, ведь мертвые уже мертвы. Спасение виноватых.

Все от веры в то, что «там» все-таки ничего нет. Надо думать о живых, какими бы гадами они ни были.

Но севшие за убийство не пожизненно рано или поздно выходят и часто опять убивают. Не сажая пожизненно умышленного убийцу, государство обрекает на смерть кого-то из невинных.

 

* * *

Судьба пощадила Шукшина и Высоцкого, не дав им дожить до перестройки. Они не смогли бы остаться в стороне от 1991-го и 1993-го. Может быть что-нибудь омерзительнее ситуации, когда Высоцкий поет песню в защиту танкистов, обстреливающих Белый дом, а Шукшин составляет тексты для Руцкого и Хасбулатова?

Пушкин, несомненно, принял бы присоединение Крыма. И Достоевский. А Герцен — нет.

 

* * *

Калькулятор не имеет права презирать таблицу умножения.

 

* * *

Гитлер: «Россия способна создавать лишь “потемкинские деревни”». Образованный был человек. И честный писатель. В своей знаменитой книжке рассказывал о том, как рыдали чешские дети, когда пришло известие о Цусимском поражении русского флота.

 

* * *

Пушкин не читал Толстого, но есть ощущение, что читал.

 

* * *

«Дух Чань подобен вкусу чая». Получается, что США пошли путем чань после «Бостонского чаепития».

 

* * *

Один знакомый скинхед мне сказал, перевожу насколько понял: победа в конкретной драке для меня важнее победы моей страны в войне. По сути, ведь подпольный человек.

 

* * *

Хороший французский писатель Даниэль Пеннак написал роман о диктаторе и его двойниках. Первый двойник был слегка не похож на оригинал, второй, взятый на службу первым двойником, еще чуть меньше и так далее, пока не появился человек, лишь едва-едва напоминающий внешностью диктатора. По-моему, автор недокрутил. Два выхода из этого замысла как минимум лучше того, что есть у Пеннака. В одном случае тиражирование двойников доходит до того, что двойником признается одноногая старая негритянка. Во втором — появляется двойник, настолько превосходящий достоверностью внешность диктатора, что у реального диктатора начинаются проблемы. И все кончается «Железной маской» для одного из них.

 

* * *

Верховный суд Индии постановил, что именно и только «Веды» являются источником индуизма. Забавно, что в Ригведе нет ни слова о карме, например, и много раз и с удовольствием поедают коров. Современный индус имеет слишком свое мнение о том, что есть индуизм.

 

* * *

Забавны «русские магазины» за границей. Там венгерские пятилитровые банки с помидорами, «Глобус», специальная чудовищная колбаса по два двадцать, хлеб, грубые кирпичи непропеченного хлеба, как из деревенского магазинчика 60-х. Березовый сок. В общем, концентрированное представление о родине не имеет ничего общего с современной системой торговли на родине. Тут ностальгия не географическая, а историческая. Причем в стиле «другой истории». Потому что в таких магазинах нет главного, без чего все остальное чепуха, — очередей.

 

* * *

XXI век на дворе! Сколько восклицаний в этом роде можно услышать. То есть наступило некое время, когда кое-что невозможно. И выясняется, что ни от чего возможного прежде XXI век не свободен. Да еще и кое-что новенькое можно наблюдать.

Мальчиком я радовался, читая о восстаниях рабов в древности: как хорошо, что те времена миновали, мы живем в цивилизованном, мирном мире.

 

* * *

Русская критика всегда оценивает намерение, хвалит за намерение. Реальное достижение всегда для критики сомнительно, успех — вид коррупции, всегда вокруг успешного живого явления нашаривают недобросовестного раскрутчика.

 

* * *

Любим (или ненавидим, что одно и то же) американцев, уважаем немцев, хотим понравиться французам, договориться с поляками, выпить... со всеми.

 

* * *

Современный телевизор — каламбурий. Слова в простоте в заголовке самого обычного сюжета не увидишь. И даже наружная реклама — «Кебаб Хаус», «Халяль Маркет». Все, даже шашлычники, прониклись духом словотворчества.

 

* * *

Ницше написал — кошка независимее собаки, явно ставя кошку поэтому выше собаки. но ящерица независимее кошки, а устрица независимее ящерицы.

 

* * *

Пение — обращение в прошлое; говорение — или что-то очень сиюминутное, или направлено все же в будущее.

 

* * *

Вот говорят, Сталин, Сталин. все так, но взять, например, уринотерапию. Был в СССР институт, занимавшийся этим видом лечения. Позанимался, позанимался, а потом выяснилось — шарлатаны, и все руководство в расход. Практически то же самое и с институтом крови Богданова. Кто-то скажет, крутовато, но вы поговорите с иными пациентами иных колдунов и выпрямителей ауры — сколько пострадавших, и не только финансово.

 

* * *

Мединский предпослал своей книге цитату: «Хорошо, если умная нация победит глупую». И подписал: «Достоевский». Но не Достоевский это, а Смердяков! Даже у Достоевского с его бахтинским полифонизмом есть персонажи, с мыслями которых автор не солидаризируется. Проблема культуры — уровень культуры министра культуры.

 

* * *

Старая сука (собака) Фрося. Ког­да-то она, будучи молодой еще, разорвала покрывало, и теперь хозяину достаточно показать ей издалека эту перештопанную ветошь, Фрося хватается лапами за лохматую голову и, вздыхая и постанывая, лезет под диван. От стыда, а не от страха. «Память, говори!»

 

* * *

Чем дальше, тем вежливость я ценю больше искренности.

 

* * *

Мысль, которая могла бы прийти в голову Талейрану: надо, чтобы о заговоре знали абсолютно все, потому что если кто-то не посвящен, то может все испортить.

 

* * *

Переходящие мысли. Тонино Бенаквиста в «Саге» на мгновение выводит на сцену героиню, которая должна покончить с собой, и вот к ней кидаются окружающие: не гибни просто так, уговаривают погибнуть со смыслом. Чем не гражданин Подсекальников? Только Эрдман использует ситуацию по полной, а у француза это вполне проходной момент.

