Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Осетинские пироги с московской начинкой

Алексей Александрович Минкин — сотрудник газеты «Московская правда» — родился в 1968 году. Публиковался в газетах «Православная Москва», «Православный Санкт-Петербург», в «Московском журнале», журнале «Божий мир».Лауреат Международной премии «Филантроп». Живет в Москве.

«Бьет он нас по всем пунктам, этот Запад, а гнил. Ругать-то мы его ругаем, да только его мнением и дорожим», — вдумчиво выразился в романе «Дым» Иван Тургенев. И впрямь, мы нередко двигаемся с оглядкой на пресловутый Запад, все пытаемся что-то позаимствовать — и, как правило, не хорошее, а дурное, сиюминутное. А вот свой товар лицом показать зачастую не можем. Тем не менее нам есть чем гордиться. И речь не о пресловутой русской душе, нашем несгибаемом духе или высотах философии и искусства. Пока — попросту о продуктах питания, тех, что и в прошлом, и в настоящем определяют значимость целых регионов. Так, современник Тургенева Салтыков-Щедрин в рассказе «Праздный разговор» упоминает некоторые общероссийские товарные знаки: тамбовскую ветчину и кольскую морошку, переславльскую сельдь и муромские огурцы, ржевскую и коломенскую пастилу. А еще нельзя не вспомнить астраханские арбузы и осетрину, огурцы луховицкие, пастилу белёвскую, арзамасских гусей, тульские и покровские пряники, татарский чак-чак, вологодское масло, адыгейский сыр, башкирский мед. Или — набирающие популярность в последнее время осетинские пироги...

К слову говоря, в Москве не без успеха действует целая сеть закусочных с таким же прозванием — «Осетинские пироги». Любопытно, но во Владикавказе подобных не видно. Правда, справедливости ради надо отметить: съестная продукция в широком доступе разбросана по магазинам. Встречаются пироги с сыром и мясом, картошкой, капустой и сладкой начинкой. В нашем же случае поговорим об осетинских пирогах с московской начинкой. Это и в образном, и в буквальном смысле, поскольку давно уже живем мы в общем государстве и наши связи не прерываются, уперевшись в отроги Кавказских гор...

Как известно, в Москве, в Южном округе, есть свой Кавказский бульвар. Есть и всем известный проспект Мира. Проспект Мира имеется и во Владикавказе — причем являющий собою бульвар, сосредоточивший в себе два главных республиканских музея: бывший краеведческий, а ныне Национальный, где в старом и новом зданиях представлены богатые археологические находки, оружие, костюмы, предметы быта, и Художественный. С коллекцией второго — иногда именуемого «осетинской Третьяковкой» — стоит познакомиться основательнее.

Действительно, музей в купеческом особняке Агановых 1903 года постройки на проспекте Мира, д. 12, способен похвастаться произведениями Ф.С. Рокотова (портрет Петра III), К.П. Брюллова (портрет Белова), Н.Н. Ге (портрет актрисы Ермоловой), Г.Г. Мясоедова («Поздравление молодых в доме помещика»), К.Е. Маковского (портрет Третьяковой), И.Е. Репина (портрет актера и драматурга Ратова, портрет философа Груденберга), К.А. Коровина («Озеро», «Дорога в Гурзуфе»), Р.Г. Судковского («Прибой у Очакова»). Представлены и те мастера, что в основном жили и творили вне России, и их наследие сегодня более знакомо провинциальной публике, нежели столичному зрителю. Вот, к примеру, портрет девушки работы А.А. Харламова, живописца редкого дарования, но судьбы драматической, одинокой...

Выходец из многодетной крепостной семьи Саратовской губернии, Алексей Алексеевич Харламов вместе с родителями был продан другому помещику, но, получив вольную, уехал в Петербург и поступил в Академию художеств. Учился прилежно, настырно — так, что за работы «Крещение киевлян» и «Возвращение блудного сына домой» получил две Золотые медали, давшие возможность выехать за казенный счет в творческую европейскую командировку. В Париже он знакомится и близко сходится с Тургеневым, Виардо, Золя. Его ценят, им восторгаются, он входит в моду. «Здесь появились два замечательных художника — Репин и Харламов. Второй особенно далеко пойдет», — рекомендовал находившихся на взлете И.С. Тургенев. Но к Парижу подкрались новые настроения, пришли иные вкусы. Годы феерического успеха сменились полузабвением Харламова. Тем не менее до тех грустных событий он успел какое-то время пожить в России, примкнуть к передвижникам и даже стать академиком живописи. Потом — вновь Франция, загородная и парижская жизнь, личный дом. А вот своей семьи как не было, так и не будет. Объездивший весь Старый Свет и ставший любимцем капризной парижской публики, русский живописец Алексей Харламов умирал в бедности. И на чужбине. Справедливости ради замечу: похоронили усопшего на знаменитом парижском кладбище Пер-лашез. Только кто в современной России, включая Москву и Владикавказ, помнит того прекрасного мастера? Впрочем, в «осетинской Третьяковке» помнят. Как помнят и чтут другую незаурядную художественную личность, имеющуюся в щедром собрании. Это Иван Павлович Похитонов...

Сын военного дворянина, уроженец фамильного поместья Матрёновка Елисаветградского уезда Херсонской губернии, кем только не был он в своих поисках, куда не примыкал и не перемещался. Похитонов являлся членом Товарищества передвижных выставок, Парижского общества взаимного вспомоществования русских художников, Товарищества петербургских художников, Общества русских акварелистов, действительным членом Академии художеств. Много учившийся — частный пансион в Екатеринославе, гимназия в Николаеве, московская Петровская сельскохозяйственная академия, Одесский университет, — он, что поразительно, никакого систематического художественного образования не имел. Когда в Елисаветграде прошла очередная выставка передвижников, это и побудило молодого Похитонова впрячься в узды рабочей лошадки от живописи. Перенимая опыт старших передвижников и признанных европейских мастеров, Похитонов переезжает во Францию и там стажируется в мастерской Боголюбова. Постепенно он вырабатывает собственный неповторимый стиль, крошечными кисточками, а то и рыбьими косточками с помощью увеличительных стекол накладывая микроскопические мазки на дощечки или фарфоровые тарелки.

