Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Блошка

Юрий Михайлович Никитин родился в 1992 году в Москве. Окончив в 2010 году общеобразовательную школу, поступил в Военный университет, на гражданскую специальность «социология». Окончил университет в 2015 году и остался там же работать. Писать начал с 2012 года.

Набор тарелок с диснеевскими героями. Семья янтарных, чем-то удивленных сов. Колонка от музыкального центра. Настольная плита с засохшей коркой накипи. Мутные мельхиоровые ложки. Погнутые алюминиевые вилки. Голубая хрустальная ваза в окружении сапожков-рюмочек. Пустые пивные бутылки со следами оторванных этикеток. Солонки вместе с перечницами из разных комплектов. Шляпы, кепки и бескозырки, лежащие на расстеленном верблюжьем пледе. Альбомы для фотографий с порванными кармашками. Пластмассовые безрукие пупсы. Головы Барби. Каски и шапки-ушанки. Пластинки и кассеты. Значки и медали. Магниты и заколки. Туфли и сандалии. Гвозди и шурупы. Кольца и серьги. Календари и иконы. Бронзовые Сталины и гипсовые Ленины. Брелки, пуговицы, катушки с нитками, лысые ухмыляющиеся фигурки нэцке, радостные бегемоты из киндер-сюрпризов, кусочки разных мозаик, игральные кубики, нательные крестики, использованные телефонные карты, цветные фишки, лего-человечки и их руки, рассортированные по ячейкам органайзеров. Самые обыкновенные скрюченные коряги, ржавые арматурные стержни, серые булыжники с подписанными жирным фломастером ценами.

В поисках места Костик прошел «блошку» насквозь, успев повидать абсолютно все: от продающихся поштучно берушей до репродукций картин передвижников. Любой предмет, за который мог когда-либо зацепиться взгляд вне барахолки, лежал здесь, клейменный ценником.

Гуляющие покупатели чувствовали себя как в галерее: одни толкали друг друга локтями, призывая остановиться и поразглядывать прилавки, другие на ходу крутили шеями, торопясь увидеть побольше.

Повернув за угол, Костик увидел, что параллельные торговые ряды обрываются в глубине аллеи с раскидистыми липами, а расстояния между продавцами увеличиваются и вещей на продажу становится как будто бы меньше. Самым последним на складном табурете сидел косматый старичок в черной распахнутой косоворотке и валенках. Крякая, он запускал руку в глубь клетчатой хозяйственной сумки и доставал по одной книжке в мягких загнутых обложках: русско-немецкий переводчик, «Словарь областного архангельского наречия», «Любимые романсы под гитару», черно-желтый детектив про Ивана Подушкина, «Лабиринт сканвордов» за 2007 год, «Советы по домоводству». Под мысками его валенок виднелось несколько разложенных на пожухлой газете монет, кулонов и подвесок.

— Золото или серебро? — кивнул Костик, снимая рюкзак.

— А? — не сразу отозвался сморщившийся старичок.

— Ну, продаете, — Костик показал на тканевый полупрозрачный мешочек с подвеской.

— А-а-а, серебро... Золоченое, — поскреб старичок затылок. — Триста, вместе с мешочком.

— А эта? — Присев на корточки, Костик взял большую черную монету, взвесил ее на ладони. — Ух какая! Четыре... копейки. Тысяча семьсот... девяносто...

— Седьмой, — подсказал старичок. — Последний год Екатерины.

— Шестой. — Костик взглянул на полустертую чеканку. Сзади был изображен коронованный вензель буквы «Е».

— Шестой? Я и говорю: последний год...

— Перечекан у вас?

— Нет, не перечекан. Настоящий.

— А это? — Костик покрутил между пальцев другую, будто бы прокопченную монету.

— Это Молдавия. — Барахольщик ковырнул мизинцем в зубах. — Той же эпохи.

— Пара... три... дэнги, — сощурившись, вчитался Костя в едва различимые буквы.

— Верно, три деньги. И та, и та по две. С половиной.