 

* * *

Наташа Ростова специально обучалась в петербургской школе очень русского национального танца, как и все дворянки того времени, чтобы наряду с французским языком уметь плясать народные танцы. Толстой зря так уж восхищается, когда она пляшет русского. Эта сцена, по сути, постановка. К тому же школой русских танцев руководила иностранка.

 

* * *

Во времена своего вегетарианства гостил граф у каких-то князей. Был выписан повар из лучшего вегетарианского ресторана. Приезжает Софья Андреевна. Хозяева сокрушаются: Лев Николаевич плохо ест. Софья Андреевна велела зарезать тихо хорошего петуха и сварить щи на крепком бульоне и подать как вегетарианские. Аппетит классика тут же восстановился. Можно догадываться, как он воздерживался от мяса в домашних условиях.

 

* * *

Цензура не всегда во вред произведению. В журнал «Литературная учеба» писатель В.Бабенко принес в 1985 году повесть под названием «Игоряша, золотая рыбка». Начиналось там с того, что главный герой просыпается с похмелья, голова раскалывается, зверски тошнит, во рту будто эскадрон переночевал. И тут ему является Золотая рыбка. Нет, говорит себе герой, пора кончать с этой водкой! Но все же начинает загадывать свои желания. Буквально на следующий день после того, как было решено повесть печатать, — лигачевский закон. Отставить алкоголь! Автору — иезуитское предложение: найти безалкогольный образный ход. Автор, естественно, загрустил. Но уже на утро явился радостный: нашел! Ничего менять не пришлось. Герой просыпается, его тошнит, башка болит, и является Золотая рыбка, и он восклицает: «Пора кончать с этой гречневой кашей!» Съел вчера шестнадцать тарелок, теперь вот гречневая горячка. Придуманный автором ход вполне устроил редакцию.

 

* * *

Пикассо как-то спросили, каким образом его художественные идеи доходят до зрителя. «Через новую форму унитаза, — ответил честный художник. — Искусствоведы истолкуют то, что появится на картинах очередного периода, дизайнеры почитают искусствоведов, производители ширпотреба прислушаются к дизайнерам и т.д. — и вот вам новый унитаз».

На Карловом мосту торгуют майками с надписью «Кафка». За Кафку все же как-то обиднее. В Пикассо где-то заложена эта готовность скатиться до сантехники. Даже само это трезвое и точное рассуждение, возможно, только ввиду имеющейся внутри червоточины. За Кафку обидно. Он был бескомпромиссен.

 

* * *

Еще о Пикассо. Ровно за десять лет до уничтожения «Кондором» Герники самолеты американского оккупационного корпуса напрочь сожгли в Никарагуа город Окоатль. Почему-то никого из художников этот факт не взволновал. Пикассо, наверно, просто ничего не слышал об этом факте.

 

* * *

«Делай что хочешь, и будь что будет!» — современный лозунг.

 

* * *

Еще воспоминания о цензуре. Довлатов как-то сказал: «Вот, говорят, гласность. а где статьи против гласности?» Осенью 1990 года, пролистав подряд несколько номеров «Московских новостей», я обнаружил там три-четыре десятка антисталинских статей. Следуя завету Довлатова, собрал подборку стихотворений, посвященных Сталину, — там среди авторов были только настоящие гении: Пастернак и т.п., — и почти в шутку предложил «Новостям»: напечатайте высшей транспарентности ради. Одни решили — неудачная шутка, другие — провокация. Что решили третьи, и сказать не берусь, потому что они перестали со мной разговаривать. Как будто это я виноват, что Пастернак писал такие стихи.

 

* * *

Схожий цензурный случай был в 1993 году. Один мой знакомый, активный участник событий, что имели место в Белом доме 4–5 октября, рассказывал много любопытного про то, что там происходило. Мне запомнился его личный подвиг: он вытащил из кабинета Хасбулатова мешок книг с дарственными надписями председателю Верховного Совета. Там, помимо фамилий разного рода «государственников», были творения, подаренные людьми остро либерального направления, такими, как Черниченко. Причем надписи все развесистые, не просто «Дорогому Руслану Имрановичу от...», а в стихах, с фиоритурами и расшаркиваниями. Причем подаренные, уже когда Хасбулатов разошелся с Ельциным и было неясно, чья возьмет. Приятель мой, человек весьма авантюрного склада, собирался на этом деле заработать. Он рассчитывал шантажировать некоторых неосторожных дарителей: платите за книжку, иначе попорчу репутацию. Не знаю, что из этого вышло. Знаю только, что из остатков того, что не удалось реализовать, был составлен текст, в котором обличалось двуличие многих демократических деятелей. Так вот, текст нигде опубликовать не удалось: в маргинальных газетенках не хотелось, а «серьезные» издания категорически не желали бросать тень на кристально чистые репутации борцов и художников.

 

* * *

Музей Сахарова у Курского вокзала. Сколько раз проходил мимо — ни единой души. Сваренный из железных листов памятник похож на изображение мук, которым хотели бы подверг­нуть Андрея Дмитриевича самые радикальные его недоброжелатели.

В хорошем романе «Загадка Прометея» Лайоша Мештерхази феномен этой народной непопулярности досконально исследован. Если, правда, мы признаем фигуру Андрея Дмитриевича равной Прометею.

 

* * *

Был у нас в деревне бобик. Кудлатый, невзрачный, не шибко умный. Но однажды его случайно застали за одним забавным занятием. Получив свою миску с едой, он съедал часть, выхлебывал жидкое, а то, что можно было утащить в зубах, утаскивал куда-то. Оказалось, что через две улицы, в будку к ощенившейся суке. Хозяйка ее сказала, что у нашего бобика был роман с ней и щенки — плод этой любви. Может, и придумала, только никакого другого объяснения этого феномена в голову не приходит.

 

* * *

Любимая усмешка даже и просвещенных некоторых людей в адрес православия: все у вас там примитивно, как гречневая каша, — греши и кайся, греши и кайся. Но грехи отпускает не священник, а инстанция повыше. И сколько бы ты неискренней болтовни ни влил в уши дежурному попу, ничего тебе не отпустится, если «там» не поверят: он и правда больше не будет.