Лишь спустя годы он отойдет от миниатюр и освоит более крупные формы. Тем не менее похитоновские миниатюры вызывали ощущения объема и перспективы. Манера его письма произвела фурор и в России, и в Западной Европе. «Феноменальный художник», «самый дорогой живописец, картины которого мгновенно уходят с выставок», — кричала о Похитонове критика. «Как он пишет — никак не поймешь. Чародей!» — отзывался об Иване Павловиче Репин. А Иван Павлович все оттачивал мастерство, трудясь над пейзажами, портретами, охотничьими сценами. Любитель природы и в то же время страстный охотник, он учится и на естественном отделении Одесского университета, и в Москве, в Петровской академии. Однако за участие в пресловутом кружке Нечаева, описанном Достоевским в «Бесах», Похитонова из академии исключают и отправляют под надзор жандармов в имение отца. Некоторое время Похитонов служит контролером в кассе Одесского государственного банка, но вскоре все затмевают занятия живописью и производством художественной посуды.

Кроме того, Иван Павлович вырос в автора крупногабаритных панно, выполненных для мест сражения русских войск в Болгарии. В общем реабилитированный Похитонов кочует и странствует, живя то в отцовской Матрёновке, то в приобретенном им именьице в Минской губернии, то в Ясной Поляне у Л.Толстого, то в Москве, то в Петербурге. И все же большую часть жизни он проведет за границей: Италия, Франция, Бельгия. Вернувшись вследствие разыгравшейся мировой войны на родину, Похитонов находит в лице мецената Коваленко хорошего покровителя, живет в Горячем Ключе и Екатеринодаре и уже оттуда, с Кубани, в 1919-м навсегда покидает Россию. А сердце его и душа прикипят к Отечеству. Сошедшись в свое время с Третьяковым — великий коллекционер приобрел у Похитонова два десятка произведений, — Иван Павлович пишет Павлу Михайловичу: «Как себе хотите, но я — русский художник. Мне грустно думать, как мал и незаметен тот след, который я оставил после себя на Родине». То было в 1896-м. Ну а затем — революция, эмиграция и... советское забвение. Лишь через четыре десятилетия по его смерти, в 1963-м, в Третьяковке состоялась персональная выставка забытого мастера, и советский зритель открыл для себя неповторимого Похитонова. Сейчас работы его, помимо заграничных собраний, хранятся провинциальными сокровищницами. Так, в собрании Костромского музея имеется одно из нехарактерных — крупных произведений погребенного под бельгийским Льежем русского самородка: «Пейзаж у моря». Похитоновской работой «Монастырь» выделяется Художественный музей Владикавказа...

Что ж, современная Северная Осетия окрылена и монастырским, и приходским церковным духом. В отличие от большинства кавказских народов России, осетины — православного вероисповедания. Православная Москва весьма почитает великомученика Георгия, издавна считая его защитником воинства, покровителем животноводства и даже самой столицы. В Осетии культ военачальника Георгия, умученного за исповедничество христианства, достиг небывалых размеров. Как известно, одним из чудес, проявленных Георгием, явилась его битва с неким чудищем, пожиравшим возле Бейрута местных жителей. Однако многие осетины наивно и искренне полагают, будто великомученик — их земляк, их рода. И Москва, и Осетия наводнены Георгиевскими храмами. Имя Георгий — популярнейшее среди осетин, а военная стезя — одна из почетнейших.

И тут нельзя не вспомнить дважды Героя Советского Союза генерала армии Иссу Александровича Плиева. В разгар Карибского кризиса он руководил группой наших войск на Кубе, а по ходу Великой Отечественной возглавлял кавалерийско-механизированные части Красной армии. Мой дедушка вспоминал, как однажды — дело, кажется, было в Чехословакии — они встали на ночлег и вдруг под их кров каким-то кавалерийским наскоком ворвался Плиев. Он осмотрелся, без лишних слов выматерился, бросил на пол бурку и без всяких удобств заснул. Воин он был непритязательный и отважный. Владикавказ ознаменовал воинские заслуги и доблесть прославленного осетинского полководца воздвижением памятника генералу.

А еще многие выдающиеся его соплеменники покоятся возле старейшего в городе православного храма Рождества Богородицы. Среди них — народный артист СССР В.Хапсаев, в доме которого по улице Горького сегодня действует музей театрального искусства — причем весь первый этаж посвящен музыкальному театру. Оно и понятно: достаточно упомянуть, что уроженцем Осетии является замечательный дирижер и многолетний руководитель легендарной питерской Мариинки В.Гергиев.

Не раз возглавляемый им театр становился своеобразным литературным персонажем ряда повестей и рассказов: «Ворона» И.Бунина, «Петербургской дамы» Б.Зайцева, «Возвращения» А.Аверченко, «Лоэнгрина» Ф.Сологуба, воспоминаний Андрея Белого. Не раз и сам Владикавказ, связанный, между прочим, с А.С. Пушкиным, А.С. Грибоедовым, М.Ю. Лермонтовым, Л.Н. Толстым, А.Н. Островским, М.А. Булгаковым, фигурировал на страницах художественных произведений: в повести «Максим Максимыч» М.Лермонтова, в рассказе «Счастливец» М.Е. Салтыкова-Щедрина, в очерке «Вечные странники» М.Булгакова, в романах «Двенадцать стульев» И.Ильфа и Е.Петрова и «Баязет» В.Пикуля. Кроме того, в рассказе И.Бунина «Барышня Клава» из Владикавказа в Петербург приезжает купец — кстати, грузин по национальности.

Да, Владикавказ был и остается удивительно многонациональным городом. Между прочим, декан нашего географо-биологического факультета, читавший нам лекции по геологии, а иногда и проводивший семинары, В.Зубов, родом был из Владикавказа. И, несмотря на фамилию, грек. Ходили в стенах вуза о нем целые легенды — по одной из них, он, никогда не бывавший в Африке, теоретически рассчитал там богатейшие запасы железа. Расчеты подтвердились, но, увы, на практике их разработали американцы. Они же якобы и зазывали нашего Валентина Ивановича к выгодному сотрудничеству. Он отказался. Или вынудили тогда.