Хмыкнув, Костик вернул «три деньги», после чего стал размещаться по соседству. Расстегнув рюкзак, он достал и постелил широкое полотенце, начал вынимать газетные свертки, разворачивать и ставить фарфоровые статуэтки. Снежный блестящий пионер с гордо поднятой белобрысой головой и ярко-красным галстуком. Фигуристка в синей шапочке, завязывающая коньки. Октябренок, приобнявший навострившего уши щенка овчарки. Скромно опустившая взгляд балерина с поднятыми руками. Улыбающаяся снегурочка в ледяном кокошнике. Царевич и Елена Прекрасная верхом на сером волке. Грузная чернобровая барышня, несущая коромысло. Разудалый хлопец в шапке-ушанке, который держит на поводке стоящего медведя. Вытянутый по струнке солдат-француз с ружьем на плече. Японка, прижимающая к груди гофрированный красный веер.

Убрав комья газеты в рюкзак, Костик облокотился спиной о дерево. Торговцы поблизости сперва с интересом рассматривали его товар, но вскоре потеряли интерес и отвернулись. Раздумывая, как поступить с вещами из бабушкиной квартиры, Костик не придумал ничего лучше, чем собрать то, что поместится за один раз в спортивный рюкзак, миновать несколько домов и пройти путем, которым ходил к ней сотню раз. Барахольщики собирались на пересечении аллеи и улицы 1917 года по выходным все время, сколько он себя помнил. Уже в пятницу ночью начинали съезжаться первые машины, чтобы застолбить привычные места возле оживленных перекрестков. Здесь же оказывались те, кто, как и Костик, всего успел насмотреться, а теперь просто хотел пройтись через тенистую аллею. Заходящие сюда со стороны парка лишь издалека смотрели на притаившихся редких продавцов, направляясь туда, где было оживленнее. Однако о свободных местах в начале блошиного рынка речи быть не могло, так что приходилось утешать себя тем, что здесь хотя бы не припекает.

Заплатив объявившейся пузатой, «руки в боки» фигуре сомнительный «сбор» сто двадцать рублей («А мусор кто за вас убирает? Или, может, он тоже у вас на продажу?»), какое-то время Костик стоял и разглядывал текущий поток людей: кто шел с наполненными карманами и сумками, кто в потрепанных зимних шапках или кожаных кепках, кто задумчиво шагал, рассматривая на ходу значки, книжки и широкие обложки граммофонных пластинок.

Вдруг его внимание привлекла девушка в светло-кофейном платье, с хозяйственной икеевской сумкой голубого цвета на плече. Казалось, она единственная замечала барахольщиков по сторонам дороги и с любопытством останавливалась возле каждого прилавка. Ее интерес заметили остальные торговцы, до которых она еще не успела добраться. Старичок рядом с Костиком даже привстал с табуретки и начал раскладывать по размеру свои монеты и кулоны.

Как только девушка приблизилась, старичок закряхтел:

— Барышня, чем интересуетесь? Помочь чем? Монетку на счастье?

Присматриваясь к товарам, она скромно улыбнулась, даже не взглянув на пожилого барахольщика. Костик рассмотрел ее бледный профиль: светло-русые волосы ниже плеч, острый подбородок, впалые, натянутые щеки и слегка раскосые, прищуренные глаза. Вытянутая и худая, она очень подходила этому месту — мышка-норушка в человеческом обличье.

Девушка скользнула взглядом к товару Костика. Остановившись, она наклонилась поближе, ее глаза забегали от одной статуэтки к другой.

— Сколько? — рассматривая товар, спросила девушка.

— Чего? — не понял Костик.

— Вот эта? — погладила она макушку пионера.

— Полторы.

— А она? — Ее палец коснулся венца снегурочки.

— Тоже.

— Каждая полторы?

— Каждая из этих десяти. Коллекционируете?

Вместо ответа девушка достала розовый кошелек из крокодиловой кожи, отсчитала три рыжие купюры и протянула Костику — только сейчас она будто обратила на него внимание. Ошарашенный Костик пялился то на девушку, то на деньги.

— Ну? — с раздражением спросила она.

— Вы... Все берете?

