Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Земному или небесному?

Алексей Александрович Минкин — сотрудник газеты «Московская правда» — родился в 1968 году. Публиковался в газетах «Православная Москва», «Православный Санкт-Петербург», в «Московском журнале», журнале «Божий мир».Лауреат Международной премии «Филантроп». Живет в Москве.

Юродивые Христа ради — кто они: праведники, именуемые блаженными, или нездоровые психически люди, говорящие невпопад, какими-то загадками, обличье и облачение которых наряду с поведением явно отличаются от того, что принято называть нормальным? А быть может, это провокаторы или те, кто под видом юродства умело скрывает нечто греховное и запретное? Описывал ведь в своих очерках о русском расколе А.Мельников-Печерский, как прикрывались юродством члены секты хлыстов, впадавшие в исступление и творившие непотребства. Что ж, человеческое поведение, мотивация чувств и поступков, психология, психика дело тонкое, и разобраться в них бывает непросто. Потому и отношение к такому явлению, как юродивые, всегда было двойственным: их отвергали и почитали, превозносили и издевались, опасались и уважали. Это явление, особенно распространившееся в Средние века на Руси, не являлось лишь русским. Наши юродивые — продолжатели соответствующих традиций, утверждавшихся в более древних православных конфессиях: Греческой, Александрийской, Антиохийской. И все-таки...

Именно в Русской Церкви Христа ради юродивые выбились в нечто почти типичное и массовое. И, как ни странно, это тоже многих отпугивало, заставляло сомневаться и задумываться: чего здесь больше — святости, относящейся к небесному, или, напротив, болезненности, характеризующей только земное начало? Горе или долу обращены устремления тех, кого принято считать юродивыми, не от мира сего?

Да, юродство явление многосложное. Смущая простолюдинов, юродивые влекли к себе наших государей и аристократию. Шествуя полунагими и будто бы не страдая от условий климата и людских воззрений, одни из них жили на церковных папертях, другие прибивались к монастырям.

Известно, что новгородский преподобный и юродивый Михаил, происходивший, между прочим, из княжеского рода, без малого полвека подвизался в Клопской обители. В знаменитом Хутынском скиту одно время пребывал юродивый Прокопий Устюжский, а собрат его по тяжелому духовному подвигу блаженный Прокопий Ятский, живший при церкви Екатерины в Слободском, впоследствии удалился в Вятский Трифонов монастырь, где и завершил земные свои дни.

Примеры можно продолжать и продолжать — однако в данной связи стоит отметить иное: нередко при жизни юродивых нарекали безумными, а много позже, в недавние богоборческие времена, множество русских монастырей, приютивших в числе прочих и Христа ради юродивых, из обителей молитвы насильственно обратили в обители печали и скорби, то есть в советские психиатрические лечебницы. Лечили ли там болящие души? Вопрос открытый. Но, возможно, и в том явил себя Господний промысел: душевно больные легче переносили изоляцию внутри веками намоленных иноческих святынь, или, напротив, поруганные руины вызывали в болящих лишь дополнительные душевные тяготы? И это явление наших дней слишком уж неоднозначно.

Тем не менее попытаемся вникнуть в суть и обратиться к истории обоих феноменов, получивших распространение в России прошлого и России настоящего. Может, тогда станет яснее, земному или небесному соотносить их происхождение?..
 

Блаженны блаженные

Блаженный Василий и «Василий Блаженный»... Кому из москвичей и гостей столицы не ведом облик сказочного Покровского собора на Красной площади? Строившийся полулегендарными зодчими Постником и Бармой, он имел едва ли не дюжину самостоятельных престолов и был посвящен покорению Иваном Грозным Казанского ханства. Не раз пытались сковырнуть его с московской земли: и в эпоху правления Екатерины, поскольку придворный ее зодчий, Василий Баженов, счел собор «нелепым нагромождением архитектурных форм», и при набеге на Первопрестольную Наполеона, звавшего храм «мечетью» и повелевшего взорвать бесценный духовно-исторический памятник. Особенная угроза сноса нависла над Покровским собором вслед за революцией, когда его настоятеля, протоиерея Иоанна (Восторгова), обвинили в неповиновении советской власти и расстреляли. Однако храм, ставший наиболее узнаваемой визитной карточкой нашего города, во всех случаях оставался цел и чудесным образом сохранялся. Не молитвенным ли заступничеством своего покровителя, блаженного Василия Московского? Собственно, в обиходе Покровский собор и величают чаще храмом Василия Блаженного или проще — Василием Блаженным. И так всюду, во всем мире. Но что наш земной мир знает о некогда погребенном при храме юродивом, чьи мощи и ныне почивают внутри одного из многочисленных приделов? Между тем житие блаженного и типично, и показательно для описываемого нами явления...

