Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Рецензии на книги: Джеральд Бром. Похититель детей. — Диана Машкова, Сания Испергенова. Я — Сания: История сироты. — «Тверской бульвар, 25». Выпуск 11. — Ксения Отева. Они тоже люди. — Мони Нильсон. Любовь будет всегда

Джеральд Бром. Похититель детей

Джеральд Бром — американский художник и писатель. Ранее он выпускал графические романы, состоящие по большей части из иллюстраций. Но больше известности Брому принесли его приключенческие романы в стиле мрачного фэнтези. Таких, больших и масштабных, романов у него всего три. В Россию Бром «пришел» только спустя семнадцать лет, и нельзя сказать, что стал очень популярен. Здесь я хочу осветить его первый роман «Похититель детей».

Отличительная черта произведений Брома — это переосмысление устоявшихся образов. Например, языческий демон Крампус (роман «Крампус, повелитель Йоля»), антипод святого Николая — на самом деле вовсе не злодей. Так же как святой Николай вовсе не святой... Конечно, такой взгляд не назвать принципиально новым, но Бром и не останавливается лишь на этом. Даже переиначенное положительное у Брома не очень-то и положительно, а злое не очень-то злое.

Мы все знаем, кто такой Питер Пен. Благодаря шотландскому писателю Джеймсу Барри — первому, кто придумал этот образ, но еще более благодаря диснеевской интерпретации этой истории. Питер Пен — мальчик, который не хотел взрослеть и жил в прекрасном волшебном мире, в котором ему, конечно, было одиноко одному, поэтому он приглашал туда детей из мира реального. Эта сказка прочно переплетается с ирландскими сказаниями о фэйри или пикси (по-нашему феями), с которыми дружил Питер Пен. Фейри — жестокий народец. По легендам, они обитали под холмами и похищали людей.

Джеральд Бром пишет в конце своего романа «Похититель детей»: «Я перечитал сказки Джеймса Барри и понял, насколько они жестоки по своей сути. Питер Пен, волшебный, озорной мальчишка, соблазнял детей прекрасной страной — Неверленд. На самом деле он скорее похищал их. Но что с ними происходило после? Оригинальная цитата из сказок Джеймса Барри: “Мальчишек на острове бывает то больше, то меньше, смотря по тому, сколько их убивают и всякое такое; когда они подрастают, что противоречит правилам, Питер их немного прореживает...” Что значит “прореживает”? Убивает, подобно тому как отбраковывают животных в стаде?» «В какой-то момент мальчишки гордо обсуждают, скольких пиратов они убили: “Пятнадцать или семнадцать?”» «Еще сильнее пугает способность Питера делать все эти вещи — похищать детей, убивать — без малейших угрызений совести. “Убитых я забываю”, — бросил он небрежно».

В общем, как пишет Бром, эти строки навсегда изменили его представление о «безобидном проказнике Питере». Сказка и не предполагает ответов на все вопросы, но слишком уж много в сказках Барри намеков...

Об этом и роман Брома «Похититель детей». Действительно, книга получилась жестокой, мрачной, масштабной, с неоднозначными характерами. Что-то в жанре янг эдалт, хотя жанр конкретно не обозначен, указан только возрастной ценз книги — 16+.

В романе «Похититель детей» Питер похищает детей неспроста. Он ведет свою войну. И для этого ему нужна армия. Это главный герой романа — Ник — понял слишком поздно.

Ник — обычный американский подросток. Вначале романа он попадает в передрягу, и Питер его спасает. Потом Питер ведет его через некий туман, среди стенающих душ (очень напоминает легенды о Лимбе) прямиком в страну, где дети не вырастают. Ник удивляется, когда оказывается в таинственном лесу, в хижине, среди таких же подростков, как и он. Но не совсем таких же. Среди них ребята из разных времен. Даже есть девочка из индейского племени, из числа первых поселенцев. Время в этом мире идет по-другому: дети действительно не взрослеют.