Поджав тонкие, едва различимые губы, незнакомка оставила сложенные пополам купюры на краю полотенца и начала собирать статуэтки. Перед тем как аккуратно положить фигурку, девушка со всех сторон ее оглядывала, растирала пальцем нарисованные лица, проводила вдоль изгибов.

— Возьмите, улетят, — обратилась она к Костику, когда зашелестел ветер. Все десять фарфоровых статуэток теперь лежали у нее в сумке.

Костик быстро подобрал деньги и спрятал их в карман. Острые бумажные края волнительно закололи ляжку. Прежде чем он успел что-то спросить, девушка еще раз брякнула сумкой и пошла в глубь аллеи.

Растерянный Костик окинул взглядом пустое полотенце, достал из кармана три пятитысячные бумажки. Нет, не «Банк приколов».

— А наш фарфор сын еще при переезде выбросил, — услышал он недовольное дребезжание старичка. — Десятилетиями на полках эти болванчики дохлых мух охраняли, а сейчас, видишь ли, нашлись ценители. Тьфу!

* * *

Только оказавшись в квартире, Костик ощутил ликование. За несколько часов ему повезло заработать почти половину месячной зарплаты, однако он не носился с рохлей между забитыми стеллажами, собирая многоэтажный заказ, а стоял на одном месте.

Сбросив кроссовки, Костик направился к застекленному серванту, откуда утром брал статуэтки. С опустевшей полки на него смотрели большая, пупырчатая, желтоглазая жаба, деревянный петушок-свисток и гжельский тигр с отбитым хвостом, держащий перед собой треснутую икорницу. Мало-мальской ценностью, по мнению Костика, не обладал никто. Он помнил эту фарфоровую жабу с самого детства, когда приходил к бабушке в гости, садился на диван и, пока она рассказывала про плохой папин аппетит в детском саду, разглядывал за ее спиной полку со статуэтками, но ни разу ему в голову не приходила мысль отодвинуть стекло и взять посмотреть жабу, пионера или солдата. Такого желания не появлялось и сейчас. Костик вспомнил профиль девушки, скупившей все оптом по первой названной цене, даже не став торговаться. Для чего они ей? Как вообще его бабушка, зубной врач, могла получить все эти безделушки? Не покупала же она их сама. Неужели такие подарки было принято передавать из одних рук в другие, как горячие картошки?

Он подошел к книжной полке, на которой стояли Часослов, несколько Библий, псалтырь, путеводитель по местам старообрядцев. К корешкам была прислонена фотография маленького Костика на качелях и бабушки, держащей маленькие игрушечные грабли. Разговоры с папой о том, что Костик съедет, как только освободится подаренная еще при жизни бабушки квартира, шли давно, и этот момент незаметно наступил. Папа отдал Костику ключи, сказав, что полностью ему доверяет. Теперь предстояло разобраться с вещами, выкинуть старую мебель и навести порядок. Бабушкина однушка казалась не то чтобы сильно захламленной, просто никакого ремонта в ней не проводилось. Громоздкая мебель покупалась еще до Олимпиады, сантехника ни разу не обновлялась (на выключателях в ванной до сих пор прыгали наклеенные маленьким папой Микки-Маусы), скопленных за всю жизнь вещей оказалось много, но все они были ловко рассованы по шкафам и гардеробам, и со всем этим предстояло разбираться.

В тумбочках Костик отыскал под старыми свертками занавесок липкие, удушливо пахнущие флаконы.

— А вот это вполне может... — пробормотал он, разглядывая выцветшую, когда-то золотистую этикетку. — «Злато скифов». Ну и вонь.

Вязкой, похожей на машинное масло жидкости внутри почти не осталось, однако наверняка какие-то ценители парфюма время от времени слонялись по барахолке.

Еще один высокий полупустой флакон без колпачка с названием «Быть может... Духи» был цвета заваренного чая и имел душный, тяжелый аромат. Там же лежали полный пузырек «MILAYA PARFUM», схожий по форме с лаком для ногтей, безымянная колба с непонятным «морсовым» одеколоном и еще несколько флаконов с содранными наклейками.

