Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Земляничное поле

Юлия Александровна Бочарова родилась в Москве. Окончила ВГИК по специальности драматургия. Пишет сценарии, прозу и пьесы. Печатается в журналах с 2019 года. Есть публикации в журналах «Лиterraтура», «Новый свет», «Вторник», «Дактиль», «Египетские ночи» (спецпроект Журнального зала). Победитель конкурса «Batumi International Festival of Monodrama» (2020), победитель конкурса драматургии «Монолит» (2019), первое место на 36-м Международном студенческом фестивале ВГИК (2016). Диплом победителя и шорт-лист конкурса «Исходное событие — XXI век» (2020), лонг-лист конкурса «Литодрама. Столик на троих», список особо отмеченных на «Любимовке» (2020) и др.

Анюта любила ходить за земляникой на дальнее поле.

Девочка только что окончила пятый класс, и они с мамой уехали на целое лето в деревню в Рязанской области. Там их ждал деревянный дом-пятистенок — красивый, хоть и старый, с резьбой вокруг окон. Этот дом, потемневший от времени, достался им в наследство от маминого крестного, который когда-то держал богатое хозяйство: огород, картофельное поле позади дома, ульи с пчелами, сарай с отарой овец, целые заросли малины внизу, по пути к реке, и удивительный фруктовый сад. Мама думала, что никогда сюда не вернется: не затем она рвалась из деревни в город и училась в институте, чтобы опять становиться крестьянкой. Но случилось иначе.

Настали девяностые, и мама потеряла работу. Ну то есть как потеряла?.. Работать ей никто не запрещал — только денег в их прежде богатом НИИ не платили уже девять месяцев. «Пора», — подумала мама и решилась на увольнение.

Старый дом очень их выручил. Мама с Анютой «подняли целину»: вспахали огород и поле. Сосед накинул провод на ЛЭП и подвел к дому электричество, а дальние родственники выручили с посудой и бытовыми вещами на первое время.

Работать приходилось много, но Анюте это было интересно. Где еще в городе найдешь такие «развивающие занятия»? Они с мамой обили стены жилой комнаты фанерой и оклеили ее розовыми обоями. На низком деревянном потолке тоже сделали обои, чтобы сверху не сыпалась труха, — и комната стала совсем «игрушечной», словно это был бумажный кукольный домик. Сбоку, в жилой комнате, стояла старая печь — с трещинами в кирпичной кладке, но вполне пригодная для использования. Анюта сбегала на речку и накопала глины, хозяйки обмазали ею кирпичные стенки. А когда печь затопили, от ее теплых стен потянуло чем-то кисловатым и удивительно приятным. Через много лет Аня вспоминала эти ощущения и думала, что от запаха печки в ней тогда проснулась родовая память: кислая опара, свежеиспеченный хлеб, живое тепло...

Анюта мечтала стать художницей. Ее поражало, какое в деревне было удивительное небо: огромное, изменчивое, все время новое и неожиданное. В городе небо было совершенно обыкновенным: светло — значит, день, темно — значит, ночь, и ничего кроме этого. Здесь же небо с одной стороны было чистым, зеленым с желтыми прожилками, с другой — туманилось наступающими сумерками. Вон косые фиолетовые линии — это идет мелкий дождь за много километров отсюда. А вот солнце блестит в жиденьких облаках, перед тем как сесть за лесом. Вспыхнет между ними — и потухнет.

В деревне Анюта часто бегала босиком. Ее пятки огрубели и почти не отмывались, хотя она терла их перед сном в тазу с горячей водой. Но это было не важно. В городе отмоет — успеется! А здесь можно бегать «босоногами» в свое удовольствие.

Перед вечером воздух был еще теплым, а на траве появлялась роса. Если заигралась с ребятами и не заметила, как стемнело, то приходилось прыгать к дому по мокрой колючей траве, ойкая от острых камешков. Мама ругалась, что она так простудится. Но почему-то в деревне простуда не приближалась к обычно болезненной Ане, и всю следующую зиму у них не было случая достать грелку и горчичный порошок.

В такие дни, когда солнце тихо садилось за облака, мама волновалась о погоде на следующий день. Ей казалось, что все до сих пор было слишком хорошо. Успели прополоть петрушку и сельдерей, собрать колорадского жука с картошки — слава богу. Но надо спешить и делать еще и еще, не давая себе отдыха, а то вдруг зарядят дожди! Анюта старалась ей помогать. Девочка понимала: есть такое слово — «надо». Советские книжки, воспевавшие труд и терпение, научили ее этому. Но как же хотелось валяться на траве или в гамаке и никуда не спешить...