Был он родом из старинного селения Елохова, давно вошедшего в черту города и известного уже тем, что украшением его стал Богоявленский кафедральный собор с крестильным храмом во имя блаженного Василия. Елоховец Василий учился сапожному ремеслу, но в 16 лет покинул родной кров, дабы предаться особенному виду духовного подвижничества — юродству. В жару и лютые морозы скитался он по Москве полунаг и бос, терпел побои и насмешки, оплакивал обидчиков и предстоящие беды, ночевал подле приходских храмов и постоянно молился. «Молитва есть беседа ума к Богу», — назидал преподобный Нил Синайский. А святой праведный Иоанн Кронштадтский вообще считал, что «молитва — доказательство разумной личности».

Между тем кое-кто называл молящегося Василия безумцем. О каком безумии речь — тем более мало-помалу в молитвеннике открылись дары прозорливости и врачевания? За то он и был почитаем — причем особенный интерес к нему проявлял царь Иоанн Васильевич. Несмотря на свой болезненный и непредсказуемый характер, Иван Грозный прощал юродивому высказываемую нелицеприятную правду-матку и, более того, без зазрения и спеси приглашал Василия в личные покои, звал к именинному столу. Самый значительный московский юродивый, невзирая на запредельный аскетизм существования, прожил долгих 88 лет и когда оказался на смертном одре, царь вместе с семьей навещал своего любимца. Монарх участвовал и в процессе погребения новопреставленного, которого отпевал сам митрополит Московский.

Позднее образ юродивого святого прочно войдет в отечественную художественную и публицистическую литературу, найдя, в частности, место в исторических пьесах А.К. Толстого и в «Рассказах по истории Русской Церкви» М.Толстого. «Василий Блаженный» — так называется один из рассказов Нобелевского лауреата И.Бунина. Ну а «Василий Блаженный», то есть чудо-храм подле Кремля, тоже превратился в оригинальный действующий персонаж ряда литературных произведений, ибо упоминали его Л.Толстой в «Войне и мире», И.Бунин в «Чистом понедельнике», И.Шмелёв в «Лете Господнем», «Весеннем ветре» и «Голубях», А.Ремизов в «Взвихренной Руси», А.Мариенгоф в «Циниках», В.Аксенов в книге «Москва-ква-ква». Храм вызывал восхищение М.Лермонтова, увековечившего его в очерке «Панорама Москвы», а будущий писатель П.Боборыкин, впервые приехавший в Златоглавую из Нижнего Новгорода, с восторгом вспоминал, как увидел и объехал вокруг «Василия Блаженного». Кроме того, признанный памятником Всемирного наследия ЮНЕСКО храм не единожды запечатлели наши знаменитые художники: В.Суриков, Н.Дубовской, А.Васнецов, Б.Кустодиев, К.Юон. И еще. Покровский собор явился местом упокоения другого почитаемого русского юродивого — Иоанна, по прозвищу Железный или Большой Колпак. Преставившегося отпевали сразу несколько архиереев, а погребли, по завещанию усопшего, возле гробницы блаженного Василия...

Хотя Иоанн Железный Колпак и происходил родом из вологодских краев, а позднее начал юродствовать в Ростове, народное поклонение обрел он уже в Москве, где носил вериги в виде литых полупудовых крестов и крупного металлического колпака. «Бог долго ждет, да больно бьет», — любил приговаривать Иоанн Московский, предрекая в числе дарованных ему откровений грядущее Смутное время.

