Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Две Меланхолии, или «Как насчет песни?»

Наталья Барышева — публицист, культуролог. Окончила Литературный институт имени А.М. Горького. Печаталась в журнале «Моск­ва», в альманахах «День поэзии. ХХI век», «Артбухта» и «Русский смех». Является постоянным авто­ром Севастопольского городского ин­тернет-портала «ForPost-Афиша». Живет и работает в Москве.

К 550-летию Альбрехта Дюрера, 65-летию Ларса фон Триера и 10-летию фильма «Меланхолия»

Меланхолия первая

Ровно 500 лет назад Альбрехт Дюрер начал работу над самым таинственным в истории мирового искусства произведением — гравюрой на меди «Меланхолия». Разгадать идею этого странного сюжета, кажется, под силу только человеку, посвященному в какие-либо мистические таинства. Масонство во времена Дюрера еще не существовало. Различные рыцарские ордена, которые ему предшествовали, — это пожалуйста.

Но нас сейчас волнует не мистика. Что, если еще раз попробовать взглянуть на эту вещь из нашего, XXI века и поразмышлять? Кто на ней изображен? Одни говорят: это крылатая женщина. Другие: это Гений. Как описать состояние, в котором пребывает это создание? И почему оно в нем оказалось? Хорошо, назовем его Гением. Ясно, что это не совсем человек и в то же время не совсем надмирное существо.

Гений, находясь над миром, в то же время занимается строительством этого мира. Он сидит в окружении разбросанных в беспорядке столярных и строительных инструментов, измерительных приборов, подперев рукой голову, погруженный в глубокую задумчивость. На голове его лавровый венок, но мрачное бессилие читается во всей его фигуре, рука с циркулем опустилась на платье, и циркуль острием упирается в ногу. К поясу привязаны связка ключей и кошель. Рядом валяется сфера (символ земного шара?), дальше виднеется большой каменный многогранник, из-за которого выглядывает плавильный тигель. Верные помощники — один (тощая собака) спит у ног, свернувшись калачиком, другой (Путто с крылышками) скрупулезно ведет какие-то записи, пристроившись на огромном колесе... Справа возвышается каменное здание, к нему прислонена деревянная лестница. На стенах здания висят песочные часы (время), весы (справедливость), колокол (божественный глас) и начертан магический квадрат (тайные знания). Вдали, над миром, над приморским городом, развернулась яркая радуга — то ли символ надежды, то ли знак наилучших побуждений миростроителя. А в радугу влетает хвостатая комета, в лучах которой распростерла крылья огромная летучая мышь. На крыльях мыши надпись: «Меланхолия первая».

Меланхолия вторая

Думается, без подсказок тут не обойтись. Но мы пойдем их искать в не менее таинственном месте...

В 2011 году один из самых скандальных кинорежиссеров Европы Ларс фон Триер явил миру столь же загадочную и неоднозначную картину, с тем же названием: «Меланхолия». Она характеризуется как «психологический фильм-катастрофа». В фильме две части, названные именами двух женщин-сестер, и пролог. Вагнеру не посчастливилось дожить до наших дней и узнать, что свою увертюру к «Тристану и Изольде» на самом деле он написал к фильму Ларса фон Триера. Сказать, что его музыка пришлась кстати, — это ничего не сказать. Скорее она стала главным героем, это голос самой Меланхолии, приближающейся к Земле планеты, и это как раз тот голос, который решил судьбу всего живого. Решил — и с прискорбием привел приговор в исполнение...

Действие первой части фильма начинается так. Мы видим огромный свадебный лимузин, который застрял на узенькой проселочной дороге. Сразу бросается в глаза несоответствие... Кое-как лимузин выруливает, но молодые опаздывают на собственную свадьбу на пару часов. Невеста (Жюстин) с самого начала ведет себя странно. Она как будто нарочно оттягивает время. Уже перед входом в замок, где их ждут гости, она вдруг смотрит на небо и начинает расспрашивать присутствующих о «красной звезде», потом убегает в конюшню — поздороваться с любимцем Авраамом... Впрочем, пока что все это в рамках позволительных капризов. Дальше — интересней. Жюстин то и дело убегает с торжества: вот она отправляется в удаленный уголок поля для гольфа, и опять ей не дает покоя «красная звезда»; вот она вдруг оказывается в ванне, когда гости с нетерпением ждут разрезания торта женихом и невестой; то она баюкает своего племянника Лео; то вдруг сбегает с брачного ложа и занимается сексом с первым встречным... Потом что-то в сердцах высказывает своему работодателю, и — свадьба рассасывается. Уезжает жених («Ну, я поеду»), все уезжают, и на этом первая часть фильма завершается. Часть вторая повествует о том, как больную Жюстин выхаживает ее сестра Клэр, а тем временем приближается планета Меланхолия, и все готовятся встретить неизбежное.

