Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету.

Ганс Йост, немецкий писатель

Антишкола

Кривое зеркало или спецпроект?

Валерия Гай Германика, она же Чаганава-Дудинская, ныне популярнее самой Ксении Собчак. Обсуждение ее «творчества» проходит под «председательством» таких «звезд» российского телевидения, как М.Шевченко или А.Гордон. Будучи, что называется, «не первый раз замужем», представляя в общих чертах, как устроен прекрасный мир телевидения, мы, разумеется, никак не можем поверить в то, что стали свидетелями прекрасной сказки, воплощенной в реальности, — так сказать, естественного расцвета незаурядного таланта девушки с рабочей окраины. Для начала об этой самой окраине. Называется данная небезынтересная сфера нашей жизни — «богемно-диссидентский андеграунд» со всеми сопутствующими этому делу романтическими подробностями. И поскольку барышня «косит» под завзятую документалистку, которая  «наивно» режет правду-матку про нашу проклятущую жизнь, станем и мы поначалу работать преимущественно в жанре документа, лишь затем позволив себе какие-то рассуждения аналитического плана.

Справка о Чаганаве

Валерия Гай Германика (при рождении Валерия Игоревна Дудинская) родилась 1 марта 1984 года в Москве.

Отец — журналист Игорь Дудинский, получивший скандальную известность не только своим «литературным творчеством», но и постоянным участием в качестве актера в съемках порнофильмов. Проходил по одному делу с известным диссидентом В.Буковским, однако, в отличие от того, получил довольно маленький срок — трехлетнюю ссылку в Магадан. Мать — стилист Наталья Чаганава (Лазарева). Собственно, Чаганава — это фамилия одного из предыдущих сожителей богемной дамы, взятая ею в качестве «артистического» псевдонима. Дудинский далеко не сразу признал свое отцовство, сделав это лишь после того, как мать Валерии предложила ему сделать анализ ДНК, что по тем временам было небывалым делом. Была названа бабушкой, которая очень любила роман Рафаэлло Джованьоли «Спартак», в честь жены римского диктатора Луция Корнелия Суллы. Валерия Гай — это имя, а Германика — фамилия.

По ее собственному признанию, в школе практически не училась, пребывая на доморощенном «домашнем обучении», в силу чего не владеет элементарной грамотой, вплоть до таблицы умножения. Отсюда очевидно, что никакими познаниями о реальных проблемах современной российской школы она не обладает и обладать не может. Слабая попытка поучиться в настоящей школе закончилась очень скоро в силу полной неспособности к нормальной социализации. Стараниями мамы и бабушки тем не менее получила аттестат и поступила в сельхозакадемию им. Тимирязева. «Википедия» утверждает, что «Германика» имеет диплом кинолога-зоотехника. Однако по другим сведениям, где-то через год она забросила учебу и стала учиться в так называемой Независимой школе кино и телевидения «Интерньюс», в мастерской Марины Разбежкиной, с которой ранее познакомилась на одной из богемных тусовок. Сама «звезда» так объясняет этот эпизод своей биографии: «Я везде училась, в платных в институтах разных, потом я деньги пропила и пошла туда, где дешевле было, — на режиссуру».Наличие диплома кинематографиста-документалиста также является, как говорится, недоказанным (данный факт по-разному варьируется в разных источниках).

С 19 лет снимает кино. По ее собственным словам, работала оператором на студии жесткого порно, что объясняет необходимостью заработать. Однако, учитывая «творческие» наклонности ее отца И.Дудинского, данному эпизоду «звездной» биографии могут быть и другие объяснения.

Своим кинематографическим кумиром называет Тинто Брасса — автора скандально нашумевшего «Калигулы». Возможно, здесь, а не только во влиянии бабушки следует искать объяснение ее столь своеобразному «увлечению» античностью.

Второй фильм Германики «Девочки» попал в программу фестиваля «Кинотавр» и получил там приз за лучшую короткометражную киноленту, а также был показан в рамках «Дня России» (!) на 59-м Каннском кинофестивале. Следующая картина, «День рождения инфанты», вошла в основной конкурс «Кинотавра»; фильм «Все умрут, а я останусь» был показан на Каннском кинофестивале 2008 года, в конкурсе «Золотая камера» (за лучший дебютный полнометражный фильм), и удостоен Особого Упоминания (Mention Speciale) жюри этого конкурса.