Еще помню, как ходили с деканом по Подмосковью в геологических партиях. То были летние учебные практики, в которых наш грозный воевода представал много иначе, нежели на кафедре внутри института. Природа... К слову говоря, отдельный музей природы в хорошем здании 1935 года постройки на улице Ленина, д. 23, существует и в родном для нашего Зубова Владикавказе, где, помимо оригиналов типичной флоры и фауны, выставлены образцы добываемых на территории Северной Осетии горных пород и минералов. Этот богатый каменный материал словно бы олицетворяет прочность вековых связей, дружбы, взаимовыручки русского и осетинского народов. Немало проживает в Москве осетин. И во Владикавказе русские люди не редкость. В свое время одна из русских женщин стала матерью основоположника осетинской литературы Косты Хетагурова, погребенного также в некрополе у Владикавказской церкви Рождества Богородицы и также удостоенного целого мемориального музея...

Дом-музей Косты Хетагурова — правда, здесь он нанимал лишь комнату, поскольку в купюрах не купался, а мемориал, к счастью, сохранился.

Еще одна история, еще одна судьба. И вновь витиеватая. Родитель будущего художника и поэта вслед за ранней кончиной супруги женился вторично, да мачеха пасынка невзлюбила, и из родного дома юный неугодник бегал по родственникам и знакомым. Поучившись во Владикавказе, он подался в Ставропольскую гимназию, а оттуда прибился аж к берегам Невы, определившись к Чистякову в Академию художеств. То учебное заведение Коста бросил, вернулся в Осетию, но и там долго не задержался: за сочинение вольнодумных стихов его выслали в Ставрополь. Из Ставрополя ввиду двух операций и развивавшейся чахотки Хетагурова отправили в Херсон.

Губернский град произвел на опального поэта тягостное впечатление: «На улицах душно, пыльно и не встретишь ни одного интеллигентного человека — одни купцы да торговцы». Предвзятое субъективное мнение почему-то вызвало жалость определенных чиновников, и ссыльному разрешили проживание в Очакове. Когда срок ссылки истек, поэт через Пятигорск опять-таки оказался в Осетии. Он все чаще обращался к прозе и публицистике, а потом вдруг выдал: «Писать мне прозу надоело, а потому пишу стихами», сочинив поэму «Владикавказ», где величал свой город «новым Петербургом», но иронично подметил, что тот град «портят осетины кварталом из лачуг».

Очевидно, желая город украсить и выбиться из трущобного ряда, Хетагуров начал возведение собственного дома и... не достроил. И семьей не обзавелся. Все ушло в образование, сочинения, ссылки. Еще — написание картин, сегодня пополняющих коллекции Владикавказского дома-музея и Республиканского художественного музея. Не протянув на неуютной земле и полвека, Хетагуров почил в 1906 году. Смерть застала в основанной отцом станице. Позже прах перевезли во Владикавказ, к не раз упоминаемой Богородицкой церкви. Между прочим, тот храм, как сотни московских и тысячи российских, испытал невзгоды опустошения. Слава богу, не взорвали. С 1940 по 1943 год в нем размещался музей осетинской литературы имени К.Хетагурова. С возвращением храма верующим музею отвели новое место в центре Владикавказа, предоставив один из многочисленных дореволюционных особняков.

Нынче же, невзирая на обилие местных музеев, их уникальность и популярность, в столице Осетии с музеями сложилось несколько странное положение. Так, не столь давно здание литературного музея зачем-то передали региональному Союзу композиторов, а экспонаты попросту сгрудили в общую кучу на первом этаже здания. Была во Владикавказе и музеефицированная квартира Михаила Булгакова, который в разгар Гражданской войны, когда городом управлял Деникин, служил врачом в Добровольческой армии. Во Владикавказе Булгаков едва не распрощался с жизнью, но вследствие тяжелого недуга не сорвался с отступавшими деникинцами на чужбину, а остался в новом, социалистическом отечестве. Увы, музей-квартиру прикрыли, а дом, в котором жил Михаил Афанасьевич, разгородили под офисы.

Не так в нашей Первопрестольной. К примеру, в доме на Большой Садовой, увековеченном булгаковскими фельетонами и романом «Мастер и Маргарита», сегодня сосуществуют аж два музея писателя и театр его имени. К тому же осенью 2018 года в том же доме открылась и мастерская-музей работавшего здесь художника П.Кончаловского — на правах филиала музея Булгакова в «Нехорошей квартире № 50». Судя по всему, «хорошую» квартиру, постепенно также превращаемую в музей, Михаил Афанасьевич со второй супругой имел на Большой Пироговской улице, д. 35. И вновь-таки в качестве филиала музея «Нехорошая квартира» на Садовой. В мае 2016 года в квартире на первом этаже дома у Девичьего поля открылась выставка «Рукописи не горят», после чего ее начали готовить под заселение полноценной экспозиции. Булгаковы на Пироговку переехали из Малого Лёвшинского переулка. Основу их нового жилища составил купеческий особняк Решетниковых, на втором этаже коего, говорят, существовала молельня Распутина. В советские годы дом радикально перестраивался — особенно вслед за войной и сильными бомбежками соседствующего с ним штаба ВВС. Булгаков, впрочем, до войны не дожил, и вообще, по разводу он отсюда съехал. Однако в его бытность квартира кипела творчеством, гостями и... семейным бытом. Отопление было печное, писатель лично растапливал печь и подбрасывал в пламя дровишки.

Всегда много шутили. Подобрав дворнягу, нареченную Бутоном, супружеская пара повесила при входе табличку: «Бутон Булгаков — звонить 2 раза». Вскоре табличку пришлось снять, ибо она привлекла внимание фининспектора, пытавшегося выявить лишнего постояльца: «Вы, стало быть, с братцем проживаете?» А вот когда Булгакову сюда позвонил Сталин, знавший, что писателя не издают и не ставят на театре, тут уж было не до хихиканья. Вождь даже предложил выехать за границу, да несговорчивый литератор отказался. После того пред ним распахнулись двери театра рабочей молодежи и Московского Художественного.

При МХАТе М.Булгаков служил режиссером и даже проявил себя в качестве актера. Потому-то их с Любовью Евгеньевной квартира у Девичьего нередко вмещала приходивших актеров В.Станицына, М.Яншина, И.Хмелёва, В.Маркова, начинавшего Н.Крючкова и «лучезарного юношу» Романа Кармена, с матерью которого семья познакомилась в Коктебеле. Бывали Булгаковы и в Ялте, в том числе в музее А.П. Чехова, сойдясь с Марией Павловной Чеховой. Сестра Антона Павловича тоже наведывалась на Пироговку.