На протяжении романа Ник все больше начинает недолюбливать Питера. Питер жестокий, он ни перед чем не останавливается ради своей цели. А самое главное — Питер не хочет помочь Нику вернуться домой, к маме, которая в опасности. Однако нам показывают другую сторону «похитителя детей». Ник не совсем главный герой произведения. Мы видим длинные описания детства Питера его глазами. Очень интересны описания всяческих языческих персонажей: болотной ведьмы, троллей, фейри и даже девы озера, той самой, что вручила королю Артуру меч Эскалибур (в мире Брома она правительница всего Авалона — Неверленда). Выясняется, что Питер не просто обманывал детей, он «забирал» только тех, кому нечего терять. Он вытаскивал их из «лап смерти».

Роман пестрит красочными описаниями сражений, тягот и убийств. С середины повествование все больше переключается на Питера, что одновременно разбавляет это самое повествование, но и «уводит» от Ника, который вначале казался главным героем.

В конце концов события приводят героев к масштабному сражению со злыми силами. Сражение перемещается на улицы Нью-Йорка — реального мира Ника.

Роман действительно многоплановый: Бром пытается показать точку зрения многих персонажей, и события постоянно «переворачиваются с ног на голову», проще говоря — все не то, чем кажется.

Повествование у Брома сказочное, яркое. Захватывающее. Однако не без «выхолощенности», не без пафоса. Но я бы все же назвала данную его работу нетривиальной, стоящей прочтения. Хотя история мрачная и остается ощущение недосказанности. Кажется, некоторые герои заслуживают большего. Становится очевидно, что Бром в какой-то момент выводит Питера на главный план. Питер бессмертен, он — герой. И он не получил по заслугам, хотя должен был, сколь бы Бром его ни оправдывал. А Ник, напротив, пострадал незаслуженно.

Но мне кажется важным упомянуть некоторые мои наблюдения по поводу Брома как писателя.

После знакомства с «Похитителем детей» я жадно набросилась на другие его книги (их, кстати, совсем немного): «Крампус, повелитель Йоля», вышедший годом ранее, и последний масштабный роман Брома «Потерянные боги». Я думала, окажутся ли эти книги такими же интересными, как и «Похититель детей»?

В целом они такими и были. Интересными, захватывающими, с невероятными поворотами... И это их недостаток. Сюжеты Брома, я бы сказала, очень голливудские. Ты читаешь его — будто смотришь блокбастер на огромном экране. Когда ты «посмотрел» уже несколько таких книг, ты начинаешь улавливать подход автора к написанию романов.

Он берет устоявшийся образ злодея из мифологии (или положительного героя, как Питер Пен) и берет образ «обычного американца», попавшего в передрягу с целью простой, как пять копеек, — спасти свою семью. Вот незадача: американец попадает в еще большую передрягу — в лапы демону Крампусу, в загробный мир языческих богов или на мрачный Авалон, в «лапы» Питера Пена. Отныне главный герой становится пешкой в игре более таинственных и могущественных сил. Ему вообще не сдался весь этот волшебный мир со своими проблемами, войнами, врагами, он постоянно пытается убедить своего похитителя (Питера, Крампуса) в том, что ему «просто нужно вернуться домой и спасти свою семью, которую он оставил в самый неспокойный момент». Но похититель и слушать не хочет, для него все эти проблемы — мелочь по сравнению с судьбой волшебного мира. В этот момент Бром потихоньку смещает фокус на образ похитителя, чтобы мы усомнились в первом впечатлении о нем. Зачастую Брому удается балансировать между положительным и отрицательным образом каждого персонажа. Конечно, два главных персонажа — обычный человек и магическое существо — постепенно проникаются друг другом. Плененный начинает понимать своего похитителя, похититель — плененного. Оказывается, цели их похожи.

