Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Это — принципиально

Максим Сергеевич Ершов (1977–2021) родился году в городе Сызрань Самарской области. Поэт, критик, учился в Литературном институте имени А.М. Горького по специальности «поэзия» (семинар С.Ю. Куняева). Лауреат журнала «Русское эхо» (г. Самара) в номинации «Литературоведение». Автор книги стихов «Флагшток» (Самара, 2011). Член Союза писателей России. Автор журналов «Наш современник», «Москва», «Юность», газеты «День литературы». Стихи автора вошли в двухтомник «Большой стиль» журнала «Москва», 2015 г. и альманах «Антология поэзии», издательство «У Никитских ворот», 2015 г.

Пускай проходят времена,
Меняя лица и одежды...
Но только Родина одна
Вернее слова и надежды.
Михаил Анищенко
 

«Дневник русского украинца» — книга хорошая, человечески искренняя, своевременная. Горячая: передавая разворот русско-украинской трагедии, она сохраняет онлайновую температуру присутствия в потоке событий, эхо которых долго еще будет висеть в наших прихожих плащом незваного гостя... «Дневник» стал или станет одним из готовых к изучению документов — страничкой эпоса, который пишет о себе осиротевший постимперский народ в пространстве борьбы того, что называется (все еще) Украинское государство, с тем, что называется (все еще) Русская земля. Все мы были очевидцами или даже участниками событий, никому не надо объяснять боль, страх, ненависть и смерть в прямом эфире. Многоходовая комбинация разыграна точно: порядка сорока тысяч славян убито, разрушены города. Одно крупное государство истощено и поставлено под контроль, другое, крупнейшее, — обложено санкциями, как веригами... Не в пример властям Украины и России, для профессиональных политтехнологов не стало сюрпризом, что население — русские, украинцы и не только — все еще способно быть народом, закручивая в своих весях пассионарные «воронки» коллективного бессознательного. Но, может быть, сюрпризом и для знатоков станет то, что всячески приумножаемые различия вида не поколеблют русского единства рода и что драка на Руси часто есть верная примета готовой возгореться дружбы. Да, дружбы на новых основаниях — когда, прежде чем объединиться, надо размежеваться. Конечно, массы этого еще не осознали. Враги — знают, потому и поспешили вбить «клин» ненависти в донецком аэропорту и по всей «линии разделения стран» — линии закрепления раздора... Впрочем, любой пограничный столб между Москвой и Киевом вещь временная, другое дело, сколько это время еще потребует жертв.

За пределами далеко идущих политических и исторических выводов суть — экзистенциальное ядро русского инферно и его тяжесть поняты, оценены автором «Дневника» безошибочно. Мгновенная интуиция на добро и зло здесь и сейчас, неугасающая миротворческая страсть, постоянная, я бы сказал — истовая работа Платона Беседина, его личное противостояние бесам войны — вот писательская заслуга и роль, которую Беседин выдержал. Уверен, что его книга не стала гласом вопиющего в пустыне. Несмотря на то что массмедиа давно и прочно превалируют над здравым смыслом, работа Беседина — и многих других — стала оправданием русского общества по обе стороны баррикад за случившийся на общих просторах приступ безумия. В этом смысле Платон подал пример должного. Хоть и забывал иногда (на всякий случай?) снять с тонковатых запястий крахмальные манжеты абстрактного гуманизма. И они-то мешали ему добраться до грязной сути происходящего в чистых лабораториях истории. Однако человеческую беду «здесь и сейчас» писатель увидел и со-пережил, не отвернувшись ни разу, не деля людей по гражданству и взглядам... Сама его судьба в какой-то мере определила его положение «над схваткой», оказалась принципиально важной. Он был в тот момент, быть может, уникален как русский писатель, украинский гражданин и севастопольский житель. «Находясь везде», легко проникнуться общим страданием:

«Кто виноват? Путин. А у вас кто виноват? Хунта. Как же удобно иметь при себе виноватого! Особенно если вина коллективная. Виноваты все мы, украинцы. Каждый из нас...

Ни шанса на перемирие. Святая уверенность в своей правоте. И дикая готовность воевать. С кем? Ради чего? Война пожирает лучших. Худших она глотает, не пережевывая. Поэтому наша судьба будет незавидной. И мы этого заслужили. Мы, ненавидящие других и себя» («Борцы с чудовищами превратились в самих чудовищ»).

Это военная публицистика, которой можно простить некоторую сбивчивость фразы и поспешность формулировок: главное, на мой взгляд, то, что автор был со своей страной, когда ей было плохо, не путался в интеллигентских эвфемизмах, спорил, утверждая ту правду, которую считал правдой.

«“Милосердие превыше справедливости” — эту фразу я повторяю все чаще. В статьях, интервью, телеэфирах. Твержу как молитву. Дабы напомнить себе и другим о самом главном...

Отношение к беженцам, к войне — лакмус состояния нашей души, “заключенной в плоть умирающего животного”. Скрытой за копотью обид, лжи, разочарований...

Молитва за врага — столь тяжко. Прощение убийц — так невообразимо. Спасение ближнего — столь обременительно» («Твой судный час — здесь и сейчас»).

Когда «страна превращена в испытательный полигон, где опробуют мерзость мира», когда сердце пишущего захолонет смыслом этого прозрения — как еще ты должен реагировать? Интернет тогда был бушующим морем болезненного любопытства. Малокомпетентного, основанного на общих чувствах. Сети всегда отражают и воспроизводят массовое сознание, способность толпы к оценке. Но в эпоху крымско-донецких перипетий — клавиатуры дымились!.. И было много явных и тайных деятелей, стремящихся довести конфликт до самой черной глубины. Меньше было тех, кто, пытаясь успеть за ходом событий, старался одновременно осмыслить их сущность, впрочем, с российской стороны было виднее, и антироссийская направленность происходящего была определена до того, как об асфальт разбилась первая бутылка с «коктейлем Молотова». Правда, в отличие от автора «Дневника», никто из них так и не признал, что боль, ложь, отчаяние, антироссийская пропаганда начались на Украине гораздо раньше, чем случилась Одесса, и происходили при попустительстве и Киева, и Москвы, очень уж занятыми проблемами «поважнее». Все стало происходить на Руси, в контексте Руси, но ни в одной из ее двух столиц ничего не хотели знать, пока назревавшее будущее не материализовалось в конкретном ужасе...