Кроме парфюма, Костик обнаружил под телевизором деревянную резную шкатулку, в которой лежали бабушкины бусы. Одни камни были сделаны под малахит, другие крупные бусины переливались сине-бирюзовыми оттенками, третьи отливали глубиной кошачьего глаза.

В кармане загудел телефон.

— У аппарата, — ответил Костик.

— Посольство Кении, — отозвался папа. — Здаров. Ты как там?

— Да вот на семнашке, вещи разбираю.

— Пластинки только смотри не выброси, — усмехнулся папа. — Много находок раскопал?

— Так, барахло в основном ненужное. Фотоальбомы, кстати, в нижнем ящике, как ты и говорил. Я отложил уже, там еще ваши с мамой фотографии. Захвачу вместе с пластинками.

— Супер! Как там... приедешь?

Костик поморщился — вопрос казался неприятным. С тех пор как он недавно стал переезжать, папино настроение поменялось. Хоть он и старался не показывать, но Костик заметил, что отец, инвалид третьей группы, стал более задумчив, печален, словно не знал, чем занять время в одиночестве. Живя вдвоем, они смотрели фильмы, вместе ходили в магазин и обсуждали новости — особенно ему нравилось слушать, как по ролям Костик читает анекдоты. И хоть ключи от квартиры папа отдал с легким сердцем, но перед выходными иногда звонил, любопытствуя, как дела, и между делом интересуясь, заедет ли сын.

— Пап... Сегодня здесь останусь, — зажмурившись, ответил Костик. — Дел много, на выходных разбираться надо. Интернет хочу провести.

— Понятно, — донеслось после паузы. — Ты уж извини, братец, что не помогаю. Сам справляешься?

— Да-да, все отлично. Заеду на неделе. И еще... Нам аванс выдали, напиши, какие там таблетки, уколы, я все тебе привезу.

Связь будто заглохла.

— Пап?

— Да, заплатили, говоришь? Спасибо, братец, приезжай, как время будет. Жду.

Какое-то время звонок держался, затем экран с вызовом моргнул и потух.

«Кота ему завести, что ли», — подумал Костик, со вздохом пряча телефон в карман.

* * *

Придя утром на барахолку, Костик оплатил «блошиный сбор» и разместился у той же самой липы. По соседству вместо бородатого старичка стоял темнобровый армянин, разложивший поверх ковра небольшие бочонки для коньяка, нардовые доски и загадочные подставки в форме груш, на которых держались очки.

— Что это? — спросил Костик, раскинув на земле полотенце.

— Моя работа. — Барахольщик повернул подставки в его сторону, и Костик увидел, что это формы различных носов с переносицами. — Жерар Депардье, Бабаджанян, это Рафик, он мне машину делал, Генрих Мхитарян — футболист наш, Никулин, Леонов. Все грецкий орех, обработанный пчелиным воском. Вешаются на стенку.

— И почем?

— Две. Торг уместен.

Костик выставил флаконы с духами, разделил их на ряды вытянутыми бусами, ниже поставил шкатулку. Так же как и вчера, народ прогуливался, не замечая спрятавшихся в тени барахольщиков, даже деревянные носы их не привлекали.

Вскоре показалась знакомая девушка в сером, как старый снег, платье. Она ходила от прилавка к прилавку с перекинутой через плечо синей сумкой и, наклоняясь, рассматривала товары. Около продавца с носами девушка, правда, задержалась ненадолго и даже уголком рта не повела в ответ на отпускаемые шутки барахольщика. Подойдя к Костику, она словно не узнала место, где вчера скупила фарфоровые статуэтки.

— Сколько? — Ее прищуренный взгляд змейкой пробежался от первого до последнего флакона, ноздри чуть заметно расширились.

— По-разному. — На этот раз Костик заранее посмотрел стоимость в Интернете и докинул наценку. — Вытянутые тысяча шестьсот, редкие. С цветком — девятьсот. Вот эти, красные... ну, тысячу.

— А эти? — Она стала перебирать крупные бусины как четки.

— Для вас по пятьсот. — И добавил с натужным смешком: — Постоянным клиенткам — скидки.