 

* * *

В политику идут плохие люди. Я не пошел в политику — значит, я не такой уж плохой? Но я-то себя знаю. С другой стороны, если представить, что там, наверху, люди еще хуже меня... Чего же мы тогда все ждем здесь, внизу, занимаясь своим «настоящим» делом? Что ты тут, внизу, ни изобрети, все равно какая-то каналья там, наверху, приспособит эту штуку для своих целей.

 

* * *

Большому кораблю большой айсберг.

 

* * *

После того как достойного служаку Барклая сняли с должности и тот, вполне понятно, загрустил, Ермолов ехидно замечает: велики, должно быть, огорчения. Паскудное, — правда, не скажу, что чисто русское, — есть в этом ехидстве. Знает же, что наказывать шотландца не за что, армию спас, — так нет, все равно ткнем, только за то, что не свой, хоть и на нашей стороне.

 

* * *

Невежеством считается незнание наук, а дикое незнание религии невежеством не считается, а оно сплошь и рядом.

Люди современные прогрессивны чаще всего на основании чудовищного невежества в религиозной области.

 

* * *

Настоящий классик — это такой писатель, который присутствует в разговоре о литературе, даже когда не говорят именно о нем.

 

* * *

С американцами и англичанами у нас много общего. хотя бы наша многолетняя вражда.

 

* * *

Самый распространенный вид репрессии — границы. Попробуй поезди в Англию по своему желанию. или в США. Тебя наказывают невъездом, ничего не объясняя. Почему кто-то решает, могу я реализовать свое природное право на свободу передвижения или нет? Почему волюнтаризмом Советов по отношению к гражданам России все возмущались яростно, а волюнтаризмом американцев возмущаться не принято? Впрочем, все эти двойные стандарты... если их вдруг отменить, даже и говорить не о чем станет.

 

* * *

За вредность надо давать не молоко, а яд.

 

* * *

Тягловое крестьянство. Плита крепостного права легла в середину русского государства и составила вес государственной судьбы. Из плиты этой выдавлены все яркие, оригинальные, авантюристические элементы — казачество и т.п. Но основной груз государственности несло оно, тягловое население. Безропотно. А остальные их презирали. Не понимая, кому обязаны своим существованием.

 

* * *

Рязановские фильмы, начиная с «Гаража», как будто с каплей гноя в замысле. А до того народные шедевры: «Гусарская баллада», о которой Рязанов отзывался снисходительно, «Берегись автомобиля» и «Ирония судьбы». Странным образом цензура работала как «часть той силы, что вечно хочет зла, но часто совершает благо». Выкручивая руки, лишая свободы художника, она вынуждала его попробовать найти хорошее в той жизни. И «они», свободомыслящие, либерально настроенные художники, с отвращением обнаруживали, что оно, «хорошее», есть, и выдавали на экран. Как со временем выяснилось — с тайным отвращением. Они были выпотрошены, изнасилованы требованиями цензуры, но зритель получал нечто очаровывающее. Сомнительная, особенно с точки зрения творца, диалектика. Но диалектика.

Наступание на горло своей песне давало питательные плоды.

 

* * *

Аполлинария Суслова. Если бы не роман с Достоевским, никто бы про Аполлинарию и не узнал, или, во всяком случае, о ней знали бы меньше, чем о ее сестре, первой женщине-нейрохирурге в России, ученице Сеченова. Верещагин, деятель вологодского масла, тот самый, что наградил Россию этим богатством, вряд ли так знаменит, как его брат-художник.

 

* * *

Художник может обидеть всякого.

 

* * *

«Парщиков пишет для филологов», — сказал еще в 80-е кто-то из критиков. Если вдуматься, в конечном счете, все настоящие таланты пишут для филологов, только почему-то желательно, чтобы в судьбе текстов был период, когда они очень нужны обычным читателям.

 

* * *

Почему понедельник «трудный день»? В понедельник был рожден сатана. между прочим, так утверждает Юнг.

 

* * *

Хочешь быть начальником? Учись подчиняться.

 

* * *

Будущее как власть. Весь модерн — заигрывание с будущим. У будущего свои лизоблюды и блюдолизы. Попытка заглянуть в глазки будущего начальства — одна из составных частей любого авангардного искусства. Только само «начальство» особого рода. Оно не правитель, не денежный мешок, делается вид, что его вообще нет. И заигрывание перед ним вообще выглядит как мятеж против существующих властей. Хотя если разобраться, то это смелость перед лицом сержанта с уверенностью в том, что эта смелость угодна полковнику.

 

* * *

Миллиард коров, говорят, на планете, каждая производит в день 50 кубометров метана. 50 миллиардов кубометров метана — это больше, чем потребляет человечество в месяц. Разберитесь с коровами, вот вам решение всех энергетических проблем. Плюс и с парниковым эффектом разберемся.

 

* * *

«Душа язычника, считают некоторые, это птица, прилетающая из тьмы, промелькнувшая в пламени светильников и вылетевшая опять-таки во тьму». «Я бы, — пишет Ивлин Во, — представил себе птицу, запертую в темной комнате, которая топчется там, чувствуя, что за окнами яркий день и ей до него никак не добраться. Примерно так».

У Набокова другой образ. Он развенчивает метафору «Жизнь — это путь». Мы, мол, никуда не идем, мы сидим дома, а окружающая нас тьма колеблет занавеси, закрывающие окна.

А вдруг это не тьма колеблет? Откуда эта уверенность, что это тьма, и откуда уверенность, что ты сидишь дома и, главное, сидишь в светлой комнате?

Честертон рассматривал человеческий мир как маленькую освещенную полянку, вытоптанную в огромном враждебном лесу. Вроде бы тот же самый образ, что и у Набокова, но нет едва уловимого набоковского самодовольства.

«Когда-то звезды в небе казались мне другими мирами, к которым полетят космические корабли из Солнечного города. Теперь я знаю, что их острые точки — это дырочки в броне, закрывающей нас от океана безжалостного света», — пишет современный отечественный автор.

 

* * *

Поэт Юрий Кузнецов написал замечательное стихотворение «Атомная сказка». Древо познаем по плодам. Патриотические литераторы решили, что получили от своего главного поэта-мыслителя разрешение ничему не учиться, ничего не читать.