В 2008 году участвовала в жюри конкурса «Кино без кинопленки» фестиваля «Киношок».

В 2009 году совместно с Трэш-Шапито Кач и Петром Листерманом записала композицию, вошедшую в альбом «Дорого» проекта «Кач & Li$terman».

В 2008 году у нее родилась дочь Октавия. Отцовство на сегодняшний день остается для широкой публики тайной.

Фильмография

2005— «Сестры» (документальный).

2005— «Девочки» (документальный, к/м).

2006— «Уехал» (документальный, совм. с Хлебниковым, к/м).

2007— «Мальчики» (документальный, к/м).

2007— «День рождения инфанты» (документальный).

2008— «Все умрут, а я останусь».

2010— «Школа» (телесериал).

Награды

2006 — «Девочки»— приз за лучший короткометражный фильм на фестивале «Кинотавр».

2006 — «Девочки»— главный приз на фестивале «Кинотеатр.док».

2008 — «Все умрут, а я останусь»— специальное упоминание жюри конкурса в номинации «Золотая камера» Каннского кинофестиваля.

2009 — «Все умрут, а я останусь»— специальный диплом премии «Белый слон».

2009 — «Все умрут, а я останусь» — Ника в номинации «Открытие года».

Уже из приведенных сведений очевиден яркий контраст между сугубо маргинальной биографией Германики и «неожиданно» свалившимся на нее успехом и известностью. Подобного рода полуобразованных и обладающих большим апломбом персонажей в недрах нашей богемы предостаточно, и раз именно данную барышню невидимая рука управляемого рынка стала поднимать наверх, стало быть, ее «творческие» потенции оказались очень кстати в каком-то глобальном медиапроекте.

Об особенностях последнего мы еще скажем, однако для начала не можем не отметить: элементарная аналитическая проницательность убеждает нас в том, что ключевым моментом для понимания неожиданного «взлета» богемной режиссерши является как раз то, что сама она воспринимает как, возможно, вполне проходной эпизод своей биографии, а именно участие в съемках жесткого порно, эпизод, который, что бы ни говорила сама Валерия, вряд ли является случайным.

Вопреки, быть может, чьим-то ожиданиям, здесь мы намерены отнюдь не морализировать, а рассуждать как раз холодно-аналитически. Как известно, данное понятие, в отличие от так называемой эротики, означает натуралистический показ садомазохистских сцен и всевозможных извращений и даже по российским законам считается уголовным преступлением. Не случайно Валерия в одном из интервью опасается, что за ней «приедет черная машина». Вся продукция таких подпольных студий идет на экспорт, для западного потребителя. Спрашивается, возможна ли полная безнаказанность подобного рода студий при отсутствии того, что на современном бизнес-жаргоне (не столь уж далеком от чисто уголовного) называется «крыша», если и вполне законный, легальный бизнес крайне неуютно чувствует себя при отсутствии таковой? Для каждого в общих чертах знакомого с современной российской реальностью вполне очевидно, что такого быть не может. И кто же это из известных и обладающих необходимыми навыками субъектов этой реальности может взять на себя функцию такой «крыши»? Не забудем, что речь идет о дурно пахнущей уголовщине, а также об импорте продукции незаконного предпринимательства, что во всем мире строго карается по закону. Ясно, что такую роль может взять на себя только тот субъект, который на языке необразованного российского обывателя именуется мафией, то есть — организованная преступность, тесно сращенная с отдельно взятыми коррумпированными выходцами из спецслужб — «оборотнями в погонах». Без такого прикрытия любой порнорежиссер давно остался бы без штанов, а также без столь дорогой сердцу всякого режиссера свободы. Барышня играла в данном процессе явно второстепенную роль, однако не забудем, что г-н Дудинский, который на сегодняшний день давно уже признал свое отцовство, в свое время «заехал» в подпольную порноиндустрию вскоре после того, как благополучно отбыл свои три года в Магадане, до этого столь чудесным образом не схлопотав несоизмеримо больший срок за некие диссидентские шалости. А времена ведь тогда были еще отнюдь не демократические, прямо скажем — жутко-тоталитарные! Как говорится, «вопрос на миллион долларов»: верит ли читатель, что, когда барышня поиздержалась и решила подзаработать столь незамысловатым способом, так не любящий платить алименты папаша, с его, скажем так, специфическими связями, совсем не поучаствовал в ее трудоустройстве?