Девушка достала знакомый розовый кошелек, залезла внутрь него пальцами и, как вчера, протянула Костику несколько крупных купюр.

— Погодите, вы... — Костик попробовал было что-то возразить, но деньги сами впорхнули ему в руку. Голубая сумка с лязгом проглотила кинутые в нее пузырьки духов вместе с бусами.

— Беру. — Она положила еще тысячу на полотенце, убрала к себе резную шкатулку.

Костик поглядел на деньги, но отказаться не решился.

— А зачем?.. — только и смог спросить он.

— Вы же их зачем-то продаете, — без улыбки, но с игривой несерьезностью ответила девушка, находясь уже на расстоянии пары деревьев от Костика.

Он наблюдал за объевшейся, будто голубой кит, большой сумкой, пока та совсем не растворилась в зелени крон. Костик знал: в следующую субботу он вернется сюда снова.

* * *

Началась рабочая неделя, ликование от крупного заработка утихло, погребенное под отборочными листами бесконечных заказов.

— Долго, очень долго, всего тридцать позиций целый день собираешь, — бормотал зевающий контролер возле ленты, сверяя по штрихкодам набранные Костиком товары.

Заработанные с продажи деньги позволяли больше не напрягаться, так что он неспешно возил за собой гидравлическую тележку, словно вел под поводья утомившегося осла.

— Так чего вы хотите, я ж без погрузчика, — пожимал плечами Костик. — А тут склад с футбольное поле. Может, пусть клиент сам приходит и корзину набирает, как в «Ашане»?

— Не положено, тут все товары по 8–10 килограмм, баба управится. Так что занимайся, бегом за другим отборочным.

К папе заехать не вышло — Костик не то чтобы о нем забыл, просто на самом деле было некогда: работа, усталость, желание побыть одному. О незнакомке с «блошки» он внезапно вспомнил в конце рабочей недели, когда начал строить планы на выходные. У него появились деньги, так что теперь можно было провести в квартире Интернет, начать прицениваться к новой мебели, выбирать технику — отсутствовала даже микроволновка. Однако дела оказались задвинуты, любопытство вновь увидеть скупающую старый хлам девушку взяло верх.

На этот раз Костик решил не заморачиваться: пупырчатая жаба, деревянный петушок-свисток, лев без хвоста, обувная коробка, полная тусклых елочных игрушек, найденные под раковиной щербатые тарелки, растянутые кофты, пахнущие нафталином платья, потертые туфли, галоши с разводами — все, от чего он собирался избавиться, в один момент оказалось сложенным в рюкзак и несколько сумок.

И вот он, как неделю назад, в тени той же самой раскидистой липы, с разложенным по кучкам скарбом, заплативший сто двадцать рублей на все тот же подозрительный «сбор», морщится от просвечивающих меж листьев солнечных лучей и пытается разглядеть покупателей.

Вскоре подошел обвешанный клетчатыми баулами армянин и, поздоровавшись с Костиком, начал расставлять по соседству свои деревянные носы. Справа место занимал косматый старичок, принесший откуда-то еще больше монет и смятых журналов.

К обеду похолодало, солнце вмиг растаяло, как лимонный фруктовый лед, заметался неприятный ветер. Костик, покопавшись в вещах, накинул дедову олимпийку с тянущимся воротом. «Было старомодно — станет винтажно», — усмехнулся про себя.

Девушка возникла на аллее к полудню, одетая в легкую черную толстовку и джинсы, с той же икеевской сумкой, на этот раз в непроницаемых темных очках. Недолго постояв возле старичка, подскочившего при виде нее с табурета, девушка прошла дальше и, замерев, остановилась над прилавком Костика.

— Это опять вы, а это опять я, — попытался добавить он в голос веселья. — Сегодня без духов, зато смотрите, какие галоши.

Присев на корточки и окинув кучки вещей взглядом, она стала трогать кружево на рукавах платьев, разглаживать полосатые свитеры, брать и рассматривать пары истрепанных туфель.

— Здесь украшения к Новому году. — Костик слегка пнул мыском кроссовки коробку из-под обуви, которую не стал разбирать.