Кроме того, обращаемая ныне в музей квартира познала присутствие композитора А.А. Спендиарова, И.Ильфа и Е.Петрова, Ю.К. Олеши, Н.Р. Эрдмана, В.П. Катаева, Е.И. Замятина, В.В. Маяковского, арфистки К.А. Эрдели, Анны Ильиничны Толстой. На Пироговке Булгаков трудился над ставшим позднее «Мастером и Маргаритой» «Консультантом с копытом» и пьесами «Мольер» и «Адам и Ева». Отсюда Булгаковы совершили вояж в Тифлис для переговоров с Русским драматическим театром. Театр и книги были слабостью писателя, и личных книг в чужие руки он предпочитал не давать. Тоже характеристика. Характерно и то, что переезд к Девичьему Булгаков ознаменовал покупкой для жены шубы в Столешниковом. И благодарная Любовь Евгеньевна отметила это в изданных ею воспоминаниях. Еще она там писала: «Если выйти из нашего дома и оглянуться налево, увидишь стройную шестиярусную колокольню и очертания монастыря. Необыкновенно красивое место — пожалуй, из лучших в Москве». Неспроста, видно, и сам Булгаков Новодевичий монастырь — а речь именно о нем — и кладбище при нем отразил и в «Театральном романе», и в «Мастере и Маргарите». Одно из красивейших мест столицы...

Ну а во Владикавказе подобным, бесспорно, является высокий пригорок, увенчанный Рождество-Богородицким храмом. Это место давшей начало городу, ставшему к 1860 году центром Терской области, бывшей военной крепости. Что ж до церкви, то в обиходе зовут ее осетинской, поскольку службы внутри ведутся и на церковно-славянском, и на осетинском языках. Поначалу ее контур обозначился в дереве к 1812 году, а десятилетие спустя храм облачили в камень. Как ни удивительно, московской осетинской общине на Солянке, д. 5/2, с некоторых пор принадлежит Рождество-Богородицкая церковь, что «в Кулишках на Стрелке». Ох, во что только не превращали наши поруганные московские и подмосковные храмы. Извращениям границ не существовало — их спектр колебался от клубов, складов и магазинов до вивариев, бань и вытрезвителей. В Никольской церкви Павловского Посада работало ремонтно-строительное управление, храмы целого ряда подмосковных обителей использовались под нужды психиатрических лечебниц, а столичная церковка во имя Иоанна Рыльского и по сей день служит больничным моргом. Богородицкая церковь на Солянке, где богослужения вершатся на осетинском и на церковнославянском языках, была перепланирована под НИИ косметологии.

Между тем деревянная церковь на данной земле значилась уже с 1547 года, а ныне существующая, каменная, датируется 1801–1821 годами, то есть в чем-то она тождественна североосетинскому аналогу. Автором московского здания считается зодчий Д.Балашов, но справедливости ради надо отметить, что храм за счет благотворителей, среди коих выделялись дворяне Бутурлины и купцы Расторгуевы, еще не единожды перестраивался. По очередной перекройке церковь на Стрелке освящал митрополит Филарет (Дроздов), святитель Московский. Спустя какое-то время по возвращении святыни верующим она перешла православной осетинской общине. Рядом с храмом недавно установили монумент, увековечивший память жертв при захвате террористами школы в осетинском Беслане в сентябре 2004 года...

Никто, почти никто до той поры не слышал о том небольшом городке. Теперь знают все. Да, трагедия захвата и освобождения бесланской школы, жертвами коих стали без малого 200 детей, всколыхнула мир. Прошли годы, но и в современном Беслане жизнь отнюдь не однозначна. Предприятия города стоят. Закрыли даже винный завод, выпускавший и газированные безалкогольные напитки. Впрочем, хорошее вино к праздничному столу грех ли? А то, что по сей день немым укором возле захватываемой бандитами школы высится так и не достроенный храм, пожертвования на который собирали всем миром, нехорошо точно. За сроки от начала его сооружения сменились три главы республики, а воз и ныне там. Нет, храмы в Беслане, конечно, есть, только и с ними не все столь возвышенно. Неподалеку от местного железнодорожного вокзала заходим в Георгиевскую церковь, построенную к 2000 году. Спрашиваю у женщины за свечным ящиком, есть ли в городе старые церкви. «Какие старые? Это ж было тупое село» — таков ответ местной жительницы. Почему «тупое»?

К слову, вот и авторы незабвенных «Двенадцати стульев» не почурались запечатлеть Беслан. Не ёрничая, не высмеивая...

Есть в Беслане и другая православная достопримечательность — Успенский мужской монастырь. Мужской-то он мужской, да только мужского духовенства в нем не осталось. Часть разбрелась по иным обителям, один насельник ушел в затвор, и теперь для исполнения служб сюда кто-то лишь наезжает. И расположен монастырь нелепо. Неудобно. Он разбросан по сторонам железнодорожных путей, и пробираться от келейных корпусов к единственному храму небезопасно. Кстати, храм не Успенский, а во имя великомученицы Варвары. Открыли его в 1999 году, сладив под функции культа актовый зал путейского клуба. Насельников-мужчин мы так и не встретили, а помогали нам и сопровождали к церкви две матушки. Не прервет ли обитель существование?

Но все же хочется вспомнить слова из песни солистки группы «Браво» Жанны Агузаровой, родственники которой и сегодня живут в осетинских селах: «Верю я, день придет — будет свет...» На новый день, нечто лучшее, светлое, всегда уповали жители Осетии.

А ведь сколько невзгод выпало на их долю: и бесконечные набеги иноплеменников, и войны, и разорения, и безработица. С приходом к власти Сталина осетин искусственно разделили на Осетию Северную — Аланию, и Южную, жителей которой, дигорцев, к чему-то бросили под управление Грузинской ССР. Столицу второй, Цхинвал, нарекли Сталиногори, а Владикавказ на долгие годы «переквалифицировали» в Орджоникидзе. Идеологический спуд революционера Серго налег и на Москву, где появилась улица его имени, а также расположенный на ней Станкоинструментальный завод имени... понятно кого. Тем не менее завод был уникален: и продукцией — станки выпускались с программным управлением, — и культурными традициями. Так, в книге воспоминаний «Люди. Годы. Жизнь» И.Эренбург рассказывал о поэтических вечерах на заводе Орджоникидзе — в частности, о выступлениях погибшего на фронте поэта С.Гудзенко.