Клэр: Я хочу, чтобы мы были вместе, когда это случится. Может, снаружи, на террасе? По бокалу вина, может быть?

Жюстин: Ты хочешь, чтобы я выпила бокал вина на твоей террасе?

Клэр: Да. А ты? Ты сделаешь это, сестричка?

Жюстин: А как насчет песни? Девятая Бетховена? Что-то в этом духе? Может, свечи зажжем?.. Знаешь, что я думаю о твоем плане?

Клэр: Нет. Я надеялась, что тебе понравится.

Жюстин: По-моему, это полное дерьмо.

Весь этот двухчасовой бред кончается тем, что планета врезается в Землю и все умирают... Бред? А в чем же тогда смысл? И почему «жизнь на Земле — это зло»? Почему «никто не будет жалеть о ней»? Потому что невесты странно себя ведут на собственных свадьбах? Или потому, что режиссеры снимают странные фильмы?.. Смотрим все сначала.

Действие фильма разворачивается в старинном замке, расположенном на огромной территории, приспособленной под поле для гольфа. Гольф, как известно, игра для аристократов. То есть речь идет о людях очень богатых. Владелец этого бизнеса и он же хозяин замка — Джон, муж Клэр, сестры Жюстин. Именно он оплатил расходы на свадьбу. Кажется, все тут подчинено заботе о счастье Жюстин...

За свадебным столом мать невесты произносит речь о том, что она ненавидит браки. Заметив подпорченное настроение сестры, Клэр уводит ее и начинает внушать, что та не должна устраивать сцен. «Но я ничего не сделала», — защищается Жюстин. «Ты понимаешь, о чем я». Что это? Какое-то распределение ролей? Договор? Почему, собственно, невеста должна устраивать сцены? Для кого эта свадьба? «Сцена» — это когда сошла улыбка с лица? «Но я улыбаюсь, улыбаюсь и улыбаюсь». — «Ты лжешь нам всем!» Когда невеста отлучается, Джон психует: «Не могу ее видеть! Она угробила мне свадьбу!» Разговор наедине:

Джон: Ты хоть знаешь, во сколько мне все это вылилось?

Жюстин: Нет. А должна?

Джон: Да, пожалуй, должна. Это очень большие деньги! Огромные деньги!

Жюстин: Но, я надеюсь, ты не пожалел, что их потратил?

Джон: Только при условии, что мы с тобой заключим сделку.

Жюстин: Сделку? Какую?

Джон: Ты должна обещать, что ты будешь счастлива.

Жюстин: Да, конечно, Джон. Спасибо тебе.

И все бы можно было принять за мрачную шутку циничного делового человека, который на самом деле желает счастья сестре своей жены. Но что-то подсказывает, что тут больше угрозы, чем «доброжелательства». «Ты должна отлично играть роль счастливой жены» — вот что слышно за этими словами. Раз уж все равно «угробила мне свадьбу». Джон часто повторяет: «Сколько лунок на нашем поле для гольфа? Восемнадцать! Восемнадцать лунок! Где вы найдете еще такое?!» Еще одно несоответствие. Дело в том, что стандартное поле для гольфа всегда имеет восемнадцать лунок. И «такое» найдешь везде, где только вообще есть поле для гольфа. Чувство собственной важности у Джона настолько гипертрофировано, что он уже не чувствует реальность. Он жаден до умопомрачения — спокойно даже не может заплатить таксисту («загнул, сукин сын!»). И в то же время он примерный семьянин. У него все просчитано. Он покажет ребенку в телескоп «пролет Меланхолии». Но запасется продуктами «на случай, если она пролетит слишком близко». Когда выяснится, что столкновения не миновать, он просто покончит с собой, чтобы ничего не видеть. Клэр найдет его в конюшне, похоронит под соломкой и отправит на волю Авраама, чтобы сказать Лео и Жюстин, что Джон уехал в деревню... Но это позже. Пока у нас идет свадьба. Жюстин часто убегает к племяннику Лео, который очень привязан к своей тете, она ищет уединения, она пытается поговорить с матерью и отцом («мама, мне так страшно», «пап, мне так нужно поговорить с тобой, не уезжай»). Мать попросту прогоняет ее. Отец валяет дурачка, и все равно уезжает, оставив записку: «моей любимой дочери Бетти».