 

* * *

Сибирский писатель Распутин и переделкинский поэт Евтушенко, сочинили «Прощание с Матёрой» и «Братскую ГЭС». Трагедия прогресса разъята на части, показана с разных сторон. С одной стороны — утробный  плач, с другой — барабанный энтузиазм.

 

* * *

Рубашов. «Слепящая тьма». Даже если такая фамилия будет кем-то выискана в каком-нибудь телефонном справочнике, я не перестану чувствовать ее искусственность. Выдуманная фамилия главного героя подрывает доверие к роману.

 

* * *

Большие религии запрещают: самоубийство, инцест, мужеложество, каннибализм.

Древние глупости этих запретов преодолены современной цивилизацией или вот-вот будут преодолены. Эвтаназия начала пробивать себе дорогу и пробьет. Но тут разговор трудный — мы не знаем этих болей, и пусть там Бог решает, кто прав, а кто просто был капризен и нетерпелив.

Инцест: уверен, скоро появятся парады под лозунгом: «А я сплю с моей мамой!» Потолки не упадут. Это все есть, но пока под одеялами.

С гей-движением все и так ясно.

Остается одна сложная тема — каннибализм.

Хотя почему сложная? Надо просто разделить для начала людоедство и убийство. Поедание человека есть, а насилия нет. Некто завещает свое тело на съедение друзьям. Они не совершат никакого преступления, если выполнят эту волю. Осталось найти тех, кто захочет. Почему-то у меня подозрение, что, если все это подать как следует, желающие найдутся. Хотя бы из тех, кто хочет быть впереди планеты всей.

А вот и известие подоспело: был такой случай, и сайты соответствующие имеются.

 

* * *

Тетя Дуся в возрасте под семьдесят задумалась о смерти. Первая книжка, попавшаяся ей под руку, — «Откровения и путешествия по векам» некой Анастасии. Уверовала в Анастасию насмерть. Так цыпленок, вылупившийся из яйца, если ему подсунуть вместо курицы мяч, считает, что мяч это его мать.

Попытался отобрать «мяч» — тихая ярость в ответ. Ни логика, ни ирония здесь не помогут.

И потом, почему я решил, что именно помогаю? А вдруг я, отбирая «мяч», не «мать» возвращаю тете Дусе, а, скажем, «кирпич»?

 

* * *

По дороге в деревню по Павелецкой дороге часто попадается на глаза надпись на какой-то стене в толпе зданий: «Бирюлево правит миром». Первый раз посмеялся, а потом задумался: а вдруг уже и правда правит? Что мы, в сущности, знаем о мире?

Американского посла убили ровно 11 сентября, примерно через год после убийства Каддафи. Что-то эстетически законченное есть в этом факте. Реальность отомстила Америке, как человек. Тарантино правит миром. Убить Билла.

Месть, нестерпимая жажда мести — самое часто и искренне реализуемое нынче в кино чувство. «Христианство устарело» — и сразу следует отступление на линию морали, где «око за око».

И надо заметить, что «око за око» — это далеко не дно. До уровня «око за око» надо было подняться. Прежде же, если тебе выбивали глаз, ты выбивал жизнь из гада и не считал, что делаешь больше, чем дозволено.

 

* * *

Есть ли у человека что-то такое, чего нет у Бога? Способность умереть. Ницше ляпнул красивую глупость.

 

* * *

Деталь. Вроде бутылочного горлышка у Чехова — как показать ночь. Как показать север? Двигатели тракторов и других машин запускают в октябре и глушат в апреле, потому что, если заглохнет в январе — можно вообще больше не завести. Голод: после снятия блокады ленинградских школьников целыми классами приводили посмотреть на кошку, которая сохранилась в одной из семей; остальных горожане съели.

 

* * *

Можно сказать чистую правду, но при этом впасть в неточность. К примеру: дважды два меньше девятнадцати! Это правда, но это неточно.

 

* * *

Казалось бы, образованнейший человек Борхес. Недавно случайно попалась в руки старая его книга «Письмена Бога», а там статья про буддизм. Такого количества глупостей в одном месте, посвященных важному предмету, я давно не встречал. Ну, то, что он называет буддизм религией, а не учением, простим, так уж сложилось, хотя смотрителю библиотеки неплохо было бы знать разницу между религией и учением.

Больше позабавил блаженный треп старика про абсолютно ненасильственный характер буддизма. Что творили господа буддисты-ламаисты хотя бы во времена Унгерна в Монголии! Разрубание груди врага, вырывание и пожирание живого сердца — чем это отличается от поведения исламистского командира, что сожрал сердце врага в Сирии перед камерой? А нынешняя Бирма?! Буддисты жгут мусульманские деревни со всем населением. И похожих фактов полно.

Еще момент: в учении Будды, в изначальном учении, ни слова о метемпсихозе. Только под страшным давлением беспросветной индийской действительности пришлось буддизму принять в себя эту доктрину.

Умирая, Будда говорит ученикам, что его, Будды, в сущности, нет, он оставляет ученикам только свое учение. Вообще, лучше забыть о существовании человека Будды. Но тогда откуда будут последователи знать, что учение называется «буддизм»? Вообще, как они будут определять, что они исповедуют, чему следуют и вообще есть ли оно. И главное, если все-таки нынче существует и слово «буддизм», и учение буддизм — это стопроцентное доказательство, что ученики оказались неверны заветам учителя, извратили учение. Остается только уповать на то, что смысл учения Будды в том, чтобы ученики обязательно его извратили.

«Встретишь Будду — убей Будду!» Наталкивался на такое выспреннее заклинание в буддийских текстах. Будда умер своей смертью, это известно. Значит ли это, что он никого не встретил в своей жизни? Или никто не выполнил заповеди. Значит, ни одного подлинного последователя.

 

* * *

«У озера». На примере этого фильма можно представить себе существование художника в условиях Советского Союза. Фильм хороший, снят очень сильным режиссером Сергеем Герасимовым, его экранизация «Тихого Дона» несомненный художественный шедевр, но, обратившись к современности, он оказался в ловушке. В фильме ставятся глобальные вроде бы проблемы: борьба прогрессивного и отсталого, сколько стоит цивилизация, не теряем ли мы душу, строя вторую технологическую реальность. Слышится рядом тявканье Вознесенского: все прогрессы реакционны, если рушится человек. Все как бы так. Разговор в самых заоблачных философских высях, а на самом деле суть в том, что тот завод на Байкале, из-за которого весь сыр-бор, не целлюлозный комбинат, а производство самых современных взрывчатых веществ. Без байкальской чистоты не могут обойтись военные, но об этом сказать ничего нельзя, и весь фильм становится всего лишь умственной ужимкой.