Прибаутками выделялся и третий московский святой, относящийся к категории юродивых. То был блаженный Максим... «Всяк крестится, да не всяк молится», «По бороде — Авраам, а по делам — Хам», — высмеивал Максим собственными шуточными приговорками человеческое лицемерие и ложное благообразие. Сам же ничего, кроме Вышнего суда, не страшился. В том числе и погодных невзгод: «Хоть люта зима, да сладок рай». Самоуничижая и истязая себя, блаженный как раз и видел перед собой одну великую цель: рай небесный, жизнь вечную. Горе были устремлены и все его земные действия и помыслы. Горе, по его кончине, на Варварке в его честь взметнулся и новый храм, поскольку старый Борисоглебский, возле которого Максима и похоронили, пришел в ветхость. И тогда с благословения патриарха Адриана на освященном месте выстроили единственную в Первопрестольной церковь во имя Максима Блаженного. При жизни юродивый с благоговением относился к своему небесному покровителю — преподобному Максиму Исповеднику, служившему в Императорской канцелярии, а затем отрешившемуся от мира и удалившемуся в уединенную обитель. Вот у возведенного в конце XVII столетия на средства матери Петра I Н.Нарышкиной московского Варваринского храма и появился придел преподобного Максима. А сам храм, к которому в 1829 году пристроили новую колокольню и где одно время регентствовал будущий патриарх Пимен (Извеков), по сей день носит имя Максима Блаженного. Он вновь действует, хотя недавно еще все его внутреннее пространство было разгорожено под функции выставочного зала Общества охраны природы.

Так что блаженный Максим Московский в своем городе, на современной Варварке, д. 4, оставил по себе не только молитвенную, небесную, но и топонимическую, более земную, память... Ну а кто в столице северной — и далеко за ее пределами — не наслышан о блаженной Ксении Петербургской, оставшейся некогда без обожаемого супруга, облачившейся в его пиджак и именовавшей себя по его имени? Днем в подвигах юродства она ходила по городу, принимая и издевательства, и почитания, а ночами тайно таскала кирпич к созидаемому на Смоленском кладбище храму. Давно считают ее покровительницей, защитницей и молитвенницей о Санкт-Петербурге. Впрочем, подобные радетели и молитвенники имеются во многих других городах России, коль скоро и там, на их мостовых, некогда подвизались Христа ради юродивые...

Когда царь Иоанн Васильевич, разгневанный на вольности Пскова, шел покорять данную твердыню свободолюбия, его встретил городской блаженный Никола, по прозванию Салос. Подскакав на палке к рассвирепевшему самодержцу, бесстрашный юродивый бросил к ногам обидчика кусок мяса: угощайся, мол, царь Иванушка. «Мясо постом не ем», — побагровел государь. «Зато человеческим не брезгуешь», — усовестил Грозного Никола.

В общем, спас он Псков. Город, в отличие от соседнего Новгорода, избежал большой крови. А сосед... Да, и в нем, Великом Новгороде, имелись юродивые — причем двое из них, блаженные Николай Качанов и Федор, строго разграничили меж собой сферы влияния, и как только один из них нарушал заповедные границы, другой изгонял его тумаками. Каждый твердил: «Не ходи на мою сторону». И Николай, бывало, прибегал к тяжелой артиллерии, забрасывая противника крупными капустными кочанами — за что, собственно, и получил закрепившуюся уличную фамилию Кочанов.

Вводившие лихим поведением в смущение благочестивых, степенных обывателей, оба юродивых, разыгрывавшие нешуточные схватки, таким образом отражали царившие на тот момент боярские и княжеские междоусобицы. Неспроста впоследствии новгородский Никола нашел истовое почитание императора Николая Павловича — тот даже сына назвал в его честь и церковь с почивавшими в ней мощами блаженного содержал из личного кармана. Правда, Николай Кочанов просил похоронить себя аккурат на большой дороге, дабы как можно больше людей попирали его прах ногами. Юродивый...

А вообще, в прошлые века едва ли не любой наш старый город мог похвастаться наличием в нем одного, а то и нескольких чтимых юродивых. Как и повсюду, они имели непривычный вид, выделялись почти полным отсутствием одежды и обуви, порой оглашали воздух плохо связанными междометиями или нелепыми отрывочными фразами, в целом напоминая безумных. Отрешась привычного мира, мало-мальского комфорта, покоя, обустроенного быта, они оставались в миру, всячески усмиряя плоть и пребывая в молитве. Из их странных фраз тут и там проклевывались вдруг настоящие предвидения и пророчества.