Жених (Майкл) — никакой. Точнее, он ровно такой, какой должен быть жених в глянцевой истории со счастливым концом. У него все происходит правильно — в нужном месте и в нужное время затягивает поволокой глаза от счастья; он являет образец заботы; он, правда, двух слов не может связать, но это же и понятно — от радости мозг отшибло. Когда Жюстин исчезает, ее ищет кто угодно, но не сам жених. Он дарит возлюбленной фотографию будущего (!) яблоневого сада, где они поставят «маленькие качели», и он «хочет», чтобы невеста всегда носила эту фотографию с собой. Невеста ее, конечно, тут же роняет и забывает... чело жениха слегка мрачнеет, и он бежит на совещание к Клэр, которая бросает Жюстин обвинение: «Ты лжешь нам всем! Майкл весь вечер пытается тебя расшевелить!» Так, значит, свадьба... не настоящая?.. Окончательный свет на всю эту путаницу может пролить еще один персонаж — пожалуй, он тут вообще ключевой. Это работодатель Жюстин — Джек. С самого начала торжества он задает тон. Он является другом и шафером жениха, а невесту повышает в должности — такой вот свадебный подарок. Тут же к невесте приставляется новый сотрудник Тим, который должен не отходить от нее ни на шаг, пока не вытянет из нее новый слоган для их рекламной кампании. Когда это не удается, ближе к утру, Джек объявляет Жюстин, что Тим уволен. И тут уже доведенная до белого каления Жюстин высказывает Джеку все, что она о нем думает:

«Вопрос в том, как нам эффективно продать наш некачественный продукт младшей возрастной группе, желательно с формированием привычки. Я подумала: что, если вместо этого мы попытаемся продать публике тебя, Джек? И, к своему удивлению, я пришла к тому же, с чего и начала. К “ничто”. Потому что ты ничтожество, Джек, властолюбивый человечишка, который не остановится ни перед чем». — «Это заявление об увольнении?»

Начинает проясняться истинная ситуация. Концы сводятся воедино. Жюстин — ясновидящая. У нее прекрасная интуиция. Поэтому слоганы, которые она придумывает, работают на процветание компании. Работодатель не хочет даже в будущем потерять такого сотрудника, и, чтобы связать ее крепко-накрепко, он устраивает ей свадьбу. По сути, вся эта свадьба — рекламная акция. Все куплены. Причем куплены так, что роли должны быть исполнены по-настоящему и безупречно. Проплачено «личное счастье». Проплачено рождение будущих детей. Деньги вторгаются в самые интимные сферы человеческого бытия. Как только «заявление об уходе» подано, все кончается. Денег больше не будет — цирк уехал...

В один из моментов, когда Жюстин срывается после очередных упреков Клэр, она в порыве скидывает с полок альбомы с репродукциями абстракционистов и меняет их на картины классиков Северного Возрождения. Мертвое пытается заменить живым, остроугольные геометрические фигуры — «Охотниками» Брейгеля... Но поздно. Огромный свадебный лимузин — наша цивилизация, достигшая всего, чего она только пожелала достичь, — буксует на проселочной дороге нашей маленькой планеты. Может, он и развернется в нужном направлении, но драгоценное время упущено. А Меланхолия уже закручивает свою мертвую петлю, и Земля уже танцует свой последний танец со смертью...

Клэр: Легко тебе, да?

Жюстин: Правильно, Клэр. Иногда так легко быть мною.

Меланхолия... третья?

Но вернемся к гравюре Альбрехта Дюрера. Кто этот Гений, главный персонаж картины? Могущественный Дух, которому подвластно все. У него есть ключи от всех тайн мира. У него есть деньги, власть, помощники на земле и на небе, все инструменты, схемы, ученость, он может сделать людей счастливыми, спроектировать для них любую модель, придумать для них все, чего только может пожелать просвещенное человечество... Но почему вместо Духа Святого для него воссияла своей смеющейся мордой летучая мышь Меланхолия? Есть ли что-то, что не вписывается в его планы, ускользает от него? Кажется, есть. И это «что-то» — девять заповедей блаженства. Без них человек не может быть «как дети», не может быть «милостивым», «плачущим», «ищущим правды», он не может быть искренним. Он может только считать деньги и «вести себя прилично», чтобы иметь их все больше и больше. «Улыбаться, улыбаться и улыбаться». Герои фильма вроде бы ничего плохого не делают. Они никого не убивают, не обкрадывают, не обманывают... Но они уже убили, обворовали, обманули — много, очень много раз. Так много раз, что они запрограммированы на убийство. По сути, они и сами уже мертвы. Тела их еще движутся, испытывают страх. А души давно нет. Планета Меланхолия просто санитар Вселенной, она пришла и вынесла труп. Меланхолия — это ведь когда уже не больно...

А теперь еще раз взглянем на Гения Дюрера. Если убрать все эти цацки, разбросанные вокруг, не получится ли у нас Демон Врубеля?.. Смотрите, как похожи.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0