Итак, с какого-то момента наша романтическая натура оказалась кем-то замеченной и пошла в гору. Есть мнение, что к ее стремительному карьерному росту приложил руку известный галерист и политтехнолог Марат Гельман, в силу своей сугубо мирной профессии никак не связанный ни с элитами, ни со спецслужбами, но это, как и многое, что окружает Валерию, типичное дитя постмодерна, не является стопроцентно доказанным фактом.

Обратимся теперь к столь оживленно обсуждаемому ныне продукту творчества нашей героини. Как можно понять из скупых и противоречивых данных ее биографии, Германика по профессии документалист, насколько в применении к столь маргинальной и полуобразованной особе вообще возможно говорить о профессии. При этом даже самые яростные апологеты ее «творчества», и в частности сериала «Школа», отнюдь не настаивают на том, что в данном случае мы имеем дело с произведениями искусства. Характерно, что, как бы эти «произведения» ни хвалили, как бы их ни защищали, никто не вспоминает здесь об искусстве и эстетике, будь то классической или хотя бы постмодернистской. О постмодернистской эстетике можно говорить в связи с творчеством какого-нибудь Лунгина или Балабанова, ибо там присутствует сама, так сказать, «материя». Можно сколько угодно рассуждать о том, что «Царь» — это просто вопиюще слабое произведение (мы, в частности, придерживаемся именно такого мнения), но там, по крайней мере, речь идет именно о произведении, обладающем хотя бы внешними атрибутами художественности. Здесь же самой материи нет, и потому всякие разговоры о «свободе искусства», о «праве художника на эксперимент» в этом случае абсолютно неуместны. В признании этого наличествует консенсус между самыми разными критиками. Об этом в связи с сериалом по большей части и не говорят, больше упирая на «правду жизни» и «достоверную» социальную критику. Тогда, стало быть, перед нами в той или иной степени профессиональное произведение документального кино? (См. выше.) Однако здесь любой объективный наблюдатель просто обязан отметить явный, бросающийся в глаза парадокс. Германика по профессии документалист, и до определенного момента она снимала именно документальное кино. Но с этого определенного момента (а именно с 2008 года) работать в собственно документальном жанре перестала! Сериал «Школа» не имеет к документалистике как жанру никакого отношения, как не имеет он отношения и к «традиционному» игровому кино. Это — снятая с использованием актеров постановка,которая лишь имеет вид документа, так сказать, «косит» под документ! Как говорится, «отпираться бессмысленно». Таким образом, «свобода прессы» здесь тоже ни при чем, поскольку наша Германика — такая же «пресса», как автор данного текста — папа римский.

Думается, все вышесказанное приводит к вполне простому и неизбежному выводу: перед нами не искусство, в котором по определению присутствует вымысел, и не репортаж о реальных событиях жизни, а хорошо спланированный и срежиссированный медиапроект, в котором главной составляющей является манипуляция сознанием, как бы это ни называлось. Сериал представляет как бы саму жизнь, пытается прикинуться неискаженной реальностью, будучи при этом постановкой! «Художественность» вместе с ее катарсисом и прочими признаками классического искусства здесь не предусмотрена в принципе. Это понятно и лежит на поверхности. Но гораздо интереснее, что здесь не предусмотрены элементы не только классической, но и постмодернистской эстетики с ее нарочитой, демонстративной провокативностью, которая тем более не «косит» под саму реальность, а призвана, напротив, эпатировать зрителя, выбивая его из нормальной повседневности! Авторы сериала не «акцию» или «перфоманс» устраивают, они создают субстанцию безнадежно серую, отнюдь не выбивая зрителя из повседневности, а как раз погружая в нее, пытаясь создать иллюзию «жизни как она есть». Именно этот метод (постановка, которая прикидывается документом), а не какое-то «соответствие» или «несоответствие» жизненным реалиям (та или иная степень правдивости) представляет главную опасность, особенно для медийно и эстетически неискушенного сознания!