Так, новгородский юродивый преподобный Михаил Клопский предрек одному юнцу большое будущее — и тот вырос в святителя Иону, а устюжский блаженный Прокопий предсказал городской отроковице, будто станет та матерью великого святого. Через годы от нее свету явился Пермский святитель Стефан. Так было. Однако отношение к городским и сельским блаженным и в древности не отличалось бесспорным пониманием и уважением. Кто-то почитал за праведников и святых «странников» при их жизни, иные сопровождали необычного вида людей руганью и тычками.

Бывали и совсем исключительные случаи. К примеру, в XVI столетии в городе Юрьевце подвизался блаженный Симон, творивший чудеса исцеления и, как считается, запросто «яко посухо» ходивший по волжским водам. В XVII веке его прославили в лике святых, а уже в XVIII — деканонизировали, то есть официально лишили статуса святости. Отмечу: то было исключительным событием.

А вот то, что некоторые из чтимых у нас юродивых являлись иноземцами, исключения не составляло. В частности, блаженный Исидор, немец по происхождению, перебрался на Русь, в Ростов, где и начал умерщвлять грешное тело и дурные помыслы путем юродства. Многие сочли: не в своем, дескать, уме чужестранец, насмехались над ним, осыпали затрещинами. Превозмогая все, Исидор Ростовский жил себе в устроенной на болоте хижине, ходил «в люди» и порой опрокидывал ближних в смятение и трепет: как же он так?

А как, скажите на милость, и в те времена можно было донести до обывательского сознания поступок юродивого Прокопия, который являлся успешным европейским купцом, но «заболел» Православием, перебрался в Новгород, к Хутыни, а затем в Великий Устюг? Распродав имущество, он распределил полученные деньги среди нуждавшихся, а сам начал делание юродства и молитвы. «Помешался», — судачили некоторые из устюжан. Другие их порицали. А сам виновник слухов и домыслов предсказывал грядущие горести и радости, пожары, набеги врагов. С собой блаженный носил три кочерги и если держал их уступами вверх — значит, быть хорошему урожаю, а коли вниз — пиши пропало. Могучей молитвой юродивый Прокопий отвел от Устюга падение приближавшихся к городу метеоритов.

Прослышав о чудотворце, подражателем и последователем одного из первых наших юродивых стал Иоанн Устюжский, также в иносказательной форме вещавший о будущих событиях и обретший благодать врачевания. Между тем с годами поклонение устюжским блаженным достигло и московских широт, поскольку уже в XVI столетии в Белокаменной существовала слободка выходцев из Новгорода и Великого Устюга с бревенчатой Вознесенской церковью, придел которой освятили во имя Прокопия Устюжского. В камень храм, числящийся нынче по Большой Никитской, д. 18, облачился в связи с венчанием на царство государя Федора Иоанновича, коего, кстати, нередко тоже именовали блаженным. «Малое Вознесение» на Никитской не раз перестраивалось, но и ныне хранит память о прославленном юродивом из Устюга.

К слову говоря, в наши дни жизнь данного прихода ознаменовалась и тем, что несколько лет кряду чтецом здесь подвизался народный артист России В.Заманский. Что ж, и сегодня, и всегда храмовые здания, как очаги молитвы, влекли людей разных национальностей, сословий, профессий.

Блаженным те намоленные здания зачастую служили еще и местом ночлега, проживания в целом. Так, в Тотьме, при Воскресенском храме, обретался юродивый Андрей, до того находивший пристанище в Воскресенской обители Галича. Ну а в нижегородском Арзамасе при одной из бесчисленных его церквей жила блаженная Пелагея Ивановна, которой сам преподобный батюшка Серафим заповедал призревать за сестрами учрежденной им Дивеевской общины. Будучи женщиной замужней, Пелагея подчинилась законам юродства, хотя с ее выбором пытались всячески бороться: возили к мощам Митрофана Воронежского, держали на цепи и делали попытки поместить в лечебницу душевнобольных. На сложном, избранном блаженной пути ее ничто не остановило. Нам, жителям XXI столетия, с нашим скепсисом, прагматичностью, самомнением, понять и принять это непросто.

Еще сложнее относиться к юродивым недавних и нынешних дней — а они есть. По исследованию игумена Дамаскина, сразу вслед за революцией большое распространение юродивых почему-то получило в Нижегородской губернии. И те, культивируя на себе насекомых, телесные язвы, напоминали более не небожителей-праведников, а вполне земных личностей с патологическими отклонениями в психике. Впрочем, все по местам расставит текущее время.

