Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Рецензии на книги: Аньес МАРТЕН-ЛЮГАН. Мы не могли разминуться. — Софи КИНСЕЛЛА. Моя неидеальная жизнь. — Кадзуо ИСИГУРО. Не отпускай меня. — Милан КУНДЕРА. Невыносимая легкость бытия. — Ахмед СААДАВИ. Франкенштейн в Багдаде. — Фредрик БАКМАН. Три новеллы. — Наринэ АБГАРЯН. Симон

Аньес МАРТЕН-ЛЮГАН. Мы не могли разминуться

Все романы Аньес Мартен-Люган — бестселлеры. Все они построены по одной сюжетной схеме, разрабатывают одни и те же темы, обладают одинаковым набором деталей, создающих ткань повествования. Поэтому читатели ее любят, по ее книгам рисуют комиксы, у нее приобретают права на экранизацию. Читательница знает, чего ожидать от автора, и хочет погрузиться в ту же атмосферу, испытать те же чувства. Типичный набор Мартен-Люган: чувство вины, ужас крушения привычной жизни, захлестывающая несправедливость, борьба между разумом и чувствами, между амбициозностью и мягкостью. При этом читательница получает новый увлекательный сюжет с неожиданными поворотами.

Как видно по нынешнему количеству книг, вариаций одной и той же сюжетной схемы существует как минимум восемь. Главная героиня, с которой легко себя ассоциировать, — красивая и обаятельная, но не идеальная, сомневающаяся, путающаяся, испытывающая вину, но никогда не совершающая таких ошибок, за которые нельзя простить. В отличие от многих женских романов, книги Люган читать не стыдно, потому что не приходится отмахиваться от нравственных убеждений, оправдывая героиню, не приходится испытывать муки от нарушения логики, видя, что героиню (как в случае с «Дневником Бриджит Джонс») окружают заинтересованные ею мужчины, верные друзья, хотя сама она не умеет любить, дружить, быть заботливой и, главное, ничем в жизни не интересуется.

Героиня Аньес Мартен-Люган не делает зла, не изменяет, она страстно горит своим делом (будь то фотостудия, книжный магазин, шитье) и умеет наслаждаться жизнью, бытом, общением. Ее окружение состоит из трех мужчин и одной женщины. У нее есть друг с бесконечными половыми связями. Отличный, верный друг, у которого — очень удобно — нет постоянных отношений, и кинуться на помощь героине он может в самый нужный момент, в любое время суток. Есть другая хорошая женщина — сестра или подруга, восхищающая главную героиню своей энергией. Она обладает семейными связями, при этом ее энергии хватает на то, чтобы решать проблемы героини. Есть двое мужчин, роковой и уютный, метание между которыми составляет значительную часть текста. Всегда перед героиней стоит выбор между Парижем с его возможностями и пригородом с его спокойствием. Если в первых книгах делается выбор в пользу Парижа, то в следующих книгах героиня осознает ценность покоя.

В книге «Мы не могли разминуться» происходит развитие схемы. Героиня умудряется быть бизнес-леди, живя в пригороде, и новой дилеммой оказывается выбор между прибрежными территориями (с мотивом возможных странствий) и пригородом (со стабильностью). Ломается схема с мужчинами. Нет больше триады: друг-ловелас — роковой мужчина — уютный мужчина, поскольку уютный не претендует на ее жизнь, оставаясь призраком из прошлого, роковой оказывается смертельно болен и бросает героиню, чтобы уйти умирать, никого не беспокоя. А друг-ловелас оказывается давно влюбленным в героиню, что ломает типаж «забавного друга главной героини», а значит, саму структуру бестселлера Люган, ради которой покупают ее романы. Едва ли она сможет, не обращая внимания на этот этап, вернуться к старой схеме.

Конечно, есть в этой книге (и будут в последующих) бесконечные чашки кофе, ставшие секретом взлета Аньес Мартен-Люган, поскольку читателей, включая меня, заворожило название первого романа: «Счастливые люди читают книжки и пьют кофе». На месте курение, успокаивающее или, наоборот, отражающее беспокойство героев. Остается атмосфера искусства, к которому тянется героиня, из чего вытекают возможные следующие локации: книжное издательство или студия звукозаписи. Поскольку дети самой писательницы растут, растут и дети ее героинь, из чего можно предположить тему следующего романа — возможно, конфликт матери сына с невесткой.