 

* * *

Искусство так или иначе вышло из храмового культа. «Современное искусство» предельная степень выхолащивания оного. Перформанс — последняя тень литургии, инсталляция — уже абсолютно бессмысленная возня с церковной утварью, когда и возящиеся забыли, что откуда.

 

* * *

Кто-то в ЦДЛ рассказал случай. Возвращается он в Москву под вечер. Вышел в тамбур покурить. Электричка останавливается. На перроне стоит очень красивая, просто необыкновенно милая девушка. Он улыбается ей, она в ответ открыто и светло улыбается ему. «Девушка, поедемте со мной!» Разумеется, шутка. В ответ ожидая что-то вроде: «Сейчас, разбежалась!» Или: «А у меня уже есть попутчик». Она вдруг, не говоря ни слова, входит в тамбур. Поезд трогается. Вагон полупустой, они садятся друг против друга. Герой затевает обычный в таких случаях охмурительский треп. Она слушает и кивает в самых неожиданных местах. Улыбается, отвечает на обыкновенные в такой ситуации вопросы с какой-то непостижимой, даже пугающей откровенностью. Одним словом, через десять минут герой понимает, что перед ним просто блаженное существо. Невероятно привлекательное, дружелюбное, даже сексапильное, но явно чуть не в себе.

Поезд несется к Москве, вот уже Чертаново, вот уже Москва-сорти­ровочная. Герой тянет разговор по инерции, с некоторым страхом понимая, что девушка психологически привязывается к нему, они уже в каких-то «отношениях». Как минимум, он не может просто так раскланяться с ней на Павелецком перроне и пойти по своим делам. На вопрос, откуда она и к кому едет, она только восхитительно улыбается.

Что со всем этим делать?!

Герой выходит с девушкой из поезда и направляется в отделение милиции, чтобы сдать ее с рук на руки. Там долго не могут понять, чего он от них хочет. Сутенер сдает на хранение проститутку? Это максимум, на что хватает их воображения, это очень чувствуется из их двусмысленно звучащих вопросов. Нет, случайная попутчица. Куда и к кому едет, не знаю. Откуда едет? Села в Расторгуеве. Откуда попала туда, не знаю. Она улыбается, подтверждая, что про нее говорят правду. В атмосфере привкус непристойности, менты пьяноваты и неприятно оживленны. «Ну, я пошел».

Как только он выходит, из-за двери взрыв отвратительного хохота. Возвращается: «Нет, я сам ее провожу». Тут уж менты заинтересовываются: «Куда? Доверился представителям власти — терпи». — «Нет, я провожу». — «Извини, дорогой, она тебе никто, сам говорил, и мы не можем позволить, чтобы...» И тут девушка сама берет героя за руку и говорит, что она пойдет с ним. И обезоруживающе улыбается милиционерам.

У героя, естественно, сложная житейская ситуация. Жена, любовница, друг. Он собирается вернуться от любовницы к жене, друг его подчиненный, подло подставивший его по работе, которого объективно надо выгонять.

Вечереет. Куда вести блаженную?

Князь Мышкин в юбке?

 

* * *

«Цивилизация начинается с улыбки», — сказал зачем-то Розанов, от него этого не ждали, лучше бы сказал это кто-нибудь другой. Розанову эта мысль как бы не идет. Кстати, по мнению в общем-то кажущегося все же скорее добродушным фантаста Рэя Брэдбери (хотя и у него страшненького хватает), цивилизация кончится улыбкой (см. одноименный рассказ).

 

* * *

В Англии мог бы победить нацизм, но только при одном условии: если бы он до этого не победил в Германии. Англичане не могли согласиться стать ведомыми в этой паре, стать учениками у немцев. Уж лучше победить нацизм, чем признать первенство немцев. Так же если бы Французская революция была раньше английской, англичане никогда не стали бы буржуазной нацией — просто ради того, чтобы не подражать французам.

 

* * *

Люблю читать футуристические книги. Узнаешь с точностью сто процентов, чего никогда не случится.

Вот, например, бестселлер «Нью-Йорк таймс» господина Фридмана «Следующие 100 лет». Там много интересного: Турция вырастет в мирового лидера и нападет с Луны на США вместе с Польшей. Не знаю почему, но уверен, это маловероятно.

Припоминаю 1990 год. Помимо проблем Союза, очень много в прессе аналитики, доказывающей, что уже лет через пять Япония перегонит США по ВВП. Где сейчас эта Япония и где эти футурологи?

 

* * *

«И даже у самого бедного землепашца не менее трех рабов». Очень меня забавляло это место из «Понедельника» Стругацких. И что же, если вдуматься: вся последующая история после античности — это попытка найти замену этим трем рабам. Пытались назвать по-новому — крепостные, наемные работники, применили технику, пар, электричество, станки, конвейеры, роботы. Но все равно кто-то работает на кого-то.

Пытались их как можно дальше развести в пространстве — хозяина и работника. Манчестерские фабриканты жирели за тысячи миль от ограбленных ими и подыхающих от голода хайдарабадских ткачей. Три бомбейских программиста гнут круглосуточную спину на ловкого парня из Сити. Схему сломать нельзя.

 

* * *

Человек и государство разные организмы. Разный срок жизни, разная мораль, разное посмертье. Иван Иванович может войти в царствие небесное, Россия не может войти в царствие небесное.

Грубейшая методологическая ошиб­ка — переносить критерии человеческой морали на действия государств.

Николай I (а он был типичный человек-государство) в 1848 году повел себя по отношению к австрийскому императору как порядочный человек. Чем ответила Австрийская империя, очухавшись чуть-чуть ко времени Крымской войны? Как подлая тварь она ответила. Обвинять ее в неблагородстве? Так устроен мир государств. При чем здесь человеческие свойства?