Ясно одно: юродство не исчезало в советский период. Известно, что в Воронежской области, в селе Старая Тишанка, существовала община федоровцев, носившая имя духовного вдохновителя юродивого Федора Прокофьевича Рыбалкина. Сочтя советскую власть за установление антихриста, федоровцы напрочь отказывались вступать в колхозы, а возносимого ими Рыбалкина они олицетворяли с новым Христовым пришествием. При Сталине их рассылали по лагерям, при Хрущеве отправляли в психушки. Говорят, и поныне живы последователи юродивого Федора Прокофьевича.

И еще — непосредственный пример из личного опыта, когда в студенческую бытность мы с закадычным другом стали наведываться в московский храм Адриана и Натальи на Ярославском шоссе. В один из приездов у церковной калитки нас встретила чудаковатого вида женщина, вдруг буквально прокукарекавшая в спину моему приятелю: «Из грязи — в князи, из грязи — в князи!» Что бы то значило? А то, что пройдет малое время — год с небольшим, — и мой друг, обитатель поселковой коммуналки, примет дьяконский, а затем и священнический сан. Дважды рукоположен он будет Святейшим Патриархом Алексием. Вот вам и «из грязи — в князи». Еще же в данной связи стоит подчеркнуть, что храм Адриана и Натальи, куда мы наведывались, имеет придел во имя блаженного юродивого Василия Московского. Все, видимо, промыслительно...

Бесспорно, блаженный Василий — ярчайший пример юродства. Юродства горнего, небесного. Вместе с тем многие из подвижников, кого юродивыми не величают, в личной духовной практике также прибегали к элементам юродства. Вспомним и Нектария Оптинского, и Иоанна Шанхайского. Вспомним и представителя древней Церкви Ефрема Сирина, который, по смирению противясь принятию епископства, притворялся безумным. Да, человеку светскому нелегко бывает отличить безумие от юродства. Поступки и поведение юродивых действительно кажутся безумными, болезненными. Вот и оказывались в советское время верующие — и те, кто отнюдь не отягощал себя веригами юродства — в психиатрических больницах и неврологических интернатах. Увы, часть подобных лечебно-принудительных заведений вслед за революцией и опустошением сотен монастырей оказалась на территории иноческих обителей. В недавнюю пору лишь в пределах современной Московской области таких лечебниц-обителей насчитывалось шесть. Некоторые и по сей день выполняют двойные функции — домов молитвы и домов психиатрического призрения.

Между тем и наши подмосковные монастыри, отводимые под профильные медицинские учреждения, были нередко связаны с личностями юродивых, в основном местночтимых. Собственно, юродивые, как и монашествующие, не имели семей и личного крова, жили одной молитвой. И в том опять-таки прослеживается четкая параллель с описываемыми ниже монастырями, которые, помимо прочего, имели свою богатую историю и веками накопленный неповторимый духовный опыт. Так что задержимся у их стен, обратимся к их драматичной и славной истории...
 

Приюты печали в домах молитвы

Наиболее древним из подобных иноческих гнезд является находящийся на земле Дмитровского района Николо-Пешношский монастырь, основанный в XIV веке учеником преподобного Сергия Радонежского Мефодием. Искавший уединения, преподобный Мефодий удалился в эти лесистые края, к речке Пешноше, где пару лет пребывал в полном отшельничестве. Позднее подле него сплотилась пристойная братия, и к их наставнику сюда для общей молитвы наведывался великий радонежский угодник. Мало-помалу на Пешноше и обустроилась Никольская обитель, в которой впоследствии подвизался и третий из прославившихся здесь святых — Варсонофий, святитель Тверской.

Последний, родом серпуховчанин, постриг принял в Москве, в Андрониковом монастыре, а в Пешноше дорос до игуменства. Между прочим, именно в его бытность Николо-Пешношскую обитель посещал царь Иоанн Грозный. А Варсонофию путь отсюда лежал в Казань, где он изучил татарский язык и основы ислама — с тем дабы обращать в Православие местное население. Святитель преуспел на Казанской кафедре так, что был замечен Московским митрополитом Филиппом (Колычевым) и возведен последним в сан Тверского архиерея.