Увы, с развалом Союза завод имени Серго прекратил существование, подобно большинству предприятий Владикавказа. И обрушились на Аланию межплеменные розни, участились вылазки террористов. К тому же Северная Осетия стала пограничной республикой, и участок ее государственной границы отличается ответственностью и хлопотностью. Это, среди многого прочего, подчеркивается единственным на нашу огромную страну музеем пограничных войск, расположившимся в Москве, на Яузском бульваре, д. 13, в здании доходного дома архитектора Г.Евланова 1908 года постройки...

Вообще-то музей при штабе Корпуса военных пограничников появился в Петербурге еще в 1911 году, но лишь в 1932-м музей оказался в Москве — сначала в Протопоповском переулке, позже — на Большой Бронной, д. 25. С 1995 года экспозиция нашла свое место в пространстве на Бульварном кольце. Примечательный факт: музей в его нынешнем помещении посещали конструктор Калашников и патриарх Алексий II. Святейший внес в пограничную дарохранительницу образ преподобного Илии Муромца, почитающегося покровителем защитников бескрайних отечественных рубежей. Повторюсь: среди осетин много отважных воинов.

Много и тех, кто прославил наше общее Отечество на полях спортивных сражений. Тяжелая атлетика, борьба и, безусловно, футбол — любимые виды спорта в Алании. Кто теперь не наслышан о тренере национальной команды по футболу осетине Станиславе Черчесове, отличившемся в качестве вратаря московского «Спартака», а на прошедшем домашнем чемпионате мира — наставника главной сборной страны. Помню, как Черчесов сменил в воротах любимого мною «Спартака» легендарного Дасаева. Помню и то, как мы, болельщики столичного «Спартака», радовались появлению в высшей лиге «Спартака» из Орджоникидзе — Владикавказа. А аланский «младшенький» брат возьми да обгони столичного фаворита в гонке за золотые медали. И такое было.

Теперь об этом и о многом другом можно узнать, посетив в Москве, на Авиационной улице, д. 68, современный Музей спорта. Он существует с 2004–2005 годов под крылом организации, специализирующейся на выпуске медалей, кубков и прочих наград, в том числе спортивных. Потому основу собрания составляют награды наших спортсменов, в которых отражено великое прошлое советского и российского спорта. Представлено и множество подарков знаменитых спортсменов: клюшка с автографом В.Харламова, шайба с надписью А.Рагулина. Отражены и доблести в тех видах спорта, где традиционно сильны представители кавказских народов, не исключая и осетин.

Бесспорно, успешны осетины и в музыке — по крайней мере, как исполнители... О Валерии Гергиеве уже сказано. Сегодня возглавляемый им оркестр Мариинского театра — постоянный гость в столице. Гергиев, как правило, возглавляет и московские пасхальные фестивали. Между тем одно время с ним сотрудничала и первая в СССР женщина-дирижер, внесенная в книгу рекордов Гиннесса и «одарившая» собственным именем одну из малых планет. Об этом, как и многом другом, можно узнать, побывав на углу улиц Новослободская, д. 34, и Палиха, д. 2, в Осетинском культурном центре. Там же могут поведать еще и о том, что Вероника Дударова — речь о ней — многие годы руководила Московским государственным академическим симфоническим оркестром, который вплоть до возвращения Троице-Сергиевой лавре ее столичного подворья имел прописку и репетиционную базу внутри подворского Троицкого собора. Не секрет, лавра преподобного Сергия — общероссийский духовный центр, в том числе и для православных осетин. Она является и центром притяжения тысяч паломников. И жители Осетии в том смысле не исключение. Так что стоит взобраться на столичную Троицкую горку и осмотреть в бывшей лаврской Троицкой слободе ансамбль подворья...

Кто только не изображал нашу лавру в живописи и на страницах художественных произведений. Обитель писали В.В. Верещагин, Б.М. Кустодиев, К.Ф. Юон, Н.К. Рерих, Р.Р. Фальк, А.В. Лентулов, а в наши дни — Ким Бритов и Василий Нестеренко. Главный русский монастырь и расцветший подле него Сергиев Посад запечатлели И.Шмелёв, А.Ремизов, Б.Зайцев, М.Пришвин. В «Господах Головлевых» и «Дневнике провинциала» о них упомянул Салтыков-Щедрин, а Чехов в рассказе «Незаметный чин» вывел Троице-Сергиевскую и Вифанскую семинарии.

Кроме того, народный артист СССР Михаил Ульянов отметил в книге воспоминаний, как они, будучи студентами Щукинского училища, перед постановкой «Бориса Годунова» специально ездили в лавру, дабы присмотреться и попытаться постичь психологию иноков и богомольцев. Ну а небезызвестный Борис Савинков в романе «То, чего не было» в числе многого прочего писал и о Самотёке, то есть местности по берегам Неглинки, которую в 1609 году Василий Шуйский предоставил лавре под учреждение ее подворья. Подворье — иначе говоря, представительство на месте. Вот и у Республики Северная Осетия — Алания имеется официальное представительство в Москве, занимающее флигель купеческой усадьбы Найдёновых-Крестовниковых по Покровскому бульвару, д. 9.

Как ни удивительно, основную часть той усадьбы пользует посольство Ирана, по-старому Персии, то есть одного из тех государств, что достаточно сильно досаждали древней Алании. Что ж, и наша лавра не раз подвергалась набегам иноплеменников. И только, видимо, молитвы целого сонма ее угодников сберегли великую святыню от полного разорения и исчезновения. Даже в советские времена подле лавры в Сергиевом Посаде (Загорске) жило немало чтимых народом или уже официально прославленных подвижников. Среди них блаженная матушка Матрона Московская, умученный на Соловках отец Павел (Флоренский), матушка Амвросия, завещавшая похоронить себя на городском Николо-Архангельском погосте. И в лаврском подворье на Самотёке за три с лишним века существования выписался уникальный патерик, хранящий богомольную память о святителях, преподобных, праведниках. Коль скоро подворье явилось еще и резиденцией московских митрополитов, в покоях там десятки лет проживал и завершил земные дни святитель Филарет (Дроздов). Здесь он создал замечательный хор, регентом коего был поставлен отец прославленного в будущем праведного Алексия (Мечёва). И сам будущий праведник провел на подворье все детство. Жил в здешних покоях и святитель Иннокентий (Вениаминов), прозванный Апостолом Америки и Камчатки, жил и митрополит Тихон (Беллавин), к которому сюда с известием об избрании на Патриарший престол пришла торжественная депутация во главе со священномучеником Владимиром (Богоявленским). Сам же святитель Тихон любил и чтил это место. Он часто прогуливался по здешнему саду, принимал посетителей и собеседников, а перелезавшую через забор соседствующую детвору угощал конфетами или наливными садовыми яблоками. Отсюда опального патриарха увезли в Донской монастырь, где заключили под арест.