Девушка тут же вернула каблуки на место, стала доставать из коробки стеклянных снеговиков в цилиндрах, пухлых дедов-морозов с мешками за спинами, хрустальных ангелов, обсыпанных блестками.

— Сколько? — спросила она, раскачивая на нитке мальчугана с закрытыми глазами и блаженной, кроткой улыбкой.

— Две тысячи, — невозмутимо ответил Костик.

Хоть ее глаза и были спрятаны за большими, стрекозьими стеклами, по повороту головы в его сторону Костик понял, что на этот раз перегнул.

— За всю коробку, конечно, — поспешил добавить он.

— Тоже на елку? — Девушка взяла посмотреть сидящую на одной из тарелок жабу.

— Нет, просто. — И, заметив, что она взяла свисток-петушка, добавил: — Этих могу задаром.

— Впервые вижу, чтобы что-то отдавали на рынке задаром, — сдержанно улыбнулась она. — Мерси. Я возьму все игрушки, платья и туфли.

— А галоши?

— Себе оставьте.

— Даже не примеряете?

Девушка протянула Костику деньги. В этот раз он и не думал отказываться.

— Но все-таки зачем вам этот... хлам? — спросил он, убирая сложенные пополам купюры в карман олимпийки.

— Ответ все тот же: я ведь не спрашиваю, зачем вы его продаете. — Не поворачиваясь больше к Костику, девушка стала наполнять сумку. — Без обид.

— Красавица, ха-а! — гаркнул голос по соседству. — Не проходи, платьев не держу, но какие смешные подставки — любой мужчина твои очки поддержит. Галустян, Светлаков, Ди Каприо... Красавица!..

Будто не слыша громких возгласов, девушка быстро накидала к себе вещей, подхватила коробку с елочными игрушками и двинулась на выход мимо разводящего руки армянина.

— Лучше б в ломбарде остался, — процедил торговец, ударив ладонью по бедру.

Вдруг Костик заметил, что пучеглазая фарфоровая жаба так и осталась сидеть на своем месте.

— Эй! Эй!

Незнакомки след простыл.

Спрятав жабу в карман ветровки, Костик отчего-то бросился догонять ее, но, заметив уплывающую за поворот голубую сумку, резко остановился. Ему пришла идея устроить слежку: слишком привлекательной и странной оказалась эта незнакомка, каждые выходные скупающая всякое барахло без торга.

Девушка прошла мимо палатки «Вода. Мороженое. Орбиты», обогнула пруд с купающимися утками и, перейдя дорогу, направилась во дворы. Костик не сводил с нее глаз. Когда сумка вплыла под арку и просочилась в один из подъездов желто-серой пятиэтажки, он поспешил придержать ногой распахнутую дверь.

Внутри пахло гнилостью забившегося мусоропровода, шуршащие звуки и топот наверху усиливались эхом.

— Здравствуйте, теть Ал, — послышалось с пролетов выше.

Замеревший возле металлических сот почтовых ящиков, Костик прислушался.

— Вероничка! Это ж ты такую тяжесть с наших рядов притащила?

— Тут всего по мелочи, не тяжело.

— И я с рядов только что! Гляди, какой ночник, вот за это вешается... Правда, здесь болтается, но Сашка приклеит. Так, это набор ножей... Сашечке в командировку кальсоны, хэбэ, потрогай — теплые-е-е... А у тебя что? Ну-ка, хвастайся.

— Теть Ал, давайте потом, здесь неудобно.

Забряцали ключи. Костик медленно прокрался на этаж, высунув голову, приметил справа край знакомой сумки и тут же шмыгнул обратно.

— Как вообще? — нарушил паузу негромкий голос. — В порядке?

— Справляюсь. Куда деваться.

— Ник, если что... Ты помнишь. Всегда рады, и я, и Саша. Заходи на ужин, у нас котлеты говяжьи, фарш сами крутим.

— Спасибо большое. Александру Александровичу приветы.