И вот настал сезон земляники. Соседи сходили «на разведку», вернулись с двумя полными ведерками ягод. Не просто полными, а еще и с горкой! Мама решила, что надо спешить за земляникой, пока ее не собрали соседи, — и стала готовиться. Резиновые сапоги, шерстяные носки («О боже, Аня, их же тут съели мыши!»), брезентовые куртки и платки — все надо было найти и приготовить с вечера. А еще надо узнать прогноз погоды на завтра, купить хлеб («Анюта, бегом в магазин, пока не закрылся!»), найти на чердаке тару для ягод.

— Апчхи! — И с чердака посыпалась пыль. — Аня, мы же забыли с тобой закаточную машинку! Отдали Сорокиным и не это... Как же мы банки-то? Надо будет — придем часам к двум из леса — пока варятся ягоды, все убрать, посушить, и ты сбегаешь к Сорокиным. Или нет, сразу как вернемся, ты умоешься, переоденешься и...

Мама еще говорила и говорила, спускаясь по лестнице с чердака. Московская привычка к суете и планированию не отпускала ее. А может, ей просто хотелось чувствовать, что она хоть чем-то управляет. Когда ты растерян и не представляешь не то что как жить дальше, а хотя бы сможешь ли перезимовать — ежедневные мелкие дела становятся теми кусками пенопласта, на которых можно удержаться, сгребая их в кучу, и не утонуть.

Ночью мама долго ворочалась, не могла уснуть. Рано утром, когда было еще темно, мама встала, плеснула себе в лицо холодной водой из рукомойника на кухне и — тихонько, чтобы не разбудить дочку — начала собираться. Анюта лежала в полудреме и слушала. Вот мама взяла двухлитровый бидон, вытряхнула из него паучка, который спрятался там на ночь и уже начал плести паутину. Вот она режет хлеб и колбасу для бутербродов с собой. Скрипят доски: в углу кухни пол завален, починить некому. А вот мама ищет пластиковую бутылку, чтобы набрать воды. Бутылка трещит у нее в руках — это мама выправляет ее мятые бока.

— Анюшка, пора вставать, — говорит мама, трогая девочку за плечо.

Та делает вид, что спит. В комнате холодно, и вылезать из-под одеяла ей совсем не хочется. Но надо. Пора.

Из дома они вышли, укутавшись в несколько слоев одежды, в платках до бровей, заправив штаны в резиновые сапоги и намазав открытую кожу пахучим кремом от комаров. Начинало светать. Трава была мокрой и поникшей, спутавшейся под тяжестью росы — приходилось «вспарывать» ее сапогами. Анюта представляла себя ледоколом, который прокладывает путь для себя и мамы. В утренней тишине хорошо думалось — о подруге Наташе, с которой Аня поссорилась перед отъездом, о мальчике Алеше, которого они с Наташей вместе любили. Общая любовь им ничуть не мешала — наоборот, девочки сплотились, как фанаты какой-нибудь звезды: «Смотри, он сегодня грустный, и синяки под глазами», «А знаешь, куда они с Сережей вчера пошли после уроков?». Они даже гадали на него вместе и читали приворотное заклинание сразу на двоих, мол, пусть он любит Анну и Наталью. Аня ударила Алешу мешком со сменной обувью, когда тот посмел дразнить Наташу. Да, они были настоящими подругами. А ссора вышла глупой: Аня не дала Наташе списать на итоговой контрольной — вернее, не решила ее вариант задачи. Та получила трояк и обиделась. Родители отказались ей покупать новый плеер из-за плохой оценки. Помириться они не успели. Аня представляла, как они встретятся осенью, обнимутся и снова будут дружить. О сложных девяностых Аня не думала, и заботы о будущем ее не тяготили. Это была просто жизнь.

Мама и Анюта прошли перелесок, миновали несколько вырубок и зашли в дальний лес, не очень углубляясь и стараясь держаться опушки. Мама знала эти места с детства (хотя кое-что поменялось и появились новые вырубки и посадки) — а Аня совсем потеряла ориентиры. Небо затянуло серой дымкой, и солнце как будто рассеялось по всему небосводу. Сложно было понять, где именно оно находится. Но хоть солнце и спряталось, к полудню стало жарко и душно.

Земляничное поле было усыпано ягодой. Такое богатство! Садись и собирай, не разгибая спины. Снял землянику с кустиков перед собой, чуть повернешься — и там новые россыпи. Аня удивлялась, зачем в сказке про волшебную дудочку нужно было специально выманивать ягоду из травы.