Но это общая канва повествования Брома, которая кочует из книги в книгу. Также у него есть неизменные приемы удержания внимания: постоянное «все не так, как сперва показалось», и море убийств и жестокости (оправданных, конечно, потому что борьба никогда не прекращается); постоянное «перетягивание одеяла» двумя главными героями: вот мы сочувствуем человеку и считаем похитителя жестоким, потом Бром пишет сто страниц подряд о том, какая ужасная жизнь была у похитителя и почему он на самом деле хороший. А дальше в волшебном мире начинается суматоха, и героя-человека постоянно разрывают сомнения: улизнуть или все-таки помочь своему похитителю в его масштабной войне?

По сути, самую большую работу Бром проводит на стадии разработки произведения. И это чувствуется. Мир его богат, насыщен фольклорными легендами, знакомыми персонажами. Он оживляет их и переосмысляет. Невозможно заскучать. В каждом романе по шестьсот страниц печатного текста (и несколько его собственных иллюстраций). Брому есть где разгуляться.

Единственный большой недостаток произведений Брома — это их язык. Бром изо всех сил пытается быть современным. В данном случае русский перевод не отличается от английского оригинала. Тут и там пестрят «псевдо-современные» словечки, жаргонизмы (особенно этим грешит «Похититель детей», поскольку главные герои там подростки). Да и сам язык совершенно не блещет метафорами и описаниями. Бром набрасывает крупно, четко, как пишут эскиз, не отрывая ручку от бумаги (все-таки он художник). Ему главное — последовательность действий. В конце концов, если вас не увлекает постоянная смена событий, то в глаза будут бросаться бесконечные «ударил мечом, отскочил, толкнул, посмотрел, сказал, улыбнулся, вышел...». Язык не ужасен, но он совершенно средний, я бы сказала, искусственно усредненный, обезличенный. Вроде все на своих местах, ничего лишнего. Где нужно описать лес — есть деревья, трава, луна, какой-то там сырой воздух, и вообще герою холодновато. Где нужно описать персонажа — есть такого-то цвета волосы, злые глаза, странная одежда, и герою от персонажа как-то не по себе. Язык работает только на действие, художественной ценности в нем нет. Искушенному читателю это может помешать погрузиться в историю.

А сама история действительно интригует. Она — если отбросить все пестрящие, захватывающие фэнтезийные события — в конце концов, про обычные человеческие чувства. У героя ничего больше нет, кроме одного. И это «одно» постоянно так близко, но каждый раз ускользает сквозь пальцы.

Исходя из вышеперечисленного, я рекомендую знакомство с Бромом с его первым полномасштабным романом «Похититель детей». «Неожиданные повороты» — продуманные и действительно неожиданные. И потому что это, на мой взгляд, самая мрачная книга из трех. Сама тенденция «переворачивать» образ персонажа не нова, но в данном случае она самая интересная. Бром совершает «двойной переворот»: сперва «вытаскивает на свет» потерянный мрачный образ Питера Пена Джеймса Барри, а затем вновь переворачивает этот образ.

Для меня Бром действительно создатель. Был сказочный Питер Пен Джеймса Барри, с неясным мрачным подтекстом, был диснеевский Питер Пен — однозначно невинный, положительный герой. А теперь для меня появился третий Питер Пен — Питер Джерольда Брома. Лично для меня это однозначно удачная находка.




Диана Машкова, Сания Испергенова. Я — Сания: История сироты


Когда я ездила в Италию, экскурсовод сказала нам, что в Италии просто не существует детских домов

Я хочу, чтобы об этой книге узнали как можно больше людей.

Диана Машкова — удивительная личность. Она основала организацию «Азбука семьи». У нее пятеро детей. Она не распространяется о том, сколькие из них приемные, но известно, что Георгия (главного автора книги «Меня зовут Гоша: История сироты») она усыновила.

Диана Машкова пишет на остросоциальные темы. У нее есть собственные повести об усыновлении детей из детских домов, но литературно они написаны не очень хорошо и успеха не имели. Позже Машкова выпустила под своим именем вместе с именем непосредственного героя произведения две повести: «Меня зовут Гоша...» и «Я — Сания...».

