Марии Павловны Савельевой уже шесть лет как нет на свете: она умерла в 2016 году, восьмидесяти двух лет. Ее племянник Александр Овсянников написал:

«Мария Савельева “в юные годы сочиняла стихи, но они не сохранились. Эта страсть — радость творчества вернулась к ней после 70”. Отмечу, что это не такое уж редкое явление, когда люди в преклонном возрасте возвращаются к поэзии или даже начинают писать стихи. По окончании Литературного института я подрабатывал внештатным литконсультантом в издательстве “Детская литература”. Мне, конечно, было известно, что многие папы и мамы, а чаще всего бабушки и дедушки сочиняют стихи, песни и сказки для своих детей и внуков, но я никогда не предполагал, что они:

1) сочинив их в достаточном количестве и не зная, видимо, куда девать (дети или внуки уже выросли), массово отправляют их в журналы и издательства;

2) при этом, судя по уровню исполнения, сами авторы, как приснопамятный Васисуалий Лоханкин, прежде стихов никогда не писали и не любили их читать.

Передо мной было не что иное, как реликтовая протопоэзия, которая вроде бы только в трудах филологов и литературоведов фигурировала».

Говоря по-русски, протопоэзия — это тот материал, из которого поэзия появляется. Как есть вино и «материал вина». Тому, что мы с вами привыкли называть стихами, предшествует некая ритмизованная стихия в виде пословиц, поговорок, загадок, считалок, сказок и, самое главное, песен — любовных, колыбельных, заздравных, заупокойных, трудовых, ратных, ритуальных и т.д. Как мне представляется, поначалу в фольклорной стихии нет понятия стилистического, а тем более художественного качества, есть лишь голая целесообразность сочинить что-либо «по поводу». Ну а дальше в дело вступает подсознательный отбор слушателя или исполнителя, потому что красивое и эффектное слово лучше запоминается. Предпочитая одно другому, человек на слух формирует будущие поэтические критерии. И в конце концов из фольклорного, анонимного хаоса обязательно появляется поэт — сначала в виде сказителя, как Гомер.

Я, подобно многим, одно время полагал, что рождение поэзии из протопоэзии для нынешнего времени уже нехарактерно. Дескать, теперь люди поначалу читают чужие стихи, а потом пишут свои. Сначала это представление опровергли авторы, отправлявшие стихи в «Детскую литературу», а теперь вот Мария Савельева. Она явно сочиняла не для внуков, а для самой себя. И стихи ее — отнюдь не беспомощны. Это не тот род протопоэзии, который еще не поэзия. Пусть и писала она, по словам племянника-редактора, «свободным стилем, сплошной строкой». Но какая разница, если эта сплошная строка вполне поддается разбивке на строки поэтические?

Странное слово — «ретро»,
«Ретро»...
А я люблю по-русски —
Красный закат и без ветра.
Каждый день прекрасен —
Он уходит навечно,
И я его провожаю сердечно.
 

Не правда ли, напоминает стихи «юродивой от поэзии» Ксении Некрасовой? О поэзии Некрасовой говорили еще, что это «наивное искусство». Или «примитивное искусство». «Примитивное» в данном случае у культурологов не имеет негативной коннотации, означая всего лишь «простое», но лучше все-таки — «наивное». По Далю, «наивный» — это «прямой и невинный, простой, простодушный, простосердечный, милый за простоту, привлекательный простотою; ребячески прямой, детски откровенный; прямомилый, чистомилый». Заметьте, в словаре Даля отсутствует трактовка слова, появившаяся уже после, в словаре Ожегова: «Простодушный, обнаруживающий неопытность, неосведомленность». Да и «стихам тети Маши» больше подходит далевское определение, их не назовешь произведениями, написанными «неопытным, неосведомленным» человеком:

Жизнь — непонятная ерунда.
Пришел низачем
И ушел в никуда.
Богач ты или бедняк,
Умный или дурак,
Все — там без исключения.
Там существует одно
Правило-уравнение:
Через несколько лет
Будешь — удобрение.
 

Насчет «удобрения» — сказано прямо, но отнюдь не «простодушно». Жестковато так сказано. Но — не цинично, скорее в духе Заболоцкого: «Вчера, о смерти размышляя, // Ожесточилась вдруг душа моя...» И еще — с оттенком какого-то незлого юмора, что ярче проявилось в другом стихотворении о смерти, «Сижу в темноте и в тишине...»:

Сижу в темноте и в тишине —
Тренируюсь на тот свет.
 

«Тренируюсь на тот свет» — я еще такого не читывал! И насчет «телевизора с собой» тоже! Вот тебе и «наивное искусство»! Которое, кстати, перекликается со смежным искусством — народными стихотворными эпитафиями. С такой вот, скажем:

В могиле сей лежат два друга:
Силантий и его супруга.
Всю жизнь служили господам,
Теперь лежат спокойно вверх носам.
 

Полагаю, финал стихотворения «Сижу в темноте и в тишине...» вполне может служить чем-то вроде эпитафии. Если не является самоэпитафией изначально. Однако боюсь, мои цитаты могут создать впечатление, что «тетя Маша» писала преимущественно о смерти. Нет, она писала о жизни и смерти, причем о смерти — без отчаяния, а о жизни — весело:

Шапочка с шарфиком,
Куртка с перчатками,
Брюки с сапогами —
Хороша же ты, бабуська,
Да стара годами!
 

Мария Савельева вообще народный поэт. Не только потому, что вышла из простого народа, но и потому, что выражает в своих простодушных виршах народное мироощущение. Как в стихотворении «В огороде лебеда»:

Лебеда, лебеда, кругом лебеда, вот беда!
Когда-то ты, лебеда, не была беда, а еда.
 

Нет в ее стихах ни высоких слов, ни сногсшибательных образов, но есть беззлобная правда русского человека, которую он обычно выражает простыми словами: «Слава Богу за все!» И за хорошее, и за плохое. Потому что «плохое» в православном понимании — не так уж плохо, ведь могло бы быть и хуже. Эту мысль «тетя Маша» высказывает с присущим ей своеобразием:

Тринадцатое, август, первая половина.
Застыла паста в ручке —
Такая стоит холодина.
Где же то обещанное потепление?
Благодарю Господа за то,
Что нет обледенения.
 

Конечно, не все стихи Марии Савельевой из предложенной А.Овсянниковым подборки написаны на таком уровне. Перед нами род дневника, в котором автор делилась не только мыслями и образами, но и обыкновенными событиями в своей жизни, простейшими наблюдениями, фиксировала погоду на дворе и т.п. Это как лес, в котором есть и грибы, и ягоды и есть колючие кустарники и паутина. Однако поэт, пишущий о лесе, призван явить нам дух леса, не ограничиваясь задачей натуралиста — изображением флоры и фауны. Так и в немудреных подробностях быта, описанных «тетей Машей», есть дух жизни, свежий и оригинальный взгляд на нее. Ее лучшие стихи, полагаю, достойны публикации в журнале.