Дзинь — первые ягоды бьются о дно бидона. И вот уже земляника падает в него беззвучно, мягко. Вот ее уже на два пальца, на три. Появляется азарт.

— Мама, у тебя сколько?

Мама улыбается, показывает. У нее и ведерко больше, и земляники уже на два пальца выше. Бегом, бегом собирать новую — в рот класть некогда. Размазать надоедливых комаров на лбу и на бровях. Смахнуть жучка с ягоды: нет, милый, твой дом здесь, а с нами в деревню ты не поедешь. Увидеть муравьиную дорожку и обойти стороной: пускай идут своей дорогой, лучше не вставать на их пути. Пропустить земляничный стебелек меж двумя пальцами и потянуть на себя — спелая ягода сама отделяется и скатывается в ладонь. Еще одна и еще.

— Ау!

— Ау! — отзывается мама. Вот она разгибает спину и поднимается над травой, поправляя платок тыльной стороной ладони.

Все хорошо. Но сил уже нет, а отрыв от мамы по количеству собранных ягод все увеличивается. Надо спешить. Нет, уже не догнать... Аня собирает целую горсть ягод и отправляет себе в рот. Все равно уже проиграла.

Лицо заливает горячий соленый пот. Пахнет травой — словно в воздухе заварился чай, подогретый солнцем. Аня ложится на землю. Кочки неровные, но ей уже все равно... Она смотрит на небо и вспоминает «Войну и мир», которую стала читать заранее, до школьной программы. Захотелось пить.

Аня вспомнила, что у мамы есть вода. Она приподнялась, но мамы не было видно.

— Ау! Мама! Ау!!! — закричала Аня.

Никто не отвечал.

Это шутка, случайность. Мама решила ее проучить за лень, но сейчас найдется. Может, она в своем платке ее просто не слышит или ушла чуть дальше? Может, тоже прилегла и уснула? Не может быть, чтобы они потеряли друг друга. Анюта бросила бидон и побежала по полю, делая зигзаги и то и дело проваливаясь в ямки. Ноги в резиновых сапогах были мокрые и взопревшие, их натерло. Мошки и комары лезли в глаза. Небо над полем было ровно-серое, одинаково светлое и словно ненастоящее. Аня услышала стон — не поняла откуда, стала кружить. Вот и мама, лежит на боку рядом со своим ведерком. Слава богу!

— Ма, ну ты даешь! Я ж тебе кричала! Чё ты не...

Мама не отвечала и смотрела на дочь как-то странно. Ее рот скривился на одну сторону, тело странно скособочилось. Мама попыталась подняться, но тут же завалилась опять на землю. Аня еще не знала, что это называется инсульт. Но ей стало ясно, что произошло что-то страшное.

Что делать? Бежать и звать на помощь? Аня совсем не ориентировалась и, даже если б мама сейчас смогла показать направление, заплутала бы в бесконечных вырубках и перелесках. Совсем некстати вспомнилась статья из журнала «Костер» о том, как люди могут сутками кружить по пустыне или лесу, потому что у нас одна нога короче другой.

Ждать помощи здесь? Может, другие люди пойдут за ягодой и найдут их? Но вдруг не найдут? День рабочий, жители деревень на заводе или на своих огородах.

Как помочь маме?! Надо ли что-то сделать прямо сейчас? Аня вспомнила про воду, попыталась напоить маму. Вода потекла мимо, по подбородку и шее. Мама пыталась что-то объяснить, но выходило лишь мычание. Она заплакала от бессилия.

Аня впервые в жизни осталась за главную, когда надо было что-то решать и от этого зависела судьба их двоих. Она взяла маму за подмышки и потащила к опушке. Мама то мычала, мол, оставь, не надо — то пыталась помочь дочери, отталкиваясь от земли здоровой ногой.

— Потерпи. Ща мы в тенечек, — говорила Аня, выбиваясь из сил и стараясь не показывать, как ей тяжело.

Странно это было — говорить маме: «Терпи». Положено ведь наоборот: дочь капризничает, устала, ей больно, скучно, страшно, все надоело — и мама говорит: «Потерпи». Ты делаешь кислое лицо, мол, вечно одно и то же, но слушаешься и делаешь одолжение.

Что же ты встала над ним в отупении?

Спой ему песню о вечном терпении.

Аня поймала себя на том, что сидит рядом с мамой и ничего не делает, а вспоминает, что дальше в стихах Некрасова.