Почему я говорю «Руси»? Потому что считаю происходящее на Украине делом в первую очередь внутрирусским — восточнославянским, — а для восточного славянства нет более подходящего политического определения, более бесспорного названия. Русь — имя, которое отражает географию, этнографию и историю событий в той мере, которая необходима. И если это вам странно, — вам пора прощаться с вражьими мифами. Ведь Нестору ни врать, ни фантазировать смысла не было...

Беседин знает (чувствует?) то же, точно адресуя пафос своего разочарования слишком спокойно-долгой предшествующей действительностью, «распустившейся» в настоящем. И отвечать на этот уже не новый для публицистики упрек по-прежнему нечем: «Я помню американские мультфильмы — в основном протестантского толка, — транслировавшиеся по государственным украинским телеканалам. Помню визиты многочисленных американских засланцев в школы, где одни рассказывали о боге, похожем на Санта-Клауса, а другие — о том, как хорошо жить в США. Помню многотонные гуманитарные грузы из Америки с соответствующими книгами, брошюрами, дисками...

И при этом я помню закрытые русские центры, их бездействие, их пустоты. Попытки русских патриотов получить хоть какое-то финансирование из Москвы. Русские газеты, что печатались мизерными тиражами на ужасной бумаге, а тем временем на съездах украинских писателей раздавали образцовое издание “Бандеровец”... Все это я помню...

Русские люди в Украине жили с ощущением того, что их сдали. Оставили на растерзание...

Добавьте сюда поведение некоторых россиян в Украине, напоминающее приезд барина в малоросское (!) поместье с целью горилки попить да девок пощупать...» («Реквием по империи»).

Печально. Утешение находишь только в понимании, что никто так не умеет адресовать России свое страдание, как это делают украинцы... Да и отвечать не нам, а тем, на кого была возложена должностная ответственность, плавно и неумолимо перетекшая в ответственность историческую. Бездействием, больше которого и не требовалось врагу, РФ сама себя ранила. Но это, считаю, было и вынужденное бездействие лиц — потому что все дело сложнее, а суть происходящего глубже. Не русские на Украине, но русские везде, то есть и в РФ «живут с ощущением, что их сдали». На протяжении века о русских разрешается вспоминать лишь тогда, когда пора умирать за Родину. И больше никогда: все остальное время это уголовное преступление. Из Севастополя или Киева это не видно, может быть, но в подтверждение — та поспешность, с которой «русская весна» была вытеснена мемом «крымская весна», сам факт появления лозунга «русской весны» — очень красноречив. Я хорошо помню, каким возмущенным «ревом», какими недвусмысленными проклятиями в адрес Кремля кипел Рунет летом 2014 года, когда русских Донбасса убивали тысячами: десятками в день. Я до сих пор думаю, что только боязнь за рейтинги Путина толкнула туда реальную помощь. Еще факты: судьба полевых командиров и «уход» Стрелкова — который действительно «слишком многим стал», как подметил Беседин. Об истерике Кургиняна я уже не говорю.

Однако и подмечая, автор «Дневника» остается (в конкретных, опубликованных текстах) далековат от системного взгляда в глубину явлений. При всей ценности непреходящего гуманистического, более того — прямо христианского пафоса, который стремился донести и донес до людей по обе стороны фронта конфликта Платон Беседин, нельзя не заметить, что он в основном видит одну сторону проблемы и указует лишь один ее полюс. Его философия происходящего — религиозная философия, основные причины трагедии он видит в сердцах, основную вину возлагает на обывателя: «Война — удел дьявола. Она — его театр, но в нем нет никакой бутафории — там все по-настоящему. И помимо тех, кто гибнет на поле боя, есть жертвы тех, кто остался за ним: окостеневшие, закрытые пленкой агрессии, панцирем себялюбия люди.

Дьявол всегда действует через нас. Если даем ему волю. А мы даем. И, уверившись, что дьявола не существует, мы не позаботились о Боге. Забыли, что Он есть Любовь и пребывающий в Нем пребывает в любви.

Казалось бы, все так просто, да? Но подчас невозможно. Культи, на которых мы никогда не дойдем в храмы любви. Обрубки, которыми никогда не обнимем ближнего...

Это кровавый пир тотальной войны: она калечит, убивает в детских садах и школах, офисах и квартирах, даже если там, казалось бы, нет боевых действий. Но она все равно перемелет, сожрет — не отсидеться.

Так будет. Печати сняты. Потому самое время — учиться искусству любви, всегда и везде, а особенно сейчас, во время войны. Так учится плавать тот, кого швырнули в бушующий океан» («Любовь во время войны»).

Страницы «Дневника русского украинца» то тут, то там прорастают проповедью — чуть сбивчивой, как бывает сбивчивым взволнованное дыхание. Отмечу еще раз: я верю, что этот дневник с его доминантным «окститесь!» играл и продолжает играть свою роль. Очень много сказал в нем Беседин такого, без ежедневной памяти о чем жить человеку нельзя. И, раз за разом призывая читателей «учиться плавать» в ментальном болоте кризиса, Платон учился плыть в нем и сам — и через время стал приходить к мысли о сущности мирового «океана», об объективной рукотворности «болота», в которое превратилась искусно запруженная река русской истории. Наконец я прочел в книге и вот это:

«Тот, кто хотел, он уже победил. Не пролив и капли своей крови. Ему хорошо, ему покойно. У него морда трескается от барышей... Этот Молох, любующийся бойней с западного холма.