В конце романа «Мы не могли разминуться» приводится длинный список музыки, под которую пишет Аньес. Это интересный ход, поскольку таким образом она показывает доверие к читателю: да, чтобы наполнить текст чувствами, я наполняю себя чувствами из этих песен; а еще я понимаю вас в предыдущих книгах смешило, что друг главной героини единственный, кто не посягает на ее интимность, поэтому вот вам, наслаждайтесь. Можно также предположить, что, раз Люган не боится рисковать и развивать свои темы, в романы все больше будут внедряться музыка и фотографии.

В конце концов, главное, чтобы Аньес Мартен-Люган продолжала писать. Будучи психологом по образованию, она всегда вспомнит из своей практики повод испытать чувство вины, которому будет посвящена очередная книга. А писать романы, заменяющие сеанс психотерапевта, — это благая цель для автора.
 

Софи КИНСЕЛЛА. Моя неидеальная жизнь

Обычно русской читательнице сложно ассоциировать себя с героиней переводного женского романа: слишком не совпадают реалии. С книгой «Моя неидеальная жизнь» все иначе. Здесь и до боли знакомые описания давки в метрополитене, и нелепые рождественские ярмарки, и подделки под «Кристиан Диор», превращающиеся в Кристин Биор. Здесь героиня завидует тем же маркам, что и россиянка: Миу Миу, Марни, людям, чей базовый гардероб составляют вещи из «Зары» и чьи дети ворчат на плохую работу последнего айфона. Те же реакции на те же вещи, и как следствие — те же стандарты. Приятный результат глобализации. Теперь, если писательница в одной стране решит одну проблему — ее можно будет точно так же решать везде. Софи Кинселла — решает.

Ее выводы и результаты не в том, что надо минимизировать использование Интернета, и в особенности Инстаграма и Пинтереста, задающих стандарты жизни, а в том, чтобы помнить: делая выбор между глянцевостью и честностью, нужно выбирать честность. Честность может привести к ссоре с родными, к потере работы, расставанию с мужчиной, но честность открывает глаза и себе, и другим, а слова, сказанные тогда, когда уже не было сил притворяться, соответствуя образу успешного человека, засевшему в голове, изменят жизнь — и твою, и чужую.

За книгами Софи Кинселлы рука не тянется. Причиной тому дурная традиция публиковать ее в обложках кричащих цветов, с плохим дизайном, что особенно неуместно здесь, в книге о великолепном дизайнере, понимающем, как выразить идею продукта через материал, через цвета, через «сигнальные» слова, которые привлекут покупателя в поисках «органических», подлинных ценностей. Человек, интересующийся этой темой, никогда не узнает, что «Моя неидеальная жизнь» об этом. Не узнает о том, что внутри — про коров и чистку лошадиных копыт, про дорогие особняки и их высокие лестницы, на которые так трудно поднимать коляску. О том, какое унижение — пытаться без денег влиться в компанию богатых коллег. О том, какие муки испытываешь, отдавая в армию спасения случайно полученные 50 фунтов, когда необходимо срочно купить компьютер. О том, как здорово вернуться к себе. О том, как становишься счастливой, если перестаешь делать прическу, за которой нужно ежедневно следить. О том, как совместить то, что совместить невозможно, — деревню и Лондон, красоту внешнюю и внутреннюю.

Ника РЫЖОВА
 

Кадзуо ИСИГУРО. Не отпускай меня

С лауреатом Нобелевской премии по литературе за 2017 год я хотела познакомиться давно. Имя британского писателя японского происхождения встречала в контексте мультикультурализма, здесь стоит упомянуть роман «Там, где в дымке холмы» 1982 года, повествующий о японке, живущей в Англии. Исигуро словно проводит синтез европейского и азиатского взглядов, описывает катастрофу Нагасаки через призму воспоминаний. Однако «Не отпускай меня» оказалось произведением совсем другого плана.

Перед нами альтернативная Великобритания конца ХХ века. В центре повествования находятся дети из специальной школы — Хейлшема. Одна из бывших воспитанниц, 31-летняя Кэти Ш., работает неким помощником доноров, встречаясь с людьми из прошлого, она начинает рассказывать историю своей жизни. Вместе с близкими друзьями — активной Рут и несдержанным Томми — Кэти выросла в закрытой школе, в которой царила атмосфера тревоги и недосказанности.