 

* * *

Дожили! Они глушат российское телевидение, основание — кремлевская пропаганда. Обама говорит фразами Суслова! Это возможно только в одном случае: московская пропаганда врет заметно меньше заграничной. У них там воскрес распавшийся Советский Союз?

 

* * *

Мораль — это то, что говорят «они» о тебе. Нравственность — это то, что думаешь ты о том, что делаешь. Чаще после того, как уже сделал.

 

* * *

Женился старый друг на относительно молоденькой. Она смотрит на него с восторгом. Я сказал ему об этом, он обрадовался. Зря обрадовался. Лучше бы она смотрела на него с любовью. «Не путайте восторг и вдохновенье».

Толстой опять неправ. Счастливые семьи как раз счастливы очень бывает по-разному. Набор же несчастий ограничен: она разлюбила, он разлюбил, не хватает денег.

 

* * *

В настоящем романе всех завораживает неумолимость развития событий. И когда «поезд повествования» приходит на обещанную станцию — глубочайшее удовлетворение.

 

* * *

Персидский царь Дарий I, замышляя союз с мощными торговыми городами Тиром и Сидоном, уговаривал хананеев-финикийцев отказаться от их жутких обычаев, предусматривающих человеческие жертвоприношения. Персы были самым просвещенным народом передней Азии. В который уж раз я об этом.

 

* * *

Кто, почему решил, что наличие улыбки — это обязательно прекрасно? Хотя чаще всего, конечно, это приятно. В обычной жизни улыбается торговец, который тебя наметил обмануть или уже обманул. Улыбаются официанты и диспетчеры, у которых нет хороших новостей.

Представьте себе улыбающегося сикха или самурая — я бы не поспешил радоваться.

На острове Бали улыбка — реакция на неизвестное или пугающее: если балиец вам улыбается, почти наверняка вы его или испугали, или достали.

Неулыбающийся человек не обязательно сволочь или русский. Не улыбаться человек может по сотне причин: зубы болят, задумался, опоздал на поезд, только что узнал, что умерла любимая тетушка. Так что отсутствие улыбки не обязательно признак косности.

В «Том самом Мюнхаузене» с религиозной силой звучит эта заповедь: «Улыбайтесь! Все глупости на свете делаются с серьезным выражением лица». Но серьезный человек не обязательно совершает только глупости, он молится, делает хирургическую операцию, прощается с покойным, почти никогда не улыбается, объясняясь в любви.

Потом, когда человек заразительно хохочет, он ведь не улыбается. Улыбка не выражение неудержимого веселья, а часто наоборот, маска. Улыбка признак благонадежности представителя западного общества, как пионерский галстук свидетельство советскости подростка. Улыбка из того же разряда, что здоровые зубы, — они, кстати, естественным образом соседствуют в рекламе. Улыбка это элемент гигиены, а не гарантия личной душевной возвышенности или особого добродушия. Улыбайся, хоть тебе и тошно; мой руки, хотя и потерял веру в человечество!

Больше всего улыбаются в Америке, но в этой же стране ежегодно выписывается 300 миллионов рецептов на антидепрессанты и транквилизаторы. Химия на страже улыбки.

 

* * *

Хью Оден. «Лекции о Шекспире»: «“Макбет” — самая известная пьеса Шекспира». Мы явно живем в чуть-чуть другом мире, у нас самая-самая пьеса, безусловно, «Гамлет». «Макбет», что называется, топ-пьеса, но никак не особеннее «Отелло» или «Ромео и Джульетты». Впрочем, это заявление может быть лишь личным глюком большого поэта.

 

* * *

План спасения Украины. 22 февраля в первой же речи с трибуны рады заявляется: Крыму — конституция 1992 года, выборы президента Крыма назначаются на тот же день, что и выборы президента Украины, готовится референдум о децентрализации, русский язык планируется ввести как-нибудь почти как государственный. И все. Крымские политики тут же начинают делить будущий пост. Вмешательство в украинские дела из Москвы невозможно.

Легко было додуматься до произнесения этой речи. Легко. Но невозможно. Ибо все было затеяно, чтобы прореветь с трибуны той самой рады именно это: смерть России, русскому языку и т.п. Это суть, нутро, смысл. «Ради этого все и писалось».

«А вешать будем потом», — сказал какой-то деятель. Пожалуйста. Только вот «вешать» и смаковать, «как мы будем вешать», — это две предельно различные вещи. Или одно, или другое.

Украинцы единственный народ, который живет с подсознанием навыпуск. Это огромное удовольствие. Что-то вроде перманентного оргазма. Но такое состояние не может быть длительным.

 

* * *

Мадам де Сталь, та, знаменитая, оказывается, была дочерью крупнейшего финансиста того времени Неккера, — дело не только в особых личных качествах.

 

* * *

Кто такой аристократ? Самый богатый? Самый умный? Нет. Самый стильный? Совсем нет. Упрощенно говоря, подлинный аристократ — человек, не понимающий, зачем нужно врать. Ему физически трудно сказать неправду.

 

* * *

«Церковь должна идти в ногу со временем». Церковь должна идти в ногу с вечностью! В мире, где все-все так динамично, должна быть влиятельная организация, которая принципиально консервативна.

 

* * *

Какая деталь корабля абсолютно необходима? Не паруса, не бочка с водой, не пушки, — якорь.

 

* * *

Современные патриотические ис­торики злобно сносят авторитет Рюрика как основателя российского государства.

Казалось бы, чего уж так, викинги шлялись тогда по всей Европе, от них натерпелись все — и франки, и англы, и даже сицилийцы, — ничего стыдного в том, чтобы быть под давлением викингов, нет. Потом я понял, в чем дело. Ну, позвали как охранное предприятие по охране скла­дов с товаром на известном шляхе из варяг в греки, а те обнаглели в определенный момент, убили заказчика, влезли на правление, но потом — неизбежное быстрое обрусение. Русь поработала Китаем, переварила охаль­ников.

Но о том, что Русское государство основано нерусскими, нам назойливо напоминали опять-таки нерусские: Миллеры, Шлоссеры или как их там. А вот это очень злит. Ключевский неубедителен, потому что идет после немцев.