На радость ему мы убиваем? Ему приносим свои жертвы? Вот тебе черепа, кости и плоть славян. Вот тебе реки крови славянской. Вот тебе трупы, души славян. На, жри!

Сами его откормили» («В кого ты стреляешь, брат?»).

И полшага отсюда до сакраментального: «О Русская земля!» — потому что, да, правильно: вместе с «котятами», от чьего понимания добра и воли к добру зависит возможность победы над «океаном» — вместе с людьми Руси в «океане» оказалась сама Русь как всемирно-исторический факт и фактор. «Океан» — мировая борьба, плыть в нем — далеко и долго, плыть надо всегда. Но ни людям — русским, украинцам, ни ладье — земле русской, не выплыть по отдельности. Донбасс — это только течь в трюме, хоть это и кровавая течь. Но борьба идет о гораздо большем. Люди из России, Украины, Сербии, Польши, Чечни, Швеции, Америки, Германии ехали в Донбасс не убивать, как то говорит Беседин, а именно расширить или латать эту течь в этом аллегорическом русском корабле, о котором толкую, в свою очередь, я. Не понял этого Беседин или просто не захотел сказать, не знаю. Но думается, он не очень понял, что исторические свершения производятся не светлыми личностями с флажком и свечкой, а только до зубов вооруженными, обладающими достаточной материальной базой государствами и союзами государств. И что это совсем другая, внеэмоциональная, долгоиграющая история.

Прочтите «В кого стреляешь, брат?» — этот пламенный памфлет, которого одного достаточно, чтоб от души пожать автору руку, зная, что ты прочитаешь его новые книги. Но и почувствуйте и поймите, что следующий шаг — от понимания (местами) смысла борьбы, вступившей на территории Украины в горячую фазу, до логического вывода о том, что у западного действия должен быть и центр противодействия, — этот шаг в оценке происходящего Бесединым (на момент создания «Дневника») сделан не был. Причиной тому — отсутствие твердого осознания того, что Россия, Украина, Крым — это одно целое. Странно, но за отношениями трех субъектов скрывается от него главнейшее отношение борьбы интересов западного мира и русского мира восточной Европы. Говоря «Русь», «Русская земля», я говорю это не затем, чтобы услышать чей-то гомерический хохот. Я хочу показать, что, только постоянно подразумевая это понятие об общих происхождении, земле, истории и судьбе, русский, украинец, белорус, крымчанин могут иметь надежду на благополучное будущее. Русь — это зерно русского мира, корень, без которого русский мир невозможен. Америка закончится тогда, когда закончится американский мир — богатый, сильный, великий. Стоило появиться намеку на ослабление американской глобальной гегемонии, как мы слышим о тревоге по этому поводу американских элит. Ровно так же без прочного и плодотворного объединения русских народов — ни одному из них не бывать благополучным. (Лучшее подтверждение тому — игнорирование федеральными каналами «Славянского базара». И это в такое время...)

Видеть необходимо не только широко открытыми глазами, видеть нужно и глубь, и суть. Поэтому, выразив еще раз глубокую читательскую и человеческую признательность Платону Беседину за его книгу, обсудим моменты его мировоззрения, которые именно что принципиальны. Потому что написать вот так: «Там, в Донбассе, сегодня выплеснулось все то зло, что дьявольским червем сидело в российском и украинском обществе, прогрызало ядовитые ходы, лазейки в сердцах и душах, дабы в один момент, подобно древнему злу, вырваться наружу, неся голод, чуму, войну, смерть. И люди, вольно и невольно осознавшие это, бьются там не просто с армиями, а с червоточиной каждого человека, нарушившего вечный закон, преступившего Богом данное. Живым щитом они заграждают друг друга и нас от обретшего материальные формы садистического безумия» («Щит спасения, щит добродетели») — так патетически и поэтично написать, но не задаться вопросом о причинах «садистического безумия», о возможности и способе борьбы с «червоточиной каждого человека» — это близорукость если не подозрительная, то странная.

К сожалению, не добродетель способ этой борьбы, точнее, это одна из форм борьбы, но не решающая. Единственная форма борьбы за человеческое достоинство русского человека на этой земле — русское государство. Но только в том случае, если это государство в достаточной мере соответствует, преумножает, транслирует исторически выработанную русскими истину... Платон Беседин пишет: «Без истины душа задыхается, чахнет. Но истину можно подсунуть и ложную. Тогда человек верит в то, во что ему дали верить. Он как бы прав или несомненно прав — тут от степени рефлексии зависит, — но в любом случае бьется за самые честные, благородные идеалы. Баланс между правдой и кривдой выдержать сложно — эта ментальная эквилибристика не для слабых духом. Оттого вокруг — орды уверенных и самоуверенных. У них, так им думается, есть все, чтобы принести в этот мир правду. Принести огнем и мечом, если понадобится. Выжечь, разровнять, возвести новый храм. А в нем — их личное божество». Так вот, сопоставляя мое утверждение и эту цитату и не забывая о том, что власть дает тот, кто дает веру, продолжаем: сегодня власть дает тот, кто дает хаос. Кривое Зеркало (так называется текст, откуда мной взята приведенная цитата) — это будущее, где место для человека-личности, человека-антихаоса не предусмотрено, во всяком случае в массовом смысле. И это будущее неумолимо наступает, подминая несогласных. Взгляните на балаган американских выборов — толстощекие американцы рыдают, осыпанные конфетти: идут выборы человека, который почти десятилетие будет объяснять миру, что есть добро и что есть зло! Объяснять, почему нарастающий маразм — прекрасен...

Когда Путин говорит о традиционных ценностях, он говорит об истине и говорит о будущем, которое страшно. Когда цены на нефть идут вниз, они идут вниз не только по причине затоваренности рынков, но и потому, что высокая цена угрожает непререкаемому господству ценностей Кривого Зеркала, основа которого безраздельное технологическое господство. Это одна и та же война — от Пальмиры до Ниццы, до Актобе. И Крым в ней лишь малая частность, яркая деталь. Но начинают и продолжают эту войну — достигающую метафизических значений — не «преступившие Богом данное» обыватели, а конкретные всемирно-исторические господа, которые пожрали бы нас уже позавчера, если б только не опасались подавиться.