Бывал на подворье и священномученик Арсений (Жадановский), бывала и преподобномученица Елизавета Федоровна. А еще, проезжая как-то через Белокаменную и слегка прихворнув, в подворской гостинице останавливался святитель Крымский Лука (Войно-Ясенецкий). В общем, святое место. И священное. Первый же храм у возникшей при подворье Троицкой слободки появился в дереве к 1630 году. К концу XVII столетия храм во имя Живоначальной Троицы вознесся в камне. Вторая здешняя церковь — домовая — освящена в 1767 году при митрополичьих палатах, в современном 2-м Троицком переулке, д. 6а, владыкой Платоном (Левшиным). И освящал он ее в присутствии своего воспитанника — престолонаследника Павла Петровича, потому церковь посвятили первоверховным апостолам Петру и Павлу. Вслед за изгнанием из Москвы французов церковь переосвятили в честь преподобного Сергия Радонежского, а в наши дни, с очередным возрождением, домовый храм посвятили московским святителям. Рядом сохранились лаврский доходный дом 1914 года постройки архитектора А.Ладкова (2-й Троицкий пер., д. 6) и послепожарный дом певчих (№ 4).

Пожалуй, это то немногое из уцелевших многочисленных некогда строений Троицкого подворья. Еще активнее ковш реконструкции Москвы коснулся Троицких слободы и горки, которые спланировали еще в 30-х годах прошлого столетия; полвека спустя, с прокладкой Олимпийского проспекта, слободка, Троицкая улица и номерные переулки почти прекратили существование.

Между прочим, там находилось несколько мемориальных зданий. К примеру, в доме 19 по Троицкой улице проживал профессор Московского университета историк И.Снегирев, к которому сюда наведывались М.П. Погодин, А.И. Соболевский, А.С. Пушкин. Деревянный двухэтажный особнячок Снегирёва исчез аж в 60-х годах. Ну а во 2-м Троицком переулке, д. 5/2, жили наследники великого Щепкина: сын и внук. Внук, Николай Николаевич, в отличие от отца и деда, кинулся в омут политики, возглавил Московский комитет партии кадетов, был гласным Думы. Он пытался организовать вооруженное сопротивление большевикам — за то и был ими расстрелян. Большевики расправились и с храмами на Троицкой горке — невзирая на защитные письма исповедовавшегося и причащавшегося в Троицком соборе художника В.Васнецова.

Автор «Аленушки» и «Богатырей» поселился в Троицкой слободе, возведя собственный дом с мастерской и работая там над сказочными полотнами и оформлением русских и зарубежных православных церквей. Из Троицкой Васнецов отправлялся в путешествие по Военно-Грузинской дороге — стало быть, видел Виктор Михайлович и Осетию, и Владикавказ. Нынче в его «теремке» разместился музей, чтущий память и об одном из сыновей художника, ставшем священником и настоятелем близлежащего храма Адриана и Натальи в Мещанской слободе.

Троицкие слобода и подворье могли бы поведать и об одном из замечательных городских краеведов, авторе «Списка московских церквей» М.Александровском, жившем на Спиридоновке, д. 11, являвшемся прихожанином церкви Спиридония, но несшем послушание в виде дежурства при патриархе Тихоне на Троицкой.

А еще из уцелевших буквально чудом слободских зданий нельзя не вспомнить о двухэтажном купеческом особняке по Троицкой улице (д. 7/1). Впервые он засвидетельствован в документах от 1809 года, затем неоднократно перестраивался и к 1831 году числился за купцом Петром Федоровичем Недыхляевым. Недыхляевы, владевшие зданием до революции, занимались шерстяным сукном и в число богатейших не входили. Тем не менее их справный дом вслед за национализацией превратили в коммунальные клетушки. Перед Московской Олимпиадой его жителей выселили, он долго пустовал и едва выжил. Ныне после тщательного ремонта в нем с 1998 года размещен музей «У Троицы», на первом этаже которого собраны бытовые вещи, а на втором — предметы местных археологических раскопок. Музей славится гостеприимством с традиционными чаепитиями.

Что ж до слободского Троицкого храма, то его с арестом святителя Тихона захватили обновленцы, а впоследствии под разные нужды использовали властелины-временщики. Среди прочего площадка для коллектива В.Дударовой являла собою спасительный вариант его использования. Потом храм освятил патриарх Алексий II. Потом ему приписали возведенную в 2008 году расположенную в Екатерининском парке часовню во имя Александра Невского и Иоанна- воина. Ну а сама Троицкая слобода...

Да, нынешний центр Москвы включил в себя десятки былых слобод и поселений. Часть из них складывалась по национальному принципу. И по сей день об одном из таких поселений в самом центре столицы напоминает Армянский переулок.

Между тем и Владикавказ подчинил себе существовавшие ранее вне давшей начало городу крепости некоторые поселения, слободки, кварталы. Безусловно, к наиболее колоритным относится армянский квартал с Армянской улицей и армяно-григорианской церковью во имя равноапостольного Григория, просветителя Армении. Известно: Армения стала первым в мире государством, принявшим христианство как официальную религию. Не секрет и то, что десятки тысяч армян в силу различных причин оказались рассеянными вне родины. Когда на Тереке для охраны Военно-Грузинской дороги в начале XIX столетия возникла крепость Владикавказ, почти сразу же возле нее появились армянские ремесленники и торговцы. Уже к 1843 году они возвели деревянную церковь, спустя пару десятилетий замененную на каменную.

Любопытно, что в строительных работах участвовали специалисты из армянского Эчмиадзина, духовного центра страны, подобия нашего Сергиева Посада, и даже мастера-изографы из Италии. Церковь Григория в армянском квартале Владикавказа не подвергалась закрытию богоборцами. Старостой храма одну пору являлся отец будущего московского режиссера Евгения Вахтангова. Собственно, и жили-то армяне Вахтанговы напротив приходской церкви. Их дом сохранился. Силами столичного Вахтанговского театра его пытаются музеефицировать.