Но и на сем славная история Пешноши не завершается. В новейшие времена многострадальная обитель, которую разоряли поляки с литовцами, пытались сжечь французы и варварски обстреливали гитлеровцы, дала Русской Церкви несколько новомучеников и исповедников. Заложенный в конце XV века Никольский собор сегодня полностью восстановлен, и в нем хранится выкупленная за рубежом икона святителя Николая, подаренная в 1891 году цесаревичу Николаю Александровичу, последнему российскому императору. Там же, где ютилась келья основателя монастыря, святого Мефодия, и под спудом почивают честные его мощи, встал храм преподобного Сергия. В 1829-м чтимая среди богомольцев и разжившаяся обитель обзавелась еще и больничным храмом во имя Димитрия Ростовского — освящал его Московский святитель Филарет (Дроздов).

К сожалению, доблестную обитель затворили вскоре после революции, и какое-то время в нем размещался филиал Дмитровского краеведческого музея. В последние же десятилетия, до полного возрождения, монастырь занимала психиатрическая больница, и в ней одновременно размещалось до полутысячи болящих. Ввиду стесненных условий под палаты реконструировали и два монастырских храмовых здания. Вокруг благоухал бурьян, стены монастыря и все постройки ветшали. Так и вспоминались пророчества многих юродивых, так и напрашивались слова Нобелевского лауреата И.Бродского: «Бога нет, а земля в ухабах...» Да, и здесь, к великому сожалению, пытались отказаться от Бога, насаждая небрежение и поругание Пешношской святыни.

И все же с 2007 года забрезжило монастырское воскресение — поначалу с возобновления приходской жизни, позже — иноческой. К февралю 2014 года неподалеку отстроили новое больничное здание, и весь монастырский ансамбль перешел в ведение Православной Церкви. Есть нынче у здешних иноков свое хозяйство, есть даже внушительный зоопарк за оградой обители.

Далеко за данной оградой, в Ногинском районе Подмосковья, при деревне Авдотьино, расположился и Николо-Бирлюковский монастырь, достаточно длительное время управляемый пешношскими иеромонахами. Между тем на том связь двух старинных Никольских общин не ограничивается, ибо существует в их родословных общая печаль — клиническая. Причем в Бирлюках недуги душевные сочетались с туберкулезной сопутствующей, а в Пешноше психическое нездоровье пациентов усугублялось наркологической составляющей. Более того, оба монастыря-больницы вошли в классический фонд нашего кинематографа: в Николо-Пешношском Э.Рязанов снимал эпизоды «Гусарской баллады», а К.Шахназаров, как и в Бирлюках, отснял «Палату № 6»...

Впрочем, у Бирлюков, прозванных, по преданию, по каившемуся в этих чащобах разбойнику, именуемому некоторыми блаженным, есть и другая история.

Впервые мы узнаем о пустыни в связи с поселением там инока Варлаама, покинувшего в 1606 году разоренный неподалеку польскими шайками Стромынский Успенский монастырь. Инок владел чтимым образом Николая Чудотворца, срубил для него часовню, впоследствии ставшую соборным храмом мужской общины. Знаменитый митрополит Московский Платон (Левшин), законоучитель Павла I, освятил в пустыни второй соборный храм, Троицкий, а позже снабжал Бирлюки священными сосудами и богослужебными книгами. Монастырь украсила и внушительная, видимая из-за окрестного леса, колокольня, сооруженная талантливым московским зодчим А.Каминским, зятем собирателей Третьяковых.

Подобно собрату, Пешношскому монастырю, Николо-Бирлюковский имел в Первопрестольной свою часовню, средства от треб в которой худо-бедно пополняли общественную казну братии. К нашей горечи, и Бирлюки, подобно Пешноше, с закрытием испытали на себе тяжкие «оздоровительные» функции, ибо внутри поселилась Московская городская больница № 16 для больных чахоткой и психическими расстройствами. Сегодня же былая лесная пустынь воскресает завидными темпами. Как и связанная с ней древняя Пешноша. Как и занимаемый в последнее время психиатрическим интернатом и диспансером более молодой монастырь, основанный в 1850 году по инициативе Александра II и святителя Филарета (Дроздова) в Гуслицах, месте компактного проживания ревностных старообрядцев...