Разбираться со всем этим сложным надо хоть и кратко, но по порядку. Соглашаясь со многим у Беседина в его предварительной диагностике или просто констатации российских, украинских и крымских бед, согласиться со всем у него я не могу. Российский писатель, по итогам обозрения текущих событий он замирает, так сказать, несколько враскоряку, ибо не знает, как быть с ответом на четыре вопроса. Для автора «Дневника» эти вопросы — острые, и это симптоматично, это имеет принципиальное значение. Потому что без внутреннего решения по этим вопросам русский писатель Платон Беседин все еще нередко предстает нам писателем украинским, слегка напоминая собой ту девушку, которая «немножко беременна»... Конечно, еще не остыло вполне извинительное сожаление о том, что рубикон украинского конфликта лишает писателя работать одновременно в украинских и российских СМИ. Жил-то русский писатель в Киеве, и когда родной Севастополь «переезжает» в Россию... Но русский писатель должен «переехать» туда же — если он русский! Или я что-то неправильно говорю? Или на дворе непослемайданное время?

Вот эти четыре вопроса.

1. Отчасти верный, но в целом поверхностный поиск вины за происходящее в субъективном обывательском — в понимании, действии и бездействии. Поиск выхода — в гражданской реакции народа Украины — украинцев и русских.

2. Поименование воссоединения Крыма и России аннексией. Другими словами, осмотрительная вера филистера в фантом международного права, даже после Косова; сомнение в законности и честности референдума в Крыму; недовольство уровнем крымской администрации и уровнем поступающих из России в Крым благ.

3. Отстаивание прав украинской государственности и суверенитета, то есть убежденность в том, что Украина в данных границах, с данным уровнем культурного и промышленного развития — образование естественное и необходимое.

4. Недоверие к России, к ее власти, ее намерениям, ее способности быть на высоте задач. Но главное — отсутствие искреннего желания к пониманию ее, России, серьезных проблем. «Украинские» стереотипы в отношении к российской государственности.

Теперь надо эти мои пока еще голословные — в отношении последних трех вопросов — утверждения подкрепить (конечно, в лучших традициях Третьего отделения) небольшими, но характерными цитатами. Хорош в этом отношении текст «Россия больна Украиной» (6.09.2014). Ставлю дату специально: времени на получение российского паспорта у уроженца Севастополя было достаточно. Но: «Гипнотические слова-маркеры, точно гвозди, вбивались в меня: “бандеровцы”, “фашизм”, “Ярош”, “Правый сектор”, “русофобия”, “секта”. Они, видимо, должны были сделать меня вялым, покорным, смирившимся (?) с тем, что Украина отдана на откуп мразям и есть лишь один путь спасения — пришествие России-матушки. Или, наоборот, должны были завести, разгневать меня, чтобы вступил в ополчение, чтобы дал отпор, чтобы земля моя, как сказал один любитель мочить в сортирах, никогда не была бандеровской.

Именно это, кстати, произошло в Крыму, где люди с их, безусловно (!), априорной русской самоидентификацией (!), тем не менее (!) голосовали на референдуме подчас не благодаря, а вопреки (!), забыв наложить на пылающую голову охлаждающий компресс».

Вот как — полгода прошло, но обида осталась. А мне, русскому писателю, казалось, что пришествие России-матушки — событие закономерное, которое однажды должно было случиться и неотвратимость которого была заложена уже в ее, России-матушки, исходе. Но идем дальше, читаем здесь же (импонирует бессознательное ожидание от российской политики высоких стандартов действия): «Лезть в заваруху в таком, медвежьем, стиле — стратегическая ошибка. К несчастью, только одна из. Слишком много их было. Чтобы наконец распрощаться.

И не надо играть в целочек-невредимочек. Не надо строить обиженные мины, изображая непонимание. Вы и сами знаете, что проиграли. Лоханулись, если выражаться терминологией нормальных провластных пацанов. Обижаетесь, что украинцы вас не любят. Я, как местный житель, скажу, что так было и раньше.

Удивлены?»

Послушайте, друзья, да это, наконец, томно! Не побоюсь этого слова: интимно. С какой-то полуночно-кухонной интонацией. знаете, есть старый-престарый советский анекдот: «“Может быть, чашечку кофе?” — томно спросила графиня. “О, благодарю вас!” — отвечал граф и долго мял ее на рояли... А в это время в подвалах замка шел III съезд РСДРП...»

Когда Россия двигает вперед свою историю — резонно отвечая этим на движение мировой истории (а именно это произошло в марте 2014 года), — ей должно быть все равно, любят или нет. Впрочем, Россия-то Крым однозначно любит — как свою законную часть. А вот что касается Украины... Всем известна меркантильность этой «дамы», и потому рассуждать с ней о любви можно, но полагаться на эту «любовь» — политическая глупость...

Но идем дальше, к третьему вопросу: «Украина как государство никакой частью России не является. Да, в ней есть люди, которые несут в себе, если угодно (!), русский культурный код. За него они бьются. Но их борьбу ни в коем разе нельзя использовать против целого украинского государства, априори (!) являющегося самостоятельным.

Этого часть России понять не может, потому ведет себя аки приемная (!) мать, вроде как отпустившая дочь на волю, но на деле пытающаяся контролировать ее жизнь во всем, даже в мелочах и деталях. Во многом из-за того, что чувствует собственное одиночество, старение и болезнь. Контроль ее есть крик о помощи.

Россия давно и крепко больна Украиной, да. Но начинать оздоровление она должна с самой себя. И тогда, однозначно, многим станет лучше».