Раздался один сотрясающий окна хлопок, затем второй. Дождавшись осевшей тишины, Костик прокрался на лестничную клетку. Справа виднелась забрызганная белой строительной краской дверь с отходящим на углах дерматином. Там, где раньше находился звонок, торчали выпущенные кишки проводов. Сердце отчего-то колотилось на весь подъезд, пытаясь сотрясти дверь напротив гулкими ударами. Не раздумывая, зачем ему это, Костик постучал костяшками в деревянный наличник. Выждал, повторил еще раз настойчивее.

За дверью прошаркали тапки.

— Кыш, кому сказала, а ну... — зашикал знакомый женский голос. — Тетя Алла?

— Нет, я... с барахолки. — Внезапно Костик понял, что не знает, к чему все это: погоня, слежка, подслушивание. Он был готов извиниться и уйти сразу, как только отдаст дурацкую жабу: как бы оставленный товар не растаскали.

— Кто-кто?

— Вы были на рынке и кое-что забыли.

Раздался щелчок. Причмокнув, дверь открылась.

— Что забыла? Я же расплатилась... Ай!

Из проема метнулась черно-белая кошка и юркнула между ног Костика, следом выскочила взбудораженная девушка:

— Фроська!

Поднявший хвост трубой котик оказался подхвачен на руки — видимо, так далеко побег еще не удавался.

— Вот нахалка, ну куда ты...

Взвизгнув, кошка выкрутилась и, приземлившись на кафель, тут же рванула вниз, девушка побежала ее ловить.

Костик заглянул в распахнутую дверь. Прихожая была заставлена коробками, пакетами, свертками, кульками — все это громоздилось друг на друге, возвышалось у стен кривыми, нестройными башнями. Ему вспомнился лабиринт рабочего склада, стеллажи которого точно так же были забиты вещами.

В глубине комнаты разносилось надрывное, беспокойное пищание. Прислушавшись, Костик пробрался внутрь пахнущей сыростью квартиры, начал шарить за мешками и сумками, смотреть между книжных, журнальных и газетных стопок, двигаясь в глубь квартиры. Среди разорванных упаковок кошачьего корма он увидел пару черных мяукающих котят, те, как обреченные скалолазы, тщетно пытались перелезть через груду мусора.

— Да кто ж вас... — Он взял в охапку попискивающие хрупкие тельца и перенес их к блюдцу с кормом.

Костик огляделся. Коридор с наростами коробок вел в еще более заваленную комнату, передвигаться по которой было возможно, лишь ступая шаг за шагом по островкам бордового ковра. На полу, столе, кровати стояли, лежали, виднелись разбросанные подушки, огромные горы сваленной одежды, набитые сумки, горшки с землей, испачканные мягкие игрушки, самовары, утюги, детские санки, разломанные выпуклые телевизоры, советские магнитофоны, гимнастические шары, разбросанные диски и видеокассеты — Костик словно встретил самый большой прилавок на барахолке.

— Немедленно уйдите!

В дверях стояла поджавшая губы девушка, прижимающая к себе кошку. Пальцем она указывала на дверь.

— Или я полицию вызову. Раз... — Ее голос дрожал.

Недовольно урчавший кот спрыгнул с ее рук и исчез где-то в глубине шуршащих пакетов.

— Простите, не надо, я... зря, зря... — Вжав голову в плечи, Костик лихорадочно заторопился к выходу. О чем он вообще думал, защитник, блин, животных? Теперь мысли в голове стучали лишь одни: прочь, прочь, прочь.

Неловко повернувшись, Костик задел одну из стоящих сверху коробок, посуда с грохотом полетела на пол.

— Простите ради бога, простите, — бормочущий извинения Костик попробовал зачем-то собрать осколки, но тут ему среди битой керамики попалась на глаза светлая фарфоровая голова. Тот самый пионер с его полки. Рядом — перебитая надвое, но по-прежнему улыбающаяся фигуристка. Балерина с обрезками культей. Заостренный полумесяц морды овчарки. Большие куски тела серого волка вместе с царевичем и царевной. Оторванные ладони, сжимающие веер. Пара фарфоровых сапог.