Автор создает картину из обрывков разговоров, полунамеков. Героям, как и нам, читателям, предстоит понять, чем они отличаются от тех, кто живет снаружи. С первых страниц становится ясно, что некоторых людей используют как материал, с самого начала встречаются слова «донор» и «выемка». Информация предоставляется дозированно, эта интрига заставляет читать дальше, переходя от одной незамысловатой детской истории к другой, в конце ожидаешь содранных полотен, взрыва, раскрытия тайн, но ничего из этого не происходит.

Произведение написано простым языком, а потому читается легко и быстро. Исигуро разделяет его на небольшие главы, обрывая повествование на самом интересном месте. Мне не хватило развернутой художественной образности, стилистических оборотов. Яркий лиризм встречается разве что в названии. В остальном, в ожидании сюжетных поворотов, мы читаем о буднях героини и большую часть романа наблюдаем только развитие взаимоотношений трех героев.

По жанру это антиутопия, которой в тексте нет. Здесь мало общего с канонами Замятина, Оруэлла, Хаксли, где устройство вселенной играет важную роль. В данном случае выстроенный мир автора — всего лишь декорация для действий, описывающих взросление, юношеские тревоги и надежды. Книга затрагивает темы души и искусства. Но даже коренного мотива смирения со своей судьбой было недостаточно, он раскрывается только в конце романа.

Возможно, причина моего разочарования в слишком больших ожиданиях: журнал «Тайм» включил «Не отпускай меня» в список ста лучших английских романов всех времен. Безусловно, нельзя выставлять категоричную оценку произведению, наполненному философским подтекстом, но я бы посоветовала для начала обратиться к другим работам данного автора.
 

Милан КУНДЕРА. Невыносимая легкость бытия

В 1984 году во Франции публикуется роман, который навсегда впишет имя Милана Кундеры в историю литературы. «Невыносимая легкость бытия» — это реалистическое произведение, наполненное философским осмыслением действительности. Экзистенциализм, развивавшийся в ХХ веке, активно воспринимался деятелями искусства и преобразовывался в произведениях. Переломные исторические события актуализировали темы свободы, выбора, жизни и смерти. Наглядным примером может служить роман французского писателя чешского происхождения.

Среди персонажей нам представлены: авторский голос, главный герой Томаш, подающий большие надежды молодой врач, его супруга Тереза, любовница Томаша художница Сабина и ее мужчина Франц. Уже в этом перечислении маячит сложное переплетение любовных линий. Герои романа полны реалистических черт, они обладают собственными сокровенными секретами, их страхи связаны не только с мыслями о смерти, их тревожит принятие решений, ответственность, последствия выбора, что приводит к ночным кошмарам, истерикам, депрессии.

Стоит обратить внимание на то, что роман построен на противопоставлении. Ветреный Томаш по-настоящему любит только стабильную Терезу, к свободной от ограничений Сабине тянется серьезный Франц. И рождается вопрос: что это — органичное уравновешивание или насилие друг над другом? На это читатель ответит сам.

Прослеживается антитеза китча и искусства через Сабину, вся она — олицетворение легкости. Ее настолько страшит тяжесть в образе надгробной плиты, что она просит развеять ее прах по ветру. Сабина отрицает ограничения и запреты, не разделяет идеи коммунистической партии и выражает это через свои картины, в ее творчестве сливаются две темы, два мира, она не принимает крайности китча. Но так ли прекрасен лишенный всяких обязательств путь, если он представляет собой череду предательств?

Отдельное место уделено проблематике тисков тоталитарного режима — именно вокруг пражских событий 1968 года разворачивается сюжет. Советское вторжение в Чехословакию выбивает людей из привычной колеи, они теряют чувство безопасности и стабильности. Режим проникает в частную жизнь и вредит тем, кто ему противится. В полной мере показана хрупкость человеческой личности, то, как легко ее сломить, пусть это даже национальный лидер. Многое становится ясным по реакции героев на происходящее: Томаш занимает, казалось бы, пассивную позицию, пока Тереза рискует и документирует в фото беспокойные улицы родной Праги. Но все оказывается сложнее, когда Томаш остается верным своим принципам, тем самым подвергая риску успешное будущее.