Я надеюсь все-таки, что и вот это Платон Беседин не считает, по слову Джулиана Барнса, величайшим патриотизмом, который должен заключаться в том, чтобы сказать своей стране правду, если она ведет себя глупо, бесчестно, зло...

Приемная мать мало переживает, когда падчерица, от которой она избавилась, тупо пошла по рукам: «туда и дорога» — так не скажет лишь редкая мачеха. Другое дело, если «дочурка» решила прокутить с любовником треть семейной квартиры... Что же до «крика о помощи», то он возможен лишь со стороны именно что родного, но все знают: нередко беспутные дочери доводят себя до крайности, зная, что тогда уж точно родители, которым нанесли обиду, немедленно явятся, оставив мелочь и суету пустых слов...

Как мы видим, у Беседина и вправду получается, что русские с их культурным, если угодно, кодом — сами по себе, на свободе меж небом и землей, а Россия со своими неоправданными притязаниями — сама по себе. Самое большее, что она может себе позволить, — это бескорыстная помощь. Сами же украинские русские ни знать, ни проведывать «матушку» не желали бы, а только желали бы трепаться о своих правах в СМИ... Скажете, что я несправедлив? Но вдумайтесь: «больная старушка мачеха» подставляется под негодование и окрики всего «свободного мира», под конкретные и всевозможные санкции стоимостью в сотни миллиардов долларов — понятно, что все-таки не из прямой корысти, что не без этого самого русского чувства своей ответственности подставляется (одному только МИДу работы не переделать!)... И что говорит этой несовершенной России русский человек? А вот что:

«Как Евромайдан родил протест, так и нынешняя крымская революция — ее напор, скорость, безальтернативность — плодит несогласных. Их мнение не доминантно, но оно есть. Разговоры о том, что Крым жуть как хочет в Россию, — прежде всего разговоры на эмоциях. И это не совсем то желание, что присутствовало в 90-х, когда написанное едва ли не на каждой стене “Крым — Россия” воспринималось как догма (!). Появилось новое поколение (не возрастное — мировоззренческое) (!), с одной стороны, не помнящее прежнего родства, а с другой — подходящее к вопросу практично: что даст нам Россия?» («Крым, которого больше нет» (14.03.2014).

Знаете, вот тут-то я и вспомнил Ленина с его ярким определением интеллигенции... Вот тут я и вспомнил расхожую фразу о менеджерах в розовых штанишках... Какая принципиальная раскоряка!

Русский писатель обязан знать, что добро и зло на русской земле — это не «общечеловеческие»,  а  именно русские добро и зло. Случайно ли, что в столь подробном своем «Дневнике русского украинца» Платону Беседину удалось обойти момент избиения десятков (и, кажется, убийства нескольких) крымчан при возвращении их автобусов в Крым из Киева в 2014 году? Случайно ли не пожелал он слова молвить о донбасском референдуме? И если скажут, что я цитирую мнение о Крыме, выраженное 14 марта 2014 года, то в ответ скажу, что издательство «Питер» выпустило «Дневник» в 2016 году и автор сообщает, что подвергал тексты редактированию...

Сказанного достаточно, чтобы понять о содержании книги «Дневник русского украинца» необходимое. Три из четырех вопросов или взглядов Платона Беседина, которые привлекли мое внимание и вызвали мое несогласие, тоже, кажется, в минимальной мере освещены. Но все это не имеет никакого значения без обсуждения «основного вопроса», вопроса, где складываются все остальные (три, четыре, пять, десять), который выходит далеко за рамки книги и чьих бы то ни было мнений. Это вопрос о российско-украинских (и украинско-российских) отношениях в контексте глобальных проблем и способов, какими этот мир, а точнее, его основные субъекты будут их решать.

Что происходит на Украине? Происходит все то же, летописное, больное, чисто славянское: «велика наша земля и обильна, да наряду в ней нет». С поправкой на современный уровень цивилизации: «велика наша земля и обильна, да все тот же в ней полный мазафак!» И у народа IX века достало ума и собранности. Впрочем, что касается «украинцев» IX века, то есть полян, то их из хазарского подданства перевели в русское новгородские варяги. Они аннексировали у своих собратьев Киев, и вот откуда есть пошла Русская земля. Другими словами, русский — это славянин, дошедший до сознания того, что, кроме купца и старейшины, в жизни необходимы суд и объединенная военная сила. Потому не зря носится по интернету это жгуче «оскорбительное»: «когда украинец умнеет, он становится русским». Но не надо хвататься за пистолет: заменим слово «умнеет» на «взрослеет», и фраза примет нужный вид.

Да только разве в Украине дело когда-нибудь заключалось в воле народа? Нет, все дело, известно, в элитах. Так что происходит на Украине? А все та же очень откровенная история, которую стоило бы назвать ерундой, если б не глубокая печаль всякого, кому дороги южные братья. Князя нет, а в его отсутствие хазары, панове и сотники — ну, вся историческая украинская элита — чувствуют себя как волки в овчарне. Конечно, любая страна — овчарня. Но такая, которая способна жить, а это подразумевает баланс в соблюдении интересов «овец». Результат же «трудов» украинской «элиты» будет таков: продав из-под украинцев их и нашу страну, самих их сделают холопами западных компаний и «уродливых сестер» — МВФ и прочих международных финансовых пиратов.

Думаю, Украина сама — сверху донизу — это понимает. Ну а мы, русские, были обязаны понимать и понимаем больше: все, что на Украине разрушают, все, что из нее вытянут в человеческом, денежном, экологическом и всех иных смыслах, — все это русское бремя. Раньше нас это знали в Госдепе... Понятно ли, как на самом деле глубоко и резко поставлен украинский вопрос? Понятно ли, как поверхностно и не по-русски звучат претензии крымско-украинского патриота и русского писателя Платона Беседина по поводу нерасторопности российской власти в деле доставки манны на Крымский полуостров?