Собственно, Спасо-Гуслицкий монастырь, раскинувшийся теперь на окраине города Куровское в Орехово-Зуевском районе, и был единоверческим, то есть службы правились в нем по старому, дониконовскому, чину, но юридически обитель подчинялась господствующей Церкви, ее Священному Синоду. Примечательно, что и этой, весьма скромной, подмосковной обители благоволили царские семьи — государей Александра Николаевича, Александра Александровича и Николая Александровича. Быть может, как раз августейшее внимание и сыграло с Гуслицами некую неблаговидную роль, поскольку с закрытием монастыря большинство его насельников репрессировали, а трое из них в наши дни были прославлены как преподобномученики: Иоасаф, Серафим, Петр. Гуслицы, в отличие от Пешноши и Бирлюков, от больничных пут освободились еще не полностью. То же можно сказать и о трех оставшихся подмосковных монастырях, невольно исполняющих роль психиатрических и психоневрологических лечебных пристанищ. В ближайшем к Гуслицам Казанском Колычеве монастыре пока вообще действует лишь храм во втором ярусе колокольни, но сестричество уже существует — наряду с присутствием болящих и медперсонала. Более того, сестры восстанавливаемого с 2005 года женского монастыря окормляют пациентов интерната, существующего внутри полвека...

Вообще-то расположившийся в Егорьевском районе, при сельце Колычеве, до революции монастырь относился к Рязанской губернии. Однако и Егорьевск, и его уезд с дуновением октябрьских перемен отнесли к столичной области. Таким же волевым постановлением в 1919-м, когда количество здешних монахинь с настоятельницей достигло почти полусотни, не считая 160 рясофорных послушниц, обитель приговорили к закрытию. Правда, большая часть насельниц переселилась в ближайшие дома и там келейно продолжили молитвенное служение. Но и богоборческие власти не успокоились: кого-то из сестер выслали в Казахстан, кого-то — и в их числе преподобномученицу Марию — лишили земной жизни.

Ну а начало земной жизни самой Казанско-Колычевской обители, зародившейся у места явления при роднике иконы Божией Матери, положил прослышавший о здешнем чуде иеросхимонах Макарий, насельник Коломенского Бобренёва монастыря, специально перебравшийся сюда и выкупивший у местной помещицы надел земли с целью обустройства иноческого приюта. Поначалу, к 1865 году, образовалась девичья община, двадцатилетие спустя преобразованная в самостоятельную обитель. В 1891 году новообразованное иноческое гнездо, куда, кстати, стекались и окрестные деревенские блаженные, приросло соборным Казанским храмом. В нем и хранилась чудесным образом обретенная Казанская икона.

Большие перемены случились в монастыре к 1903 году: ввысь взметнулись четырехъярусная колокольня руки архитектора Д.Виноградова и собор Преображения Господня работы московского зодчего В.Жигардловича. Тогда же территорию целиком обнесли каменными стенами с башнями. Повторюсь, по сей день здесь действует единственная церковь Ювеналия Иерусалимского, освященная под колокольней митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием. Это скудно, но и там, в скромном храме, имеются почитаемые святыни, в том числе и частицы мощей множества святых, включая некоторых блаженных. И кто знает, быть может, именно их предстоянием медленно возрождаемый монастырь в Колычеве обретет своих щедрых благотворителей и восстановится стремительнее? Так или иначе, как раз доброхоты прошлых времен стояли у зарождения еще двух женских монастырей, с историей коих и познакомимся...

Примечательно, что в обоих случаях родоначальницами являлись члены громких дворянских фамилий: княжеской Святополк-Четвертинских и графской Орловых-Давыдовых. К тому же представительницы тех аристократических семейств, приняв монашеский постриг, стали первыми игуменьями.

Так, княгиня В.Святополк-Четвертинская основала при своей усадебной церкви переросшую в полноценный монастырь женскую общину. То произошло в пределах княжеского имения Филимонки, недавно вошедшего в черту так называемой Новой Москвы. Общину зарегистрировали в 1890-м, а уже на следующий год сестричество получило официальный статус Князь-Владимирского Троицкого женского монастыря. Троицкий храм существовал в Филимонках и ранее — его воздвигли к 1861 году. А вот вторую соборную церковь, Успенскую, подняли к самому восходу ХХ столетия.