Все произведение полно постоянного движения, это касается не только сюжета, но и восприятия событий. Вначале Томаш — холостяк, сменяющий свой образ жизни на «тяжелый» семейный, однако брак ничего не меняет, и он продолжает искать утехи в многочисленных женщинах, только теперь с кольцом на пальце. Со временем герой осознаёт, что Тереза на самом деле привносит легкость в их союз. Хотя ей и тяжело переживать измены мужа, доводящие до неврозов, ее любовь не позволяет разрушить их отношения. Но любому терпению приходит конец, и когда Тереза неожиданно исчезнет, главное решение останется за Томашем.

Само название наводит на рассуждения: выходит — легкость невыносима. Человек, осознанно или нет, стремится к тяжести, которая якорит, привязывает его. Работа, место жительства, в глобальном смысле даже наличие друзей и приятельских связей заставляют закрепиться где-то.

Но куда бы ни сбегали Томаш и Тереза, ситуация повторяется, словно подтверждая такую банальную истину о том, что от себя нельзя убежать. На эту тему и рассуждает рассказчик, ссылаясь на философию вечного возвращения и противопоставляя ей принцип «Einmal ist Keinmal» («один раз не считается»). Жизнь этих блуждающих людей, отсутствие влияния страшных событий доказывают: их бытие совсем невесомо, словно лишено смысла.

Милан Кундера затрагивает вечные вопросы поиска смысла жизни, демонстрирует противоречия бытия. После прочтения остаются мысли, требующие немалого размышления. Кундера описывает людей с их надеждами, мечтами и слабостями, многие из которых знакомы почти каждому. А потому его произведения не теряют своей значимости и по сей день.

Анна ТАРАСОВА
 

Ахмед СААДАВИ. Франкенштейн в Багдаде

Роман Ахмеда Саадави «Франкенштейн в Багдаде». Или, может, все-таки «Легенды иракской улицы», как изначально и планировал назвать свою статью Махмуд ас-Савади, герой книги, молодой, перспективный, но такой трусливый журналист? Потому что больше всего книга похожа на неплохой сборник легенд и историй. Вернее, их отрывков.

Саадави словно решил не просто написать о сшитом из разных кусков герое, но и таким же способом оформить сам роман. Он пока не разваливается, но некоторые его части уже еле держатся на единственной нити. А какие-то швы только-только начинают расходиться. Бросишься догонять одну мысль, но она уже улизнула в ворохе фактов, символов и событий. А иной раз, даже пойманная — вот она, но зачем?

Роман Саадави в первую очередь об Ираке: это Ирак после вторжения США, уже потерявший иллюзорную стабильность режима Саддама Хусейна, страна, в которой невозможно не думать о смерти. За ироничностью, сказочностью и просто примитивной игрой в метафоры скрывается жонглирование политическими вопросами. Как это началось? А что, если бы не...? Кто же все-таки прав и зачем все это было?

Саадави иронизирует, даже чересчур много: высмеивает коррупцию в лице главного редактора журнала «Аль-Хакык» Али Бахера ас-Саиди, произвол, беззаконие, пытки, насилие, игру во власть, игру в богатство, достигаторство, политиков, в грош не ставящих жизни людей, эзотерику. Даже над смертью он смеется, хотя бы потому, что выбрал центральным персонажем перекроенного Франкенштейна — нечто, что пришло в мир, как оно само считает, через Тьму, с целью мстить за жертв бессмысленных терактов, бесплодных войн. Но так ли все однозначно с оптикой: разве на нем, на Безымяне (или, в других переводах, Какегозовут, Whatsitsname), нам нужно сосредоточить взгляд? Если бы так, было бы гораздо проще. Но автор вложил нам в руки калейдоскоп: одно движение, узор меняется, и вот уже новый персонаж хочет о чем-то рассказать и что-то сделать.

Все начинается с Элишвы, пожилой вдовы, то ли сошедшей с ума, то ли блаженной, то ли попросту сбежавшей от травмы. А ее травма — не вернувшийся с ирано-иракской войны сын Даниэль. С тех пор время в ее доме замерло в бесконечном трауре: старый кот все линяет, но никак не облезет до конца; город сотрясают взрывы, но внутри ее дома спокойно и тихо, ничего нового, все так же, как и было двадцать лет назад.