Интересно, если бы в ситуации Крымской изоляции оказалась Галиция и была бы где-то Галиция-матушка, то сумел бы подобные претензии озвучить некий львовский писатель?.. Или вот Черногория — чем она мощнее Крыма? И как же она вообще живет? Простите, если мое сравнение Крыма и Черногории, несерьезное конечно, задевает тех, кто согласен если уж равнять свой полуостров, то прямо с целым Поволжьем.

Беседин и прав, и ярок в слове: «Крым сегодня — это шанс, возможность. Крым — это русский ответ всему тому мракобесию, что смущало, оплевывало (!), терзало Россию все эти годы. Осознание, нахождение Внутреннего Крыма в себе — надежда спастись, пробудиться.

Но Крым — это и тест, проверка, лакмус для каждого россиянина. Это ответ на вопрос: кто ты на самом деле? Человек, у которого на паспорте — двуглавый орел, а в быту — возможность доить Россию, или носитель русского кода, русской культуры, часть великой державы? Мясо ты в офисном кресле или некто более осознанный?»

Вот золотые слова! Хоть в общем смысле текста «Невозможность острова» с датой 13.04.2015, с подзаголовком «Россия должна принять Крым» — эти золотые слова граничат с новым упреком разочарованного Россией крымчанина в адрес «матушки» — косной и коррумпированной...

Но уже довольно предисловий! Пора перейти к умозрению. Просто крымская весна действительно имела явное метафизическое «звучание» — для тех, кто желает и может расслышать такие звуки. А поскольку понятие метафизического у автора «Дневника» размыто ничуть не менее, чем представление о русской истории, то после еще одного упоминания Крыма я и попробую округлить здесь свои геополитические чувствования в метафизическом, так сказать, ключе. Я надеюсь, что это скорее даст логическую картину происходящего, хоть отвлеченную, но зато более доступную для понимания, чем витиеватая, полная вариантов и уточняющих оговорок дурная бесконечность полной научной методы. Попробую набросать «онтологию» нынешнего всемирно-исторического момента.

По моему мнению, содержание нашей эпохи (как, впрочем, и сто, двести, тысячу лет назад, но никогда так остро и окончательно) находится «прежде всего в душах людей. Тех, кого жгут, и тех, кто жжет». Приведу еще яркую цитату из книги: «Таков бесовский механизм: высмеивать доброе, правильное, вечное, обесценивая его. Уничижать базовые человеческие понятия, ценности, без которых понимание между людьми невозможно. Это, конечно (!), еще не полноценные бесы разрушения, но гнусные чертики, бациллы безумия, постепенно меняющие культурный код и массовое сознание народа».

Прежде чем действовать — и чтобы действовать наверняка, — нужна подготовка, для решительной операции нужна анестезия, роль которой в политике играет массовая амнезия. Несмотря на некоторые сомнения Платона, я утверждаю, что содержание «нашей» эпохи, которая тянется уже века, состоит в постепенном изменении массовых культурных кодов через изменение базовых ценностей, в переводе массового сознания населения, глобальной экономики на рельсы однотипных медийных мифов — «глобальных метафор», по выражению Виктора Пелевина. Если коротко и по сути, прогресс исправляет «ошибку Христа», «Неправду Евангелия». Понятно, что в этой связи особенную остроту все дело принимает в христианском мире, особенно в России.

Вообще-то это явление предсказанной Марксом свободы человечества от экзистенциального, практического давления среды обитания — природы — на основе благоприобретенного технологического могущества. Христианство и религия вообще есть наследие «общества накопления». А по тому же закону, по какому сытый голодному не товарищ, «общество потребления» отторгает ценности «общества накопления» (оно же — традиционное общество). Человеку, который «достиг апогея» себя в состоянии, называемом у нас «кататься как сыр в масле», религия кажется скучным бредом, досадным недоразумением.

Я уже сказал: кто дает миф — дает власть. Бесконечность контроля за индивидом и сокращение количества подконтрольных до экономически оправданных величин возможно лишь параллельно с сокращением в массовом сознании христианских и всеобще религиозных представлений о человеке. Религия, постулируя образ творца и раздвигая границы действительности, тем самым, логически, постулирует личность человека как абсолютную ценность исторического бытия. Права религия, «научна» она или нет, но без деконструкции идеи Бога и представления о жесткой иерархии мироустройства превратить личность в статистического индивида с потребительской «прошивкой» в утлом мозгу нельзя. Впрочем — капля камень точит. Большая эта работа близится к завершению... А тем временем ситуация на планете Земля такова, что присутствие на ней около 9 млрд полноценных потребителей с полноценными (то есть бесконечными) потребностями... Экономика общества изобилия, основанная на всевозрастающем удовлетворении всевозрастающих потребностей, не может быть распространена на весь мир по причинам даже и экологическим. Кроме этого, процветание одних должно поддерживаться дешевым трудом, а значит, бедностью других. Когда же актуальность сельскохозяйственного и промышленного труда в силу развития технологий и распространения автоматизации сильно понижается, это понижение делает две трети населения планеты просто ненужным балластом. Физически вредным. Особенно те из этих двух третей, кто не хочет делать свои страны донорами западного процветания...

Одним словом, на планете слишком много людей без будущего. В том числе и внутри развитых стран — все эти латиносы, африканцы, турки, индусы, азиаты, славяне. Еще не «понаехавшие» или уже «понаехавшие». Логику организации жизни разных людей на этой планете исчерпывает логика экономической выгоды меньшинства. И этой логике подчинена работа над сознанием всех представителей большинства. Вот общая причина массового выращивания целых поколений недоумков, а равно секс-просвета, ЛГБТ-движения, движения «зеленых», вегетарианского сектантства, разрушения семьи правовыми и экономическими стандартами, причина загадочных всемирных болезней, террористических актов и программ бесплатных абортов. Весь этот ежедневный хаос имеет большую общую причину. И она настолько общая, что кажется метафизической — той, что описана в одной известной книге... Ведь все мной перечисленное, возможно, полумеры. Окончательное же решение вопроса без применения силы, вероятно, обойтись не может.