В Москве же квартира Вахтангова по Денежному переулку, д. 12, в мемориал обращена давно. Правда, попасть внутрь не так уж легко, поскольку необычный музей не входит в ранг муниципальных или государственных, а существует при дирекции Академического театра имени Евгения Багратионовича Вахтангова. Отец будущей знаменитости во Владикавказе владел табачной фабрикой и помышлял передать дело сыну. Того коммерция не интересовала — еще в гимназии он играл на сцене любительского театра и ставил свои первые опусы. Позднее в местной прессе несостоявшийся табачный коммерсант публиковал театральные рецензии, рассказы, очерки. Из Владикавказа Вахтангов подается в Москву, на исторический факультет университета, но еще на малой родине успеет обзавестись семьей и произвести на свет сына, архитектора и художника в грядущем.

Кстати, в собрании московской мемориальной квартиры в Денежном имеются незавершенный портрет Вахтангова кисти Коровина и изображение Рубена Симонова работы Николая Акимова. В Москве же Евгений Багратионович поступает в школу драматического искусства при Художественном театре, где его педагогами стали В.Качалов, А.Южин и Л.Сулержицкий. Последний как раз и разглядел в студенте потенциального режиссера, но пока... Вахтангова приглашают в Художественный — там он будет задействован как начинающий актер в «Живом трупе», «Братьях Карамазовых», «Гамлете». Чуть позже перспективный исполнитель сам начинает занятия со студентами университета, учреждая студию, для чего арендует Охотничий клуб на Воздвиженке. Увы, в наши неясные 90-е в Мансуровском переулке было уничтожено второе здание Вахтанговской студии. А неутомимый Вахтангов перед революцией играет в МХТ, ведет свою студию, преподает на курсах. Кипучая деятельность не пресеклась и с приходом советской власти, когда студия переросла в профессиональный драматический театр. Кроме того, в Еврейской студии «Габима» на Кисловке Вахтангов осуществил постановку спектакля «Гадебук», и теперь неподалеку от театра «Габима», реанимированного в Израиле, поднялся памятник Евгению Багратионовичу. Так уроженец Владикавказа, русский режиссер армянского происхождения очутился в Израиле. Чего не случается в нашей жизни! Случилось и то, что уже с 1931 года вдова режиссера стала приглашать в квартиру по Денежному переулку избранных посетителей, но полноценный музей возник лишь к 2010–2011 годам.

К слову, с той квартирой семье Вахтанговых помог живший неподалеку А.Луначарский. Он же для Вахтанговского театра подыскал выгоревший на Арбате особняк покинувших Советскую Россию горнозаводчиков Бергов. И кто из нынешних москвичей — да и многих гостей столицы — не знает расположившийся на пешеходном Арбате замечательный театральный дом, по праву носящий имя владикавказца Вахтангова. Как театрал со стажем, не единожды переступал порог этого театра и я, наблюдая за крепкими постановками и игрой прославленной труппы. М.Ульянов, Ю.Борисова, Л.Целиковская, Ю.Волынцев, А.Филиппенко — кого только не довелось лицезреть на вахтанговской сцене! Лишь за последние годы созерцал здесь «Дядюшкин сон» с В.Этушем в заглавной роли, «Письмо к Еве» с В.Лановым и Е.Князевым, оригинальный спектакль-обозрение «Пристани» в постановке нынешнего руководителя театра Р.Туманаса. Настоящее потрясение произвел идущий и поныне в Малом зале солженицынский «Матрёнин двор» с А. и Е. Михайловыми.

А вот прервавшая уже свой полет «Чайка» оставила странное или скорее нелепое впечатление. Вспомнился тут и удиравший на Николаевский вокзал после неудачи в столичной Александринке безутешный автор пьесы, вспомнился и совет, данный Чехову корифеем московского Малого А.Ленским, никогда не писать для театра. Впрочем, на очередную «Чайку», сложнейшую из чеховских пьес, шли с уверенностью в успехе, поскольку данная «Чайка» вспорхнула с широким размахом исполнительских талантов большинства мастеров Вахтанговской школы. И тем не менее нас поджидала дряблая режиссерская работа В.Сафонова, рассчитанная на невзыскательную аудиторию.

К великому сожалению, и сами актеры, всенародные любимцы, откровенно подыгрывали потребительскому вкусу. Из пьесы о трагедии человеческой непонятости и несостоятельности, драмы мечущегося, растерянного поколения, драмы бесчувствия и выхолощенной любви получилась... Нет, не комедия, как обозначал жанр автор, а нарочитый гротеск, фарс с элементами шутовства и буффонады.

Обычно комичными до гротесковости чертами постановщиками «Чайки» награждается доктор Дорн, над которым, похоже, пересмешничал и сам врач Чехов: вспомнил бесхитростно-навязчивые предложения этого лекаря по любому поводу испить валериановых капель. Здесь статичный эскулап В.Шалевича явно пасует перед выходками прочих персонажей. Так, беллетрист Тригорин в исполнении С.Маковецкого пинает ненавистную ему газету, срываясь с привычной мужской тональности в дурашливый петушиный фальцет. Как тут не обратиться к грубоватому высказыванию Ницше: «Они выблёвывают свою желчь и называют это “газетой”».

А вот управляющий имением Шамраев, наткнувшись на отказ подать ему лошадей, зачем-то лезет головой в озеро. Зачем? Кстати, эффект природного водоема подчеркивается со сцены звуками плещущейся воды, но всплески будто бы топят под собою глубинность озерных аллюзий пьесы: сложные личные отношения импонировавшей Чехову Лики Мизиновой с литератором Потапенко, а также эпизоды чеховско-левитановской дружбы, самострел художника и убийство им чайки на озере Удомля в Тверской губернии. Потому и упоминается в пьесе имя Твери, фигурируют и московские адреса, близкие Чехову: номера «Славянского базара», дом Грохольского на Молчановке.

Мы же вновь возвратимся на Арбат, в сценический дом Вахтангова, где по ходу сафоновского прочтения пьесы имеется водоем рукотворный, вокруг которого выстроены многие мизансцены. Находка? Едва ли: водой в различных видениях чеховских пьес никого не удивишь: была она у Додина в его Малом драматическом, была у Соловьева на «Таганке». Все уже было — эта данность воочию подчеркивает щемящее ощущение периодической нехватки на вахтанговской сцене крепкой и значимой режиссуры. На смену вдумчивому прочтению классики подошло облегченное и поверхностное верхоглядство. Развлечь и отвлечь — кажется, вот главные задачи увиденной вахтанговской «Чайки».