Даже святой Георгий на стене одной из комнат замер со своим копьем, будто ему и не надо убивать змея. Смотрит на Элишву спокойными глазами, иногда разговаривает с ней, но чудище так и не трогает. Для старушки это является доказательством того, что все на свете пребывает в смежном состоянии: остается недосказанным и недоделанным. Ее сын не мертв и не жив — замер где-то посередине, как и сама Элишва — в черном траурном платке, с одними и теми же хлопотами день ото дня, неизменно сидящая перед иконой Георгия Победоносца и выпрашивающая благую весть.

Эта подвешенность, с одной стороны, статичная точка, а с другой — бесконечный цикл, выйти из которого невозможно даже чисто логически: некоторые вещи, например, насилие, не имеют конца. В такой цикл и попадает сам Безымян: круговорот насилия, которое сперва он оправдывает своей высшей миссией, местью за всех невинных жертв, погибших в терактах. Куски плоти, из которых он состоит, — части тела, собранные его нерадивым отцом Хади с мест взрывов — он, монстр, состоит из многих людей, души которых жаждут возмездия. Они, как маячки, указывают Безымяну, куда идти и кому мстить. А как только месть свершается — отваливаются. Дело сделано. Когда миссия будет окончена — исчезнет и он сам.

Удивительно, что его первой жертвой становится вовсе не террорист, а враг самой Элишвы. В ночь своего создания Безымян случайно забрел к ней в дом, и та, сама того не понимая, провела ритуал, начала этот круг насилия, даровав Франкенштейну имя и жизнь — приняв за пропавшего Даниэля. И Безымян отомстил: убил негодяя, когда-то завербовавшего сына Элишвы на войну.

Но он допустил ошибку, считая, что у мести есть начало и конец. Из инструмента правосудия Безымян превращается в существо, цепляющееся за жизнь. Из героя, «первого гражданина Ирака», карающего преступников, он сам становится преступником. Что его страшит? Неизвестность, небытие, ничто — ему страшно рассыпаться, сгинуть. Его старые глаза слепнут, выходят из строя, и он вырезает новые у случайно подвернувшегося бедняги. Безымян утешает себя тем, что на опасных улицах Багдада любой рано или поздно — мертвец. Просто еще не знает об этом. Получается, его тайное желание и конфликт — остаться жить как можно дольше, может быть, даже без цели, но жить.

Он не единственный, чья цель — выжить. Саадави создал пространство сотрясающегося от взрывов Багдада, в котором никому не хочется умирать. Хочется если и не жить в полной мере, то хотя бы тихонько и осторожно выживать. Этого хочет и Хади-Барышник, сочетающий в себе типы архетипического шута, фокусника и создателя.

Соседи называют его Хади-враль. Он известный сказочник и выдумщик: расположившись в кофейне Азиза аль-Мысри, Хади травит байки слушателям. А они и рады — еще и угощают его чаем, обедом или алкоголем. Потому что люди любят сказки. Они не верят Хади, но ему это на руку — свою главную ошибку и тайну, создание Безымяна, он облекает в шутку, превращает в плод своего воображения.

Тайное, конечно, отнюдь не всегда становится явным, но в этот раз станет. Ночь, когда Безымян вошел в мир, стала для барышника точкой невозврата. Отныне ему придется стойко терпеть удары судьбы, метафорические и буквальные. И он, подобно святому Георгию, все вынесет, не опустит руки и продолжит свой путь.

В этом ему поможет черта создателя: он может оживить не только мертвое тело, но и старую, ни на что не годную мебель, изъеденный жучками стол или шкаф. У него всегда есть идеи и силы бороться и выживать. Вот только удел Хади — бесконечное одиночество: его друг и партнер по работе Нахем Абдеки погиб в теракте. Безымян становится способом пережить травму потери: от Нахема из-за взрыва почти ничего не осталось, только обгоревшие куски мяса. Барышник словно воссоздает тело друга, сшивая воедино останки погибших людей.

Страшная картина. И страшная судьба. В конечном итоге, как и подобает создателю, Хади возьмет грехи своего чада на себя: жителям Багдада нужно знать убийцу в лицо, даже если это вовсе не то лицо.