Строения обители, где пока что храмы живут в качестве приходских, катастрофически пострадали в годину Великой Отечественной войны и в хрущевский период. Что ж, капель «оттепели» в Филимонках едва не размолотила последнее из того, что чудом уцелело после закрытия монастыря и последовавших боевых пожарищ. Говорят, Троицкий собор в 50-х годах пытались сокрушить танками — да, на беду разрушителей и к счастью опустошенного монастыря, во время спецоперации погиб один подневольный служивый. Его погребли тут же, на частично сохранившемся погосте. И храмы — пусть в раскуроченном, жутковатом облике — удалось отстоять. Для последующего возрождения.

Между прочим, среди нынешних их прихожан немало и тех, кто пребывает в оставшемся на монастырской земле очередном психоневрологическом интернате.

И еще. Князь-Владимирской обителью заинтересовалось было церковноначалие столичного Красносельского монастыря, сюда заезжали их представительницы, да что-то немногочисленную делегацию смутило. Скорее всего, не случилось дерзновенного отчаяния юродивых. Впрочем, все еще впереди, возможно, коль скоро подобные обстоятельства не спугнули учрежденное вновь сестричество при ином поруганном гнездилище монашествующих...

Домодедовский район, сельцо Добрыниха. Рядом — остатки усадьбы Щеглятьево. Вот и учредила ее благочестивая владелица, фрейлина императрицы М.Орлова-Давыдова, к 1883 году сестринскую общину. Через десятилетия на средства Марии Владимировны, ставшей матушкой Магдалиной, в облюбованной ею Добрынихе вырос келейный корпус с домовой церковью во имя Ватопедской иконы Богородицы «Отрада и утешение». К 1904 году поблизости поднялся величественный Успенский собор, спланированный С.Усольцевым и освященный митрополитом Московским священномучеником Владимиром (Богоявленским). Вокруг появились кирпичные стены, а внутри — мастерские, больница, церковно-приходская школа, приют для девочек и богадельня для взрослых.

Молодой монастырь «Отрада и утешение» продержался в Добрынихе до конца 20-х годов, а уже в 1931 году почила игуменья Магдалина. Тремя годами спустя обитель заняли взрослое и детское отделения Московской городской психиатрической больницы, позднее получившей имя работавшего здесь ученика Ганнушкина академика О.Кербикова.

О нем, знаменитом деятеле отечественной психиатрической науки, нынче напоминает памятник, воздвигнутый в ограде лечебницы-монастыря. Другой обелиск — дань погибшим красноармейцам: в годы Великой Отечественной гражданское медицинское учреждение временно обратили в госпиталь, и не всегда находившимся в нем удавалось исцелиться от тяжелых ранений. Что ж до ранений былого монастыря... Собор довели до аварийного состояния, и сейчас его реставрация требует немалых вложений.

А вот домовая Ватопедская церковь, отремонтированная и будто бы помолодевшая, вновь в категории служащих — при ней мало-помалу складывается новая монашеская община. Но и больница остается рабочей. Между прочим, возрождаемый монастырь и действующую лечебницу под свое крыло взяло движение православных байкеров. Регулярно наезжая сюда, они пристальное внимание уделяют лечащимся здесь детям, доставляя подарки и занимаясь с ними: вместе читают, рисуют, постигают азы веры. Двигаясь ревущими кавалькадами мотоциклов, облаченные в соответствующую, чуть устрашающую, экипировку, не напоминают ли и они тех, кого вчера еще за образ жизни звали смертниками, — юродивых? Юродивых наших смутных дней...

Да и наши дни с их выразителями, проявлениями, событиями вовсе не однозначны. Чего в них больше: небесного или земного? здравого или недужного? случайного или промыслительного? Наверное, хватает всего. Как и всегда. Так было и во времена расцвета у нас юродивых. Так было и в те недавние дни, когда опустошаемые иноческие обители обращали во врачевательницы психиатрического назначения. Зачем-то необходимо было случиться и тому и другому. Зачем-то в исторической книге нашей страны нужно было перевернуть и такие страницы. Более того, и святые отцы со свойственным им смиренномудрием назидательно поучали во всем полагаться не на человеческое хотение, но на Господню волю. Так что приспело время, небеса повелели, а мы вняли и постарались исполнить. Кто уж как смог, как счел нужным. Свобода нашего выбора тоже ведь промышляется свыше...





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0