Как должна выглядеть благодатная Украйна глазами тех, кто отправлял Нуланд раздавать печеньки аборигенам? Это должна быть очень зеленая страна без промышленности, где чернозем, свободный от тихих поместий белых людей, обрабатывают хорошо оснащенные фермеры. Остальную красоту дорисуйте сами, главное — помнить, что страна, чья жизнь и труд посвящены ей самой, и страна, которая существует для совершенно чуждых ее народу целей, отличаются разительно. И разительно отличаются выражения лиц их граждан. Если вы не верите мне, вглядитесь в лицо Клинтон. Посмотрите на животворное лицо нового премьера Британии. Когда они соберутся втроем — вместе с Меркель, — только у очень недалекого человека не заноет пророчески сердце...

В XVIII веке Россия шла за Западом как робкая ученица, в XIX столетии начала сомневаться в его, Запада, безоговорочной правоте (одна из характерных примет — отступление «позднего» Герцена), а в XX веке Россия вдруг отколола номер. Внешне приняв атрибуты неописуемо прогрессивного коммунистического пути, она вдруг совершила консервативную революцию, о которой только мечтали «правые» Европы. Взяла себе и поверила в это «человек — звучит гордо», показала: она лучше всех в мире понимает, что такое «штурм небес»... В мире, где небеса списаны в утиль. Это была огромная победа, которую именно и помнят, и числят до сих пор за нами, за которую нас любят и ненавидят.

Если жизнь исчерпывается экономикой, если цель человека исчерпывается комфортом, то истина исчерпывается деньгами, а действия всемирно-исторических господ — единственно верные действия. И свобода человеческой воли — даже в том не очень большом зазоре причинных связей, который создают сами эти связи, сталкиваясь и «мешая» друг другу, — эта малая свобода личности, претендующая на Божью защиту, — она обречена. Что, человечество должно проститься со сказкой юности, как простилось с поэзией, и...

Но что «и»? Переформатирование «культурных кодов» — сбрасывание устаревшего балласта — количественное увеличение технологий — бессмертие богатых? Постановка ими технологической мощи как надежного заслона от всех прочих — не распространенная, как сегодня, а тотальная? И... И снова: но что — «и»?

Лев Толстой когда-то писал, что прогресс состоит во все большем и большем преобладании разума над животным законом борьбы. Выходит, что прогресс у Толстого внутренне этичен, поскольку его осуществляют люди. Когда Россия в начале XXI века вновь встает крепко поперек «мировых целей и задач» — это что, признание своей неготовности идти дальше по общему правилу в силу большого отставания в экономическом развитии? Или это инстинктивное «стоп!», которое выкрикивает миру последний, кто способен его, это «стоп!», выкрикнуть? Наглядно — первое. Но веришь почему-то во второе. Веришь почему-то лицам наших спортсменов... Прошу не удивляться, смотрите: что это за демарш с отстранением наших легкоатлетов от Олимпиады в Рио? Это же мелкая дрожь, обнажающая предыстерическое состояние! Как коллективная ответственность, попрание основ права — этого бога буржуев всея земли! Как столь явный пример действий, или же квалифицируемых как «фашистские», то есть действий превосходящей силы без оглядки на мораль...

Должен сказать, что я доподлинно не знаю, что это схватка наших буржуев и их международных партнеров с буржуинами всемирными, в контексте которой Сирийская война — не более чем война «нефтегазовая». Я не знаю, насколько слова Путина о традиционных ценностях соответствуют своему прямому смыслу и сколько в них осознанной работы пиар-центра. Я не знаю до сих пор, где мы живем: в России — наследнице империи или в одной из провинций глобального Центра, которой, конечно, дан свой флаг, гимн, президент, национальная пляска — даны все атрибуты суверенитета при его почти полном отсутствии. Даже наши парады и бомбардировки в этом ничего окончательно не доказывают, ибо мы не знаем о конечных целях этого возрождения силы. Я ничего не знаю доподлинно, глядя на нашу науку, образование, литературу, телевидение, коррупцию и скорость импортозамещения — при параллельном членстве страны в ВТО (!).

А когда не знаешь — остается верить. И от этой своей веры каким-то своим вот именно русским метафизическим чутьем «знать», что рыхлая РПЦ — последняя на земле христианская церковь; что РВСН — последняя удерживающая сила, а Путин — последний, кто позволяет себе говорить с мировой трибуны правду. «Знать» также, что где-то в глубине России, в глубине поваленного леса традиционных смыслов и национальных истин, бьется, словно сердце, последний родник общечеловеческой надежды на альтернативу будущего.

Чтобы владеть государствами и обществами, этими продуктами ума, достаточно владеть умами или уничтожить умы. Не раз и не два на протяжении «Дневника» Платон Беседин говорит о наших остервенении, озлоблении, ярости, выливающихся во всех интернет-баталиях и в жизни реальной, о бытовой жестокости, об отсутствии страха чужого страдания. Это так, и это десять раз так. Но причина-то не в обывателях-субъектах только! Рабы жестоки, но отчего они — рабы? Да, Достоевский замечает, что человек — животное, которое ко всему привыкает. Но даже собака не может терпеть своего ничтожества в глазах людей. Но Достоевский же и говорит устами главного героя «Подростка»: «...уединенное и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение свободы, над которым так бьется мир! Свобода!.. У меня сила, и я спокоен». Этого ощущения силы недоставало герою романа, чтобы чувствовать себя свободным. В еще большей степени отсутствует оно у маленького человека наших дней. Бесы серьезнее, чем мы думаем! Прежде чем «снести» с нас лишний «этаж» человеческого, они погружают нас в переживание собственного ничтожества, отрицающее свободу при ее повсеместном провозглашении на словах. Организованные «математически» бедность и нищета отсекают население стран от нормального образования и минимальной культуры. Пред каждым всегда только огромность и блеск всего мира, созданного массмедиа в определенном ключе, а сознание собственной достаточности — моральной и материальной — отсутствует. И ты — ничтожество из ничтожеств, чья жизнь не имеет настоящей цены: ее не покажут на экранах. Ничтожная единица, нуль, отсутствуя в больших медиа, находит себя в соцсетях, которые и превратились в арену борьбы современного нуля с собственным ничтожеством. Живущая заемным светом «звезд» и чужой хлесткой фразой, эпатирующая самым пошлым образом, чтобы на миг обратить на себя внимание, неизвестная злая капля в море с горечью осознает, что ей никогда не стать гребнем волны. Удивительно ли, что капли-нули или «амебы», вместо того чтобы «делиться» — как у нас говорят, «плодить нищету», — предпочитают ее уничтожать (в кавычках и без), проявляя агрессию к себе подобным. Обратите внимание — с теми, кто выше, кто несет отблеск успеха, так обходятся реже... Коллективистское сознание, императив человеческого отношения к человеку, не говоря уже о христианской любви к ближнему, — все это уничтожалось планомерно. И атомы наступившего хаоса, с каждым из которых творцы нового мира общаются в индивидуальном порядке через экран — враждебны друг другу.