Вроде бы выработался определенный ритм повествования. Это хорошо. Но его бессовестно рушит история еще одного персонажа, Махмуда ас-Савади. Я уже упоминала его в самом начале — неспроста. Это один из центральных (снова) персонажей.

Со стороны кажется, что у него нет обязательного элемента в этом романе — травмы. Он скорее случайный прохожий, нежели житель Багдада, и играет по другим правилам. В нем не найдешь всепоглощающего желания выжить — он хочет именно жить, он молод и готов на все. Время для него не замерзший лед, а непредсказуемая река с сотнями ручейков. Он и сам не знает, к какому берегу его прибьет течение.

Но фигура его не так однозначна, как кажется. Посмотришь сначала: молодой мужчина, постоянно (даже чрезмерно) думает о женщинах, мечтает о славе и богатстве. Неопытный, но амбициозный юноша? Знает, чего хочет, и идет к этому? Но он скорее двойник Безымяна. Такая же игрушка судьбы, марионетка, которая не в состоянии что-либо изменить. Мы слишком поздно узнаём о его прошлом, о том, что привело мужчину в Багдад. А именно: недальновидность, наивность и глупость. Чрезмерная уверенность в себе. Махмуд навлекает на себя гнев бандитов, порицая одного из них в своей статье.

В общем-то в Багдаде его жизнь кардинально не изменится. Но вместо собственной глупости им будет руководить нечто куда более опасное: политика, самодурство, ненависть. Вот он стоит перед нами, в хорошем костюме, причесанный и с довольным лицом. На его правом плече, естественно, дьявол — Али Бахер ас-Саиди, его загадочный шеф, в вечно приподнятом настроении, подтянутый, импозантный и с хорошо подвешенным языком. С другой стороны, на левом плече тоже дьявол — Наваль аль-Вазир, сорокалетняя кинопродюсерка, записанная в телефоне шефа как «666».

Эти второстепенные герои и водят Махмуда за нос, как глупого ребенка. Шеф — с помощью денег и власти, а Наваль — старым добрым обольщением. Все по канону: яблоко, змей. Вот только сопереживать такому герою не сильно хочется.

К слову, о носе: Безымян появился на свет только после того, как Хади приделал ему нос — а, как известно, шайтан по ночам залезает в людские носы. Махмудом, как и Безымяном, руководит шайтан.

Может быть, у молодого журналиста и нет травмы, как у большинства положительных героев романа, но, как и у Франкенштейна, у него есть конфликт. «Что я хочу» не равно «что я делаю».

Ему так хочется быть как ас-Саиди, но не хватает характера и смелости. Он не говорит своим демонам «нет», потому что не хочет. Но и не говорит им «да» — потому что трус. Махмуд, в отличие от Элишвы, не застрял на месте. Он кидается в разные стороны, но и сам не понимает зачем. В итоге, неслабо упав с высоты, выстроенной им самим из иллюзий и выдумок, журналист бежит из Багдада. Снова побег, стало быть, ничего и не изменилось.

В конце автор подбрасывает ему последнюю возможность: отречься или поддаться. Ответить на письмо шефа, позвонить Наваль. Внести ясность. Но он ничего не скажет — и это не ответ «нет». Это инфантильное бездействие.

За всем этим калейдоскопом героев и историй, Хади, Элишвы, Махмуда, теряется сам Безымян. Ворох деталей, намеков и недосказанностей не помогает, а путает. Кто? Кого? Зачем? А на самом деле?

Не получается отыскать главного из всех главных: вокруг кого строится вся история? Барышник? Бедная старушка? Журналист? Кто-нибудь еще? В конце вдобавок к невнятной развязке багдадской истории Саадави добавляет еще двух персонажей: некий «автор» и некий «второй ассистент».

Начинаешь перебирать все кусочки пазла, искать место для новой загадки. И теряешься окончательно. Досадно, если целью иракского автора было утопить читателя в сомнении и недосказанности. Да и детективная линия не работает: мы так и не поняли, кто жертва, а кто преступник.

Ощущаешь себя на соревнованиях по пинг-понгу. Смотри сюда. Нет, сюда. Нет, снова сюда. А теперь вот туда. Так, а где мячик?