Это, так сказать, формальная сторона разбираемой манипуляции. В чем же ее содержательная сторона? Думается, и здесь найти правильный ответ не столь уж сложно, стоит посмотреть несколько серий безумно затянутого телевизионного действа. Повседневно-серая кинематографическая субстанция, созданная авторами сериала, казалось бы столь удачно мимикрирующая под «жизнь как она есть» (так что многие вполне искренне обманываются, с пеной у рта доказывая, что современная российская школа со всеми ее школьниками, родителями и «преподами» именно такая), напрочь лишена того, без чего жизнь невозможна вообще, без чего она становится своей противоположностью, то есть смертью, — какого-либо идеального начала! Если постмодернистское искусство ведет непримиримую войну с идеальным, стремясь его уничтожить, изгнать из жизни (отсюда целенаправленное попрание нормы, постоянные кощунства постмодернистов), то в «Школе» мы имеем модель реальности, уже лишенной идеального, такой «реальности», из которой идеальное уже изгнано. Именно в этом — действительно «новое слово», сказанное Германикой и теми, кто стоит за ней, прикрываясь ее скандальной известностью.

В этом плане приписываемое Александру Митте, «автору» первой эротической сцены в советском кино (в фильме «Экипаж»), высказывание о том, что Германика — это «наша Рифеншталь», конечно же не выдерживает самой снисходительной критики. Как бы ни относиться к самой Рифеншталь, особенно к ее не вполне простым и прозрачным отношениям с нацизмом, невозможно отрицать, что в ее лице мы имеем дело с действительно выдающимся деятелем кино, причем именно документального. В ее шедеврах «Триумф воли» и «Олимпия» нет и следа какой-либо постановки, все основано на сугубо документальных кадрах. Все дело в монтаже и операторском искусстве. Но самое главное — вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что Рифеншталь как раз возгревала дух германской нации, а не опускала его ниже плинтуса, изгоняя из него всякое стремление к идеальному!

Народ, в жизни которого полностью отсутствует субстанция идеального, отсутствует нравственная и эстетическая норма и самая возможность жить в соответствии с ней, — это уже не народ, это общество скотоподобное, полностью обыдленное. Именно такого рода общность и показана в сериале «Школа». На языке современной системной аналитики это называется, если не ошибаюсь, постгуманизм — продукт рискованного эксперимента по расчеловечиванию человека. Изображая нашу молодежь, а также старшие поколения именно в таком виде, авторы сериала тем самым выдают внешнему управляющему полную индульгенцию. С таким народом можно делать все, что угодно, и он еще спасибо должен сказать. Если перед нами нелюдь, то людоед, который его съест, не людоед, а «санитар леса», избавляющий людей от дурного и опасного соседства.

Необходимость внешнего управляющего для того, чтобы «разрулить» непримиримо противоречивые отношения между разными поколениями «россиян», оправдывается в фильме всем ходом, всем течением действия. Все перипетии его, все частные сюжетные эпизоды «свидетельствуют» об одном: между поколениями — непроходимая пропасть, и никакие педагогические, нравственные усилия не в состоянии ее преодолеть. Договориться по большому счету, о главном, о ключевых жизненных установках (а не в каких-то частных, сугубо прагматических моментах) поколения не могут в принципе. Это означает, что невозможна и какая-либо преемственность между ними, а стало быть, невозможно и воспитание. Ибо какое же может быть воспитание, если от одного поколения к другому в принципе невозможно ничего передать? Это в свою очередь означает, что необходим какой-то внешний орган, внешний посредник. Здесь и всплывает на поверхность авторского замысла пресловутая «ювенальная юстиция», ибо идея внешнего посредника и опасности для детей жестоких, неадекватных и вороватых «преподов», а также родителей — разумеется, чисто ювенальная.