— Ма, я не смогу больше. Полежи здесь. Я быстро за помощью и вернусь.

Аня не зря была отличницей. Она неплохо соображала и догадалась искать следы от машины: они выведут к людям. Девочка пошла куда глаза глядят и действительно вскоре вышла на грунтовую колею, выбитую грузовиком, с пыльной травой посередине между следами шин. Пока Аня топала по дороге, в голову лезли мысли, как она будет жить, если мамы вдруг не станет. Все те реалии, которые были заботливо скрыты от девочки мамой, вдруг ее обступили. Ни пойти в магазин, ни отдать коммуналку, ни зарабатывать деньги она не умела. Допустим, Аня сможет петь в переходах метро и собирать милостыню. Пела она неплохо. Можно обратиться к дальним родственникам — на первое время, наверное, помогут. А можно вообще пожить пока в деревне, не возвращаясь в город. Тут все проще: вода из колодца, еда с огорода, отопление печное. Можно продать зелень на рынке, а потом будут сливы, груши и яблоки. Даже шелковица росла в саду маминого крестного — очень сочная и вкусная. Уж ее-то на рынке точно дефицит, можно кое-что выручить.

Аня поразилась, как цинично она стала рассматривать варианты самостоятельной жизни. Но возможно, это был тот самый пенопласт, за который она ухватилась, чтобы не сойти с ума по пути через лес, навстречу неизвестности.

Аня остановилась. У нее в висках стучало, перед глазами стояла разноцветная рябь, которая расходилась вверх и вниз от воображаемой горизонтальной линии посередине. Аня вдруг поняла, что не заметила, где надо сворачивать с дороги на обратном пути, чтобы выйти к маме. На поиск уйдет еще несколько часов, которые могут оказаться критическими. Это было самое страшное — не то, как жить дальше одной, а то, что она предала маму, побежала из леса сломя голову и не подумала, как на самом деле ее спасать.

Аня упала коленями в пыльную колею (побольнее, чтобы рассадить кожу) и зарыдала, как это делают малыши. Она билась в истерике до икоты и призывала небо ей помочь. Небо не отвечало. Оно было все таким же сплошь серым. Аня поднялась и побежала обратно — искать то самое место. Здесь? Нет. Вот это поле? Тоже нет. Черт бы побрал все эти одинаковые березы, кочки и буреломы. Черничник, болото — откуда они тут? Истерика, которая было немного отпустила девочку (когда берешь себя в руки и начинаешь что-то делать, истерика всегда уходит), началась с новой силой, стоило Ане увязнуть ногой в вязкой топи. Слез у девочки не осталось, и ее колотило «насухую». В груди заболело и словно появился металлический стержень, не дававший вдохнуть. Послышалось рычание мотора. Аня поспешила вернуться на дорогу, но ноги не двигались. Ей представилось, будто ее ноги переставляет кто-то огромный и невидимый.

Мимо проехал уазик, водитель не заметил ее. Аня доковыляла до дороги, когда машина уже скрылась из виду. В воздухе стояла пыль, поднятая колесами. Аня закашлялась и побежала за уазиком — бессмысленно и глупо. Ясно, что она его не догонит. Как там мама? Вдруг ей стало еще хуже?

Через дорогу перелетела птица. Аня потеряла сознание и упала...

Маму выписали из больницы через два месяца. Питание мозга, слава богу, восстановили и правую сторону тела разработали. Предстояла еще длительная реабилитация, но уже можно было выдохнуть с облегчением: самое страшное позади.

В лесу маму нашли соседи — те самые, конкуренции которых она боялась. Они все-таки собрались за земляникой и пошли в те же места. Край поля, где собирали ягоду Аня с мамой, был уже «пустой», так что соседи чуть было не развернулись и увидели маму чудом. Может, их внимание привлек коршун, который уже стал кружить над тем местом, ожидая добычи...

Все два месяца, пока маму лечили, Аня жила у соседей в деревне. Больница была местная, районная — как водится, без лекарств и мало-мальски приличной техники. Но люди там служили такие, что выходили маму, не дав ей уйти раньше времени или стать инвалидом. Служили — потому что сложно назвать работой то, за что не получаешь деньги.

Ради дочки мама старалась, учась заново держать ложку и ходить — сначала вдоль стены, потом с костылями, а затем и самостоятельно. Аня приходила к ней каждое утро, приносила свежий горох с огорода, помогала делать упражнения и веселила, рассказывая услышанные в деревне забавные истории. А еще девочка как бы между прочим говорила, чему ей удалось научиться по хозяйству, как покраснели помидоры, сколько колорадского жука она собрала вчера и как граду не удалось побить клубнику, потому что Аня ее спрятала под толстой полиэтиленовой пленкой, укрывшись ею и держа руки широко над грядкой — так что получилось что-то вроде палатки.