Может, закатился куда-то. Может, его и не было никогда.

Елизавета МАЛЫШЕВА
 

Фредрик БАКМАН. Три новеллы

Фредрик Бакман — свой парень. В одной из журнальных колонок он написал: «Я просто не могу заткнуться». Он учился на религиоведении, но не доучился, работал за небольшие деньги в маленьких изданиях и даже был водителем грузовика. В своих текстах он не старается встать рядом с читателем, он и так рядом, он говорит о своем самочувствии, объясняет, как текст стал книгой, благодарит за то, что выбрали именно его произведение, то есть не создает пропасти между собой и читателем; возможно, Бакман вообще не знает, что так бывает.

Шведский автор не заслужил пьедестал только по роду своего занятия. Автора будут хвалить, но ровно так же, как и ребенка, который к уроку в школе сколотил скворечник из досок, добавив веток и мха. К шведу-писателю вряд ли подойдут в магазине, если узнают. Как не подойдут к знакомому врачу или учителю ребенка. В России никак не могут привыкнуть, что автор может быть просто человеком, и это мы видим в том, как усердно замазываются следы автора.

В 2019 году под одной обложкой вышли три его новеллы: «Сделка всей жизни», «Каждое утро дорога домой становится все длиннее», «Себастиан и тролль».

Перед текстом «Cделка всей жизни» Бакман пишет о том, что год для него был тяжелый, тяжелее, чем он мог бы вынести. В русском переводе новелла «Сделка всей жизни» не получила таких уточнений, и неизвестно, чья в том вина. Перед другой своей новеллой, «Каждое утро дорога домой становится все длиннее», Бакман объясняет, что эта новелла — собрание записей из его блога, которые он написал для поддержки фонда исследования мозга. Он снова благодарит читателя за выбор его книги и добавляет, что это произведение еще и о времени. В русском переводе получилось: «Эта новелла — о любви и о страхе. О том, что очень часто они живут бок о бок». Вот так Бакман начал нехотя и без своего в том участия повествование о любви и страхе и об их обоковленном сосуществовании.

У Бакмана выходит собирать бинго из трендовых тем — умирающая от рака пятилетняя девочка и говнюк-бизнесмен, трогательный старик с альцгеймером, его сын и внук и дальше ребенок с психическим заболеванием — слишком типичные сюжеты, Бакман находит их в современности и использует, но он и не претендует ни на что. Мы не увидим претензию на великое, это просто довольно хорошие истории.

Но Бакман все же не доверяет своему читателю до конца, он искренен в своих предисловиях, но его не покидают сомнения, что читатель сам не справится с пространством текста, отсюда появляются дополнительные объяснения, приводящие автора к логическим ошибкам. Так, он пишет, что смерть в виде седой старухи в сером свитере приходила к матери героя, и герой позже нашел на тапках серые катышки — видимо, от свитера смерти. Мы представляем себе такое возможным только в случае, если мать героя сражалась и выдернула из смерти шерстяные клоки, чего, разумеется, текст не предусматривает.

Он пользуется старыми приемами — он очеловечивает смерть. Она живет, пьет пиво, имеет своих любимчиков, но Бакман увлекается, и смерть у него даже вяжет вещи. В рассказах присутствуют откровенно слащавые моменты: встреча с умершей женой, их вроде как милые разговорчики о прошлом. Рыдающий от боли ребенок с болезнью психики и богач, осознавший всё к 45. Игра с чувствами читателя, но, если сидеть с читателем рядом, разве запрещено это делать? Ведь, как говорилось выше, Бакман ни на что не претендует, он в ограниченных масштабах одного человека при помощи простых слов, незамысловатых образов исследует жизнь.

Периодически Бакман не старается и, возможно, сам не понимает, что пишет: так, уголки губ девочки скачут скакалочно через покинувшее веки отчаяние. В русском варианте переводчик справился с этим недоразумением, но сумел создать «пульсирующие предметы» вместо «предметов с пульсом» (словно живые) и т.д. Если же русскоязычный читатель сможет прорваться сквозь сложности перевода, стать другом Бакману, то он окажется в простом мире живых, самых обыкновенных людей.