Как тонко все, леденяще все, как все неотвратимо. Поле битвы — сердца людей, но цель битвы — Творец? Теперь в сторону эту метафизику. Что фактически? Борьбу эту в эпоху наступления капитализма диагностировал русский писатель Достоевский. Непосредственно участвовали — русские писатели. Но площадкой, но почвой для этой их почти проигранной борьбы было что? Это были русский язык и русское государство. Территория культуры — русский мир. Меня нисколько не удивляет, что министр обороны Швеции может назвать Православие главной угрозой западному образу жизни. Даже не удивляет, что Россия в глазах императора западного образа жизни Обамы может оказаться в списке мировых угроз сразу после ИГИЛ. И уж тем более закономерным выглядит мнение Наливайченко, называвшего донбасских ополченцев «православными фундаменталистами». Как видно, некоторая часть истины не укрывается и от пособников ЦРУ; впрочем, эта организация знает о России не меньше, чем надо для того, чтобы ее, Россию, понимать.

Вот и писателю, тем паче русскому, должно быть достаточно внимательно посмотреть на тонкое здание Покрова на Нерли, чтобы уловить, ради каких метафизических оснований этот храм-желудь обратился в старый дуб московского Кремля. Русский писатель должен надеяться, что кремлевский камень пропитан особым духом, который способен переродить любого правителя, будь он хоть Лжедмитрий. И знать, что корни этого «дуба» далеко тянутся — и должны далеко тянуться.

Скажут, конечно, что человек прежде Левиафана, что судьба дороже ржавых, словно цепи, имперских амбиций. Отвечу: вас устраивает будущее, где дети ваши не ждут от вас ненужных родительских слов, а ждут только денег? Да и европейское благополучие ваше, если вы еще не эмигрировали, будет производной благополучия страны. Российское же благополучие возможно только на соответствующей базе, и эта база — Большая Россия. Разница в том, что это распространение должно иметь своей целью конкретный общерусский проект на постсоветском пространстве. Уже и без «доброго» старого Збигнева мы поняли, что на меньших основаниях никакой вообще проект не возможен. Да только бжезинские в десятом поколении не дремлют. И с главной ступенью проекта — Украиной — происходит то, что происходит с ней в интересах врага.

Если с Украины не выгонит бесов Россия — не выгонит никто, и прекрасная наша славянская русская страна обратится в то лишь, чем богаты черно-красные знамена «Правого сектора», — в почву и кровь: в экономический назём для «прекрасного нового мира». Потому, сколько бы ни уважали мы, россияне, самостоятельность украинского народа, сколько бы ни пытались уважать европейский выбор киевских и львовских элит, в перспективе мировой истории Россия не вправе оставаться «столом на трех ножках»: не вправе отсекать от себя ту свою слишком весомую часть, которая совершенно неслучайно является и большей частью Украины. Не вправе в том числе потому, что вот эти светлые слова, правильные слова, красивые слова Платона Беседина должны оставаться светлыми, правильными, красивыми — то есть очевидно истинными — и дальше: «Но как с первыми криками петуха, с первыми солнечными лучами нечисть разбегается по могилам и норам, так ересь и гнусь изгоняются 9 мая. В день Великой Победы Свет побеждает Тьму, снова и снова — вот уже семьдесят лет». И в свете этом, Платон, принципиально, русский Вы писатель или все-таки... Или нет. Потому что за «Свет» надо биться. А для того чтобы биться, нужна твердая уверенность в том, что Свет, о котором Вы сказали, в контексте Дня Победы есть лишь частный случай света, который имела и имеет в себе Ваша Родина.

Мало того что Гоголь уже подал Вам пример выбора, в котором время не нашло ошибки. Дело еще в том, что никакого «третьего стула» между Россией и Украиной нет; иначе стоит вопрос: нет «севастопольского стула», как нет харьковской литературы. Между крайне украинской точкой зрения и точкой зрения крайне российской можно лишь положить длинную скамью у общего стола русского братства — да, «когда отгремят взрывы, отшумят безумцы, умолкнут проклятия», когда «русский и украинский народы станут едины. Уже навсегда». Но это не произойдет само собой. Поэтому свой «порт приписки» Вам придется поменять еще раз: не по вине украинского народа, но по причинам большой политики, которая есть война всегда, война везде, война любыми средствами, — Ваш путь в любимый Киев лежит теперь через Москву и «московскость» как одну из черт русского писателя. Ведь «доску» для скамьи будущего русского просветления выпиливать придется или в России-матушке, или нигде. А счастлив или несчастлив человек бывает не вдвойне — по количеству родин, а однажды — по истине, которая всегда бывает лишь одна. Иначе единственное сердце не выдержит шизофрении раздвоения. Так уж у нас, русских писателей, заведено.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0