— Зачем?! — говорила мама. — Ну ее к лешему, эту клубнику. Простудишься под дождем-то стоять.

Но Аня знала зачем.

Девочка проводила почти круглые сутки рядом с мамой и на своем огороде, заходя к соседям только ночевать, так что не сильно их стесняла. В больнице она стала любимицей медперсонала, помогала санитаркам и развлекала пациентов. Вот только одна бабуля с белесыми голубыми глазами плакала каждый раз, как видела Аню. Ее дочь и внучка погибли: поехали «челноками» в Польшу, дочка обещала, что теперь начнется хорошая жизнь, но их ограбили и убили на дороге. С тех пор бабуля не выходила из больницы. Анюта смущалась, видя реакцию пожилой женщины и не зная, что делать. Та подзывала ее и гладила, прижимая голову девочки к своему больничному халату.

Однажды кто-то принес в больницу родственнику литровую банку земляники. Мама посмотрела на них и опустила глаза. Аню словно прошибло током. Сама не зная почему, она догнала тех людей в коридоре и сказала:

— А вы еще пойдете за ягодой? Меня возьмете?

— Мать-то отпустит? А так чё ж нет? Давай.

Аня испугалась и пожалела, что спросила. Возвращаться в лес ей совсем не хотелось. Одеваться, как в тот день, брать тот же самый бидон и видеть землянику было тем более страшно. Но отступать уже было некуда. К вечеру у девочки поднялась температура — или ей так показалось. Попросить градусник у соседей она не решилась. Аня лежала на гостевой кровати и листала старые советские журналы «Здоровье», которые хозяева использовали для растопки печи. Девочка нашла целый номер о психосоматике и решила, что это ее случай. С тем и уснула.

Утром Анюта вскочила как по команде, хоть будильник и не завела. Что ж, раз встала, надо одеваться.

Небо в этот раз было светлым и разноцветным. Поперек дороги в низинах слоился легкий туман. Листья ольхи и трава были от росы белыми, словно туман прилип к ним. Бух-бух-бух — стучало сердце в Аниной груди.

Ягоды прятались в траве. Сейчас бы волшебная дудочка Анюте очень пригодилась. Девочка наконец поняла, зачем она отправилась за земляникой: она должна была показать маме, что не боится идти на дальнее поле, что мамин инсульт не стал для нее травмой и маме не в чем себя винить. Мама не говорила об этом, но Аня чувствовала, как изменилось ее отношение. Такая большая и сильная — и не уберегла, не спасла, не стала опорой, а испугала и нагрузила. Чувство вины — вот что стояло между ними все это время в больнице. И вот для чего Анюте надо было преодолеть свой страх.

— Боже, откуда это?! — воскликнула мама, когда Аня поставила на ее тумбочку полный двухлитровый бидон земляники. — Где ты деньги взяла на ягоду?

— Я не взяла. Я сама собрала на поле.

— Господи боже мой!.. — сказала мама, и по ее лицу пронеслась целая гамма эмоций.

— Да все в порядке, ешь! Там очень здорово было.

Анюта отсыпала горсть из бидона и протянула маме.

— Зачем... — выдохнула мама. — Спасибо, детка моя.

С тех пор восстановление мамы пошло веселее.

Когда маму выписали, земляника уже давно сошла. Мама с Аней ходили на поле за иван-чаем и дикой мятой. Путь был не близкий, но маме полезно было гулять. А потом они сушили травы, подвешивая их пучками на веранде. Каким же ароматным стал их дом! На печке лежали уже высушенные земляничные кустики с ягодами и листья смородины — их собрала Анюта, пока мама болела. А еще соседи поделились остро пахучей мелиссой. Да, к концу лета они стали богачами.

Осенью они вернулись в Москву. Зима в тот год была ранняя, в октябре повалил снег. Аня помирилась с подругой, но Алешу почему-то разлюбила. Мама нашла работу в бизнес-центре — не по профилю, зато с хорошей зарплатой. А вечерами они с дочкой сидели на кухне, пили чай из ароматных трав и думали, какие они счастливые.

За окном падал снег. Новый мир вступал в свои права. Впереди Аню и маму ждало еще много удач и испытаний. Но главное — они были вместе.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0