 

* * *

В Арденнах целые кладбища с черными фото погибших американцев на обелисках. У американцев была сегрегация даже в армии. Черные и белые части.

 

* * *

Есть заповеди для человеков, но нет заповедей для государств. Международное право, ООН — это аналог уголовных законов, а моральных догм нет.

Ни одно государство не ставит целью своего существования понравиться другому государству, чтобы выйти за него замуж. Разве что Молдавия исключение.

 

* * *

Все дамы делают это, и все страны делают это. Не встречал ни одного армянина, который бы стыдился Тиграна Великого, когда Армения была от Каспийского до Средиземного моря. Ни одного литовца, стыдившегося факта существования Великого княжества Литовского. Видел в 1992 году географический атлас венгерского школьника — Венгрия там громадна, включает и Хорватию с выходом к морю, и Трансильванию, само собой, что еще помельче.

Психики стран сконструированы сходно: все хотят отхватывать, глотать и навсегда запоминают съеденное, даже если им устроили срочное промывание желудка. Другое дело — не у всех есть возможность.

Хорек не бросается на лошадь не потому, что добрый.

 

* * *

Алексей Федорович Лосев, очень старый, слепой, с куском шоколада: чем дальше я живу, тем более сомнительными мне кажутся факты и даже цифры. Вспоминаю нашу домовую церковь, мама наливает стакан молока, вечереет, — такое острое, безусловное переживание жизни. Прощай, математика, точность — низменность реальности.

 

* * *

Джойс пишет Фрэнку Баджену: «Столкнулся с тем, что автора сего письма украдкой противопоставляют некоему ничем не примечательному господину Марселю Прусту. Я прочитал несколько написанных им страниц. Особого таланта не заметил».

 

* * *

Знакомые-французы довольно часто противопоставляют Прусту Алена Фурнье, его роман «Большой Мольн»: мол, все, что есть в бесконечной сно­творной саге, легко уместилось у гениального Фурнье в пятнадцатилистный роман. А потом парень пошел на войну и погиб году в 1915-м. В русской литературе погибший всегда был бы предпочтен выжившему. Хотя, впрочем, за Пруста говорит его тяжкая астма, тоже немало.

 

* * *

Тайвань и Формоза.

Два путешественника, вернувшись домой, допустим в Англию, описывают соотечественникам красоты острова, где побывали. Потом ссорятся, и следующим шагом ссорятся и их вымышленные острова. Выдумщики так талантливы, что начинают вербовать сторонников каждый в свою армию добровольцев, чтобы ехать защищать свою выдумку от опасности нападения со стороны другой выдумки.

Собственно, с Испанией в 1936 году так и было. И только потом выясняется: имелся в виду один и тот же «остров».

А кровь уже пролита. Выдумки жадны до человеческих жизней. Как будто надеются, что погибшие за них будут в «той» жизни проживать именно у них.

 

* * *

Считается, что изобретение стремени сделало революцию в военном деле — возникло рыцарство.

Изобретение корабельного руля на оси сделало возможным плавание через океаны. В античности корабли управлялись двумя веслами на корме, что не давало возможности даже парусным судам ходить галсами, то есть против ветра, и бороться с течениями. Поэтому ни о каких океанских плаваниях в античности не могло быть и речи. Только каботаж, имея в виду постоянный берег.

У викингов руля еще не было, так что попасть в Америку через Исландию с помощью течения или ветра они могли, а вот вернуться вряд ли. Поэтому Америку они, может, и открыли, но рассказать об этом не смогли. А может, просто и не поняли, что открыли. А может, никто не захотел их слушать.

 

* * *

Ярош публично поздравил своих сторонников с тем, что армия бандеровская впервые перешла Днепр. Если сдуть пену претенциозности, то что в смысловом остатке? Признание, что левый берег Днепра никогда не был украинским, Ярош просто заявляет, что прибыл на эту сторону реки как завоеватель.

 

* * *

Самое сильное название романа в мировой литературе — «Бедные люди». Даже если взять только иму­щественно-социальный план, это уже о-го-го, а если шире, если вообще, это главная характеристика нашего вида. Абсолютно все достойны жалости. Только взгляд откуда-то «оттуда» может так определить род людской.

 

* * *

Робеспьер ненавидел атеистов. Для него всем, что тут, на земле, происходит, руководит какое-то высшее существо.

 

* * *

Роман Якобсон. «Заметки на полях “Евгения Онегина”». Роман Якобсон выглядит как-то солиднее Пушкина.

 

* * *

С 1925 по 1930 год в США было опубликовано 100 статей о Муссолини, и почти все восторженные, и лишь 15 о Сталине, и почти все неприязненные. Запад примерял на себя Муссолини: а вдруг, а почему бы и нет? Сталин сразу был опознан как неприемлемое.

 

* * *

«Увы, Гюго», — сказал Андре Жид в ответ на вопрос, кто крупнейший писатель Франции. Гомбрович высказался в том же духе о Сенкевиче. Он видит все слабости Сенкевича, но при этом признает: именно он центральное и главное в польской литературе со своей рыхлой и упоительной «Трилогией». Пишет Сенкевич, в общем, плохо, но все равно он Сенкевич, и все.

То есть национальные титаны совершают какие-то профессиональные прегрешения перед набором правил, придуманных для своего цеха подлинными «мастерами». Очень, наверно, обидно все же осознавать, что ты при всем своем адском самоощущении мастера и абсолютного умельца остаешься всего лишь Гомбровичем.

 

* * *

Гомбрович поляк без Польши. А кому нужен поляк без Польши? Тем более живущий не во имя Польши? Даже если он умудрился без нее выжить. И не без успеха: сколько лестных оценок этого выживательского мастерства!

 

* * *

Воспитание детей надо начинать с воспитания родителей.

 

* * *

Много лет гуляю по Арбату, и там есть такой проулок, на кирпичной стене намалеваны лозунги в честь Цоя, и там часто, почти всегда, толчется какая-то нестройно запевающая молодежь. В основном «Звезда по имени Солнце», «Группа крови на рукаве». И так десятилетиями. Я себе представил: люди выросли и потом состарятся, а у них нет ничего, кроме Цоя. Сам по себе Цой очень даже заслуживает, и он вроде ни в чем не виноват, но оказавшиеся у него в вечном плену темновато чумеют в кирпичном аппендиксе своего закоулка. Им даже остальной Арбат чужд и не нужен. Что говорить про остальной мир?