Внезапный вопль пробрал Костика до подметок. Его будто снес налетевший вихрь, он повалился меж баулов, огреваемый со всех сторон ударами, пощечинами и криками. Пытаясь защититься, Костик начал цепляться за все подряд. Попавший под руку торшер ушел вбок, и откуда-то сверху над глазами навис сползающий, как огромная капля, завязанный тюк, после падения которого наступила темнота.

* * *

Разлепив веки, Костик увидел поверх тюков и кульков маленькую растрепанную макушку, похожую на редиску. Он медленно поднялся, размял плечи. На деревянном корпусе одного из сломанных телевизоров спиной к нему сидела та самая девушка. Облокотившись на колени, она прятала лицо в ладони и дрожала.

— Кхм... Извините меня, в общем, — прохрипел Костик, потирая ушибленный затылок. Очень хотелось поскорее уйти, однако перед этим нужно было удостовериться, что никаких последствий не будет. — Вы же не вызывали полицию?

Девушка повернула к нему искривившееся лицо.

— Я не могу ничего с этим поделать, — выдавила она, размазывая слезы. — После смерти мамы как заклинило. Мы жили здесь, пока... Все о ней напоминает. Как увижу на прилавках этих балерин или духи с ванной полки, игрушки из ее детства... Прям накатывает, и грудь так в кулак... Не могу пройти, словно шепчут: «Забери нас». Все эти платья тоже... Мама могла бы их носить, ей нравились с широкими юбками чтобы... И вот она деньги на счету скопила, а я... — Задохнувшись, она вновь разрыдалась.

Костик передернул плечами, ноги словно вросли в пол, и сдвинуться хотя бы на шаг не получалось.

— Мне правда очень тебя... вас жаль, — сглотнул Костик. — Мы с папой недавно бабушку похоронили. Тоже тяжело все так. Соболезную.

— ...расчески, заколки дурацкие, особенно игрушки, — причитала девушка, заламывая руки. — Вижу — и ком в горле, а когда домой принесу, то как-то... Что это?

Костик рассеянно огляделся. Ее взгляд указывал на расстегнутый карман ветровки. Проверив его, он достал блестящую фарфоровую жабу.

— Это я как раз хотел передать... — начал было Костик.

— Можно поближе?

Недоумевая, он показал сидящую на ладони лупоглазую фигурку. Девушка шумно выдохнула, словно увидела перед собой бриллиант. Ее пальцы коснулись пупырчатой блестящей спины.

— Сколько? — спросила она полушепотом.

— Чего?

— Отдадите за сколько?

Костик опешил.

— Как? Вы же... — И тут же замолчал. Она не помнит. Ничего не понимает. — Редкий экземпляр, ГДР, никаких потертостей. Еще папа из командировки привозил. Три тысячи.

Всхлипнув, она пробралась через сумки к кровати, отыскала в наволочках металлическую коробку из-под чая и достала оттуда несколько светло-зеленых купюр.

— Простите, не три, а пять, — как можно более уверенным голосом произнес Костик. — Смотрите, сделана как живая. Больше такую не найдете.

Девушка невозмутимо вынула коробку обратно, взяла еще пару тысяч, протянула Костику.

— Пожалуйста, — еле слышно прошептала она, не отводя взгляда от пупырчатой жабы.

Он убрал деньги в карман, взял фигурку за бока двумя пальцами и бережно пересадил ее на протянутую ладонь девушки. Та звонко рассмеялась.

— Как настоящая! До чего же смешная! До чего же хорошая! Как в мультфильме! «Не хочу учиться, ква-ква-ква!»

После того как Костик взял деньги, он словно перестал для нее существовать. Стараясь не шуршать пакетами, он медленно двинулся под неразборчивое бормотание и смех в коридор. По ковру ползали дрожащие котята. Недолго думая, Костик взял их на руки. Прошел по туннелю из коробок к входной двери. Снял цепочку. Прижимая к себе пищащих котят, тихо покинул квартиру, тихо прикрыл за собой дверь, вышел из подъезда и зашагал по безветренной, залитой солнцем улице.

Больше они никогда не виделись.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0