В нашей недавней истории уже была ситуация, когда нам активно внушалась мысль о том, что старшие поколения несостоятельны и ничему хорошему не могут научить молодежь, ибо всю жизнь служили ложным целям. Эта незамысловатая идея предшествовала и сопутствовала так называемой перестройке. Итог известен: миллионы людей были дискредитированы и сброшены в маргиналитет, а значительная часть молодежи превращена в дебильные растения, легко поддающиеся манипуляции сознанием. Такая «работа» с людьми наряду с «постгуманистической» идеей и технологией «расчеловечивания» — излюбленный инструмент закулисных сил, рвущихся к мировой власти. Поэтому главный вопрос в связи с сериалом касается отнюдь не Дудинской-Чаганавы. Главный вопрос прост, как мычание: кто дал прайм-тайм, какие российские и мировые элитные кланы прячутся за спиной сей очаровательной барышни с богемной окраины российской «посткультуры»?

Надо ли лишний раз подчеркивать, что описанная выше технология полного расчеловечивания имеет последнее пока лишь своей целью; сколь бы ужасной ни была порой современная российская реальность, в том числе и реальность современной российской школы, она все же пока еще весьма далека от того, что показано в сериале. Многие школьники из самых обычных школ и семей, посмотрев несколько серий, просто плюются, говоря, что такого в их повседневной жизни уж во всяком случае нет. Вот одно из характерных высказываний, принадлежащее детям (девочкам 14 и 16 лет), учащимся в самой обычной школе: «Это фильм о подростках-похабниках, которых очень мало». Конец цитаты. В связи с этим нельзя не обратить внимание на еще одну особенность некоторых произведений нашей современной «антипропаганды». Ей в весьма значительной степени свойственно переносить на молодежь в целом некоторые непрезентабельные особенности различных немногочисленных «субкультур», искусственно конструируя некий якобы реальный «молодежный стиль», основанный на культе «секса, наркотиков и рок-н-ролла», молодежи в целом, в огромном большинстве, как раз отнюдь не свойственный. Весьма модным среди нашей современной молодежи является как раз стиль и жизненные принципы, пусть и весьма поверхностные, но прямо противоположные тому, что мы видим в сериале: «мажорное» пристрастие к спорту, здоровому образу жизни, оптимистичный культ жизненного успеха, презрение к тем, кто склонен к разного рода «расслабухе», ко всем этим панкам, которых презрительно именуют бомжами и т. д.

И наконец, нельзя не отметить, что с сериалом связан целый ряд определенного рода загадок. То, что Чаганаву превозносит богемная околокиношная тусовка, неудивительно. «Своя своих» в данном случае как раз «познаша». Эта субстанция по определению состоит преимущественно из гнили. Однако удивляет, например, более чем сдержанная, без какой-либо тени возмущения оценка сериала высокими лицами государства, а также необычная пассивность высшей церковной иерархии, в других случаях не упускающей возможности попенять на «бездуховность» общества. «Элиты» словно сговорились «не трогать» сериал, что лишний раз косвенно подтверждает нашу версию о его не вполне простом происхождении.

По нашему глубокому убеждению, сериал «Школа» продолжает непримиримую войну на полное уничтожение идеального в России, видимым образом начатую еще в предперестроечные годы. Цель вкратце разобранных выше медиатехнологий — окончательно и бесповоротно убедить великий народ, явивший миру незаурядные достижения духа, самоотверженности и творчества, в его полной низости и скотоподобии, навсегда расчеловечить тех самых русских, к чьей способности творить самые настоящие чудеса еще совсем недавно было приковано внимание всего мира. Мы не знаем точно, кто и руководствуясь какими мотивами зажег зеленый свет перед этой богемной гнилью — кинопродукцией Германики. Но кто бы он ни был, он прочно обеспечил себе проклятие потомков и нелицеприятный Божий Суд. Ибо, хранимая Его десницей, Россия жива и, по нашей вере, не погибнет. Как не погибнет великий русский имперский народ — созидатель Святой Руси, народ-держатель.