Да, на вахтанговской сцене всегда присутствовали ирония и озорство — куда без них? Только те проявления к данной «Чайке» отношения не имеют. Глубина не та. И вообще, по Чехову, потерянные люди, не утратившие способность любить, обречены на гибель, а те, кто страшится серьезных привязанностей, приспосабливаются к моменту и выживают. Вот драматургия. До хихикающей ли здесь легковесной зрелищности? Стало быть, «до», ибо Треплев В.Епифанцева, мучившийся творческим непризнанием (а паче материнским нечувствием), изображается то входящим в крик неврастеником, то влюбленным повесой, таскающим на закорках что-то щебечущую Заречную. Нет, как хотите, но не вяжутся эти образы ни с легкоранимыми чеховскими интеллигентами, ни с тонким обликом самого Антона Павловича: пенсне, аккуратная бородка, проницательный взгляд.

Мать Треплева, его антагонист актриса Аркадина, фланирующая, по замыслу режиссера, перед публикой в шароварах и делающая на подмостках гимнастические упражнения (Л.Максакова), прописана вовсе не чеховскими мазками. Не по-хорошему удивляет и Сорин Ю.Яковлева: трогательный скоморох, отстраненный от жизни. Часть действующих лиц, включая Заречную, невнятны вообще и едва слышны в рядах амфитеатра.

В общем, оговоркой одного из персонажей, «попали мы в запендю», очутившись в трясине скучной, ничего нового не сказавшей и обедневшей от потуг режиссера на развлекательность и от низменного заигрывания со зрителем, провальной версии «Чайки».

Прошло время — и нет уже с нами исполнивших в ней свои незадачливые роли Ю.Яковлева и В.Шалевича, нет и неряшливой, невразумительной «Чайки». Зато сохраняется разрушительная, потребительская психология, западня сиюминутных проблем и широкоформатной индустрии развлечений. Страна погрязла в формате «шоу». Жизни напоказ, жизни как представления.

Актеры вахтанговской сцены с завидным постоянством являют себя и Владикавказу, родине своего отца-основателя. Их благими идеями мало-мальски продвигается замысел музеефикации дома Вахтангова на Армянской улице.

К слову говоря, и московские соплеменники Вахтангова все увереннее чувствуют себя в Первопрестольной. Многонациональная Москва стала и их домом. И потому с конца 2013 года у нас, между Олимпийским проспектом и Трифоновской улицей, что совсем неподалеку от описываемого выше Троицкого подворья, появился духовно-культурный армянский центр с кафедральным собором, часовней Святого Креста и армянским музеем «Табан» — музеем культуры народов мира.

В музее нельзя не вспомнить о романе В.Пикуля «Баязет», где с фигурировавшим Владикавказом упоминаются и многие армянские города, часть которых впоследствии отошла Турции: Эривань, Эчмиадзин, Александрополь, Эрзурум, Карс, Гуниб, Игдыр. Кроме того, музей на Олимпийском проспекте, д. 9, славится экспозицией, рассказывающей о русско-армянских взаимоотношениях, и богат он видами древнейших армянских храмов VI–IX веков. Внутри музея нередки сменные выставки современных армянских художников.

Между прочим, армяне, по сути, православные, но ввиду исторической ошибки кое-кто и по сей день считает их еретиками. Так или иначе, армяне — старейшие в мире христиане. Быть может, вследствие этого они столь прочно вошли в наш российский мир, наш быт и культуру. Айвазовский и Сарьян, Вахтангов и его последователи Симоновы, Флоренский, Параджанов, маршал Баграмян — кто сейчас скажет, чего в них было больше: армянского? русского? Торжествовала великая общность. Знаменитый армянский коньяк «породил» московский предприниматель Шустов, а на столичном Армянском кладбище в Ваганькове наряду с погребениями гроссмейстера Т.Петросяна, писательницы М.Шагинян, композитора М.Таривердиева соседствуют могилы писателя А.Платонова, архитектора А.Душкина, педагога Вахтанговской школы и актера Ю.Катина-Ярцева, актрисы Н.Румянцевой. Добрый десяток современных столичных топонимов в той или иной степени связан с самой Арменией или ее досточтимыми сыновьями.

И Владикавказ также хранит память о выдающихся местных армянах. Так, в особняке семьи Казарян на углу улиц Революции, д. 61, и Кирова можно узнать, что эти владикавказские меценаты до революции подарили свой дом издательству и редакции газеты «Терек», а нынче здесь уютно расположился музей истории города. Подобный имеется и в нашей столице — причем он многократно менял названия и прописку. Был он располагавшимся в одной из водонапорных башен у Крестовской заставы музеем городского хозяйства, был Коммунальным и размещался в приснопамятной Сухаревской башне, затем стал музеем истории и реконструкции Москвы, обжив пространство храма Иоанна Богослова «под вязом» на Новой площади.

В конце концов ушло и это: экспозиция стала музеем истории Москвы, а с освобождением церкви под богослужения и переездом в корпуса провиантских складов и магазинов на углу Остоженки и Зубовского бульвара музей все чаще принялись именовать Музеем Москвы. И тем не менее кое-что в нем осталось незыблемым: к примеру, герб столицы, запечатлевший святого Георгия, поражающего копьем чудище. Помните культ Георгия во Владикавказе и Осетии в целом? Вот и опять на общий российский стол поданы осетинские пироги с московской начинкой. А что до нынешнего состояния музея Москвы, то, к сожалению, с переездом он существует пока лишь в рамках выставочных проектов. Основная экспозиция так и не нашла себе места. Жаль, ведь музей славился живописью братьев Васнецовых, Нестерова, Сурикова, Рябушкина. В нем хранилось редкое полотно Айвазовского «Вид на Москву с Воробьевых гор». Были и бытовые предметы прошлого, археологические изыскания, а также первый московский путеводитель В.Рубана 1775 года. Однако будем надеяться, что все возвратится на круги своя. А пироги...

Да, мы народы разные, но у нас во многом общая культура, единая история, вера. И страна у нас, русских и осетин, одна. Единая. И столица общая. Что нам тут до чужого мнения, до пресловутого Запада? Осетинские пироги с московской начинкой хороши и в Москве, и во Владикавказе. Хороши во всей России — ведь мы вместе...





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0