 

* * *

На стихи Пушкина сочинено с десяток романсов или около того, с Лермонтовым та же картина. Даже у Есенина поется ничтожная часть текстов. А вот у Поперечного двести песен. Вообще, настаивание на «песенности» стиха — страшное искажение смысла стихотворчества. Настоящие стихи заключают в себе, в своем гармоническом единстве, и музыку, и слово, и много чего еще. Подкрепления гармошкой или гитарой им не нужно.

Ужас охватывает, если представить, что русская поэзия удовлетворилась бы Кольцовым и Никитиным, хотя сами по себе они вполне полноценны. Народ Кольцовых — народ-батрак, его надо жалеть, каяться перед ним, ценить как вид добрых и полезных, не вполне вменяемых животных. И сейчас процветают и уверены в своем предназначении разного рода частушечники: Сорокин, Фокина и их продолжатели несчастные.

 

* * *

Старосветские помещики. Пульхерию Ивановну и Афанасия Ивановича обкрадывали понемногу и помногу все, кто только хотел, а хозяйство расцветало. После их смерти явился современный менеджер, все взял под контроль, ни копейки не потратит зря, и все пошло прахом.

 

* * *

Профессор Преображенский хуже даже Швабрина. Как минимум убийца, просто от брезгливости.

Преображенский отвратителен еще своим самодовольством. Держит за яйца власть — отсюда его феерическая смелость; легко посылать Швондера, когда на твоей стороне человек во френче. Торгует органами в самом прямом смысле слова.

«Профессор Преображенский, вы творец!» — кричит экзальтированная институтка. В общем, да, творец, сотворил новый род, получеловеческий, но, правда, тут же его и прикрыл самым лютым образом. А если бы у Шарикова сладилось с машинисточкой, как уже наметилось в фильме Бортко? Какие бы монстры могли выползти с территории их «шестнадцати квадратных аршин».

Такая же обезьяна Создателя, как какой-нибудь доктор Сальватор из Беляева. Там такой же намек прозрачный в имечке, как у Преображенского. Но публике милы и никакими монстрами не кажутся.

 

* * *

Некая певица В.Долина из Франции отвечает интервьюеру на вопрос  «чего бы она хотела от России?»: прекращения Православия, самодержавия и соборности. Народность все же не тронула. Интересная конструкция психики.

«Что вам не нравится во Франции?» — «Все хорошо, да только французов многовато». — «А Кавказ?» — «Все бы ничего, да вот горы там...»

 

* * *

Будущее не может иметь словесного выражения, только символическое, так учит Апокалипсис. Наверно, нужно верить.

 

* * *

«ЖЗЛ» — вранье о реальных людях. Беллетристика — правда о вымышленных.

 

* * *

Англиканская церковь шагает в ногу с британским обществом (жен­щины-епископы). Редко услышишь более дикую мысль. Откуда уверенность, что общество шагает как надо, куда надо и с нужной скоростью? Вся литература, вся серьезная аналитика ставят один диагноз: общество болеет. Церковь — больница, так почему же надо радоваться, что эпидемия проникла и в больницу?

Почему женщины не священники? Женщины все очень усугубляют. Бог сказал: не ешьте плодов с древа, а Ева в выспреннем сердце своем решила, что нельзя даже прикасаться к этому древу. И когда увидела змея на стволе, тут же поняла: прикасаться можно, а значит, и есть плоды в общем безопасно. Бог слукавил.

 

* * *

Очередной обман слуха — конкурс русской поэзии в Израиле «Арфа Давида». А мне послышалось — «Афродавида». Соревнование между неграми и иудеями, пишущими стихи по-русски, это было бы интересно.

 

* * *

Первым появился иудаизм, потом христианство, потом ислам. Так в глобальном варианте, но не то в России. На российском древе все три авраамические ветви выросли одновременно. Владимир крестил Русь, когда уже вовсю цвел хазарский каганат и колосилось мусульманство в Булгарии. Причина появления многих эксцессов жизни в России — это ненормальность одновременного рождения у нас того, что должно наследовать друг другу.

 

* * *

Нынешнее горение ислама соответствует примерно, плюс-минус, времени захвата иудеями Палестины и крестовым походам христиан. Все религии развиваются во времени примерно по одной глобальной формуле. Перегрев ислама неизбежен, и неизбежен его перегрев именно к настоящему моменту.

 

* * *

Года полтора назад, еще до всех страшных событий на Украине, сын моего старинного знакомого, часто с вниманием прислушивавшийся к нашим спорам-беседам, но помалкивавший, вдруг взял слово и говорит: «Дядя Миша, вот я вас всегда считал неглупым человеком, образованным, а ведь теперь вижу, что вы человек, наоборот, очень ограниченный, живете в плену одних только мифов. Вы уверены, что Гагарин первым полетел в космос, что Хиросиму бомбили американцы... Вы так и умрете зомбированным существом».

Я не сообразил с ходу, как надо бы ему ответить. А недавно узнал, что он пошел добровольцем в нацгвардию и погиб. Да здравствует интеллектуальная свобода!

 

* * *

Чувствую необходимость закончить книгу стихотворением.

 

Отверженные

 

На смерть Грини

 

Они безмолвны и несчастны,

Живут у речки под горой,

Любым начальникам подвластны,

Питаясь чуть ли не корой.

Там есть таджики, и калеки,

И алкаши, и москвичи,

Обиженные человеки,

Бомжи, а может быть, бичи.

Судьба их потрепала зверски,

Жизнь изжевала до поры,

То пьют, а то по-пионерски

Жгут огромадные костры.

То бродят в поисках работы,

То презирают всякий труд...

То таксу у меня сожрут.

 

Гриня — это мой пес. Однажды он пропал. Его антиблошиный ошейник я нашел на кострище, которое оставила после себя стайка «отверженных», что квартировала в излучине реки Биццы, возле нашей деревни. Среди них было много таджиков (персов то есть). Вот так Ксеркс вошел в мою жизнь и оставил в ней свой след.