Анастасия ХВОЙНИЦКАЯ
 

Наринэ АБГАРЯН. Симон

«Симон» вышел в 2020 году и сразу стал бестселлером. Эта книга не первый успех автора. Предыдущие романы, повести и рассказы Абгарян также получали широкую поддержку среди читателей и признание среди критиков, в том числе европейских, и завоевывали различные награды и литературные премии.

Роман начинается с похорон того самого Симона — престарелого каменщика из крохотного армянского города. Симон был известен среди горожан не только ремеслом, но и слухами о своих многочисленных любовных подвигах — вот и на его похороны являются не только родственники и старые товарищи, но и несколько бывших возлюбленных. Похоронами заправляет жена Симона, она же и без удовольствия принимает его любовниц, однако женщины быстро находят общий язык и начинают делиться друг с другом историями о своей жизни и об отношениях с покойным Казановой.

Завязка удачна — сцена встречи нескольких «вдов» предвещает хорошую комедию. Впрочем, такую историю можно смело развивать в любом направлении — интрига позволяет. Автор, правда, так и не делает однозначного выбора в сторону конкретного жанра и предпочитает вместо этого разделить дальнейшее повествование на несколько почти не перекликающихся друг с другом частей.

Роман, если не считать вступительную и заключительную части, представляет собой четыре новеллы — в каждой рассказывается история одной из женщин.

Но, несмотря на грамотное начало и композиционную устроенность, текст выглядит не по-хорошему наивным и пестрит целым набором огрехов, свойственных неопытным, начинающим авторам, — тем страннее, что написан-то роман известным и, казалось бы, многое повидавшим писателем!

В первую очередь выдает многословие: здесь и великое множество самых разнообразных подробностей, которые, конечно, по-своему обогащают художественный мир, но едва ли читателю так уж необходимо знать по имени и фамилии каждого мало-мальски важного персонажа и его семью или, например, названия гор, рек, сел, городов и областей, которые зачастую упоминаются лишь один-два раза на протяжении всего романа. Точно так же это желание сделать сюжет как можно более правдоподобным, натуральным проглядывает и в постоянных неловких объяснениях каждого действия и события: если кто-то здесь куда-то идет, то обязательно зачем-то, с неким назначением, если кто-то что-то сказал или сделал, то и за этим всегда следует причина — потому что подумал или вспомнил то-то; что уж говорить о вворачиваемых невпопад диалектизмах, которыми автор называет различные явления армянского быта и которые тут же, в сносках под страницей, как бы извиняясь, поясняет. Все это не является плохой чертой само по себе, но в таких объемах неизбежно заставляет задаться вопросом: «А так ли уверен автор в том, о чем рассказывает, или только хочет казаться уверенным?»

Но и с этим можно было бы примириться, если бы не бесконечное стремление к тому, чтобы все сделать «покрасивее» — даже тазики здесь «цвета топленых сливок», но никак не бежевые или хотя бы кремовые. Слезы при этом неизменно горькие, вздохи судорожные или, на худой конец, протяжные, а сердца у героев если и появляются, то не иначе как для того, чтобы выпрыгнуть из груди — видно, что если где-то можно обойтись каким-нибудь готовым набором слов и не напрягать лишний раз фантазию, то Абгарян так и поступает, а если все же она и пытается выдумать что-то свое, то ее подводит вкус, и рождаются перлы вроде «лысой, как пятка, головы».

Конечно, есть в романе и много хорошего — это и трогательные истории, и живо переданные, да так, что к ним даже привязываешься, национальные и культурные особенности, это и последняя новелла, явно стоящая на голову выше остальных по качеству проработки характеров и уровню драматизма, но и тут нет-нет да и портится впечатление: либо от по большей части трафаретных, однозначных персонажей, либо от отсутствующего чувства меры — где уже и так достаточно эмоций, все переходит в истерику, где уже и так достаточно мрачно и трагично, персонажи все продолжают мучиться и умирать, где уже пора остановиться и поставить точку, история все продолжается и продолжается.

Вот и выходит, что и задумка хороша, и сюжет многообещающий, а написано то скучно, то банально, то попросту не очень старательно. Явно не лучшая из книг Абгарян, хотя если хочется легкого чтения о любви, доброте и душевной гармонии, то «Симон» все же заслуживает внимания.

Илья ПИЛЕЦКИЙ





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0