В данном случае я рассматриваю произведение «Я — Сания...», хотя это не столь важно: оба — реальные истории реальных сирот в редакции Машковой. «Меня зовут Гоша...» написана более свободно. Повествование пестрит жаргонизмами и простыми предложениями. В повести «Я — Сания...» стиль гораздо более литературный и выверенный. Может, это было решением Машковой, а может, это исключительно стиль Сании Испергеновой. Но в любом случае тема остросоциальная: дети, выросшие в детских домах, претерпевают лишения, которых «домашний» ребенок представить себе не может. Цель произведений Дианы Машковой — привлечь как можно больше людей к проблемам детских домов в России. И с помощью книги «Я — Сания...» она вполне этой цели достигает.

Повесть можно считать художественным произведением, хотя она и освещает реальные события. В современной литературе этот жанр носит название автофикшн. Его отличительными особенностями являются смесь автобиографии и художественной прозы.

В данном случае повесть от этого только выигрывает. Сания Испергенова делится воспоминаниями о своей сложной жизни в детском доме и с помощью Дианы Машковой облекает эти воспоминания в форму художественного произведения.

Повествование простое, но яркое. Самое главное — все по завету А.М. Горького, который говорил, что если в сцене рыдают и автор, и персонаж, то сцена превращается в фарс. Персонаж Сании в повести не рыдает вовсе. Взрослая Сания только иногда «поднимается» над Санией маленькой, чтобы обобщить и структурировать свои переживания, что вполне оправданно, поскольку Сания сейчас уже взрослая девушка.

Трудно писать просто о сложных вещах. В данном случае Диана Машкова и Сания Испергенова успешно справились с этой задачей.




«Тверской бульвар, 25». Выпуск 11

Альманах «Тверской бульвар, 25» печатается уже давно — в архивах Литературного института есть, по крайней мере, выпуск 1997 года. И тогда, судя по фотографии, он выглядел как газета.

В 2009 году произошел перезапуск альманаха. Отсчет начался с первого выпуска. Альманах стал настоящей книгой — сборником прозы и поэзии студентов Литературного института имени А.М. Горького. Издается альманах исключительно за счет средств института. Каждое издание официальное, ему присваивается международный книжный номер — ISBN.

Что можно увидеть, оглядываясь назад теперь, спустя тринадцать лет? Каждый выпуск составлялся тщательно: со вкусом и смыслом оформлялся, обложка радовала креативной иллюстрацией, всегда в разном стиле. Это подчеркивает уникальность каждого сборника: он всегда настолько же разный, насколько разные тексты в нем печатаются. Хотя альманах является продуктом внутренней литературной жизни института, он выходит за его пределы, привлекая внимание «простых» читателей.

У меня в руках 11-й выпуск альманаха «Тверской бульвар, 25». Первое, что приковывает взгляд, — это потрясающая иллюстрация на обложке авторства Валерии Чермяниновой (так же как иллюстрации внутри книги). Они все необычайно точно отражают дух альманаха в целом. Их хочется рассматривать.

Очень интересна композиция сборника. Его внутренняя тема сродни наряду, сшитому на первый взгляд из разрозненных кусочков ткани — произведений разных жанров. «Сшитые» вместе, они являют законченный наряд в узком смысле и цельное полотно реальности, схваченное нитями наших судеб, — в широком.

Сборник разделен на три части, каждая из которых предваряется прекрасной иллюстрацией на глянцевой бумаге.

Первая часть называется «Ткань». И действительно, собранные в ней рассказы и отрывки повестей — это судьбы людей, сама ткань их жизни. Разные, но такие понятные переживания, ностальгические, печальные. Некоторые авторы «ткут» крупно и ярко, отмечая каждый стежок восторженным возгласом, другие с нежностью выводят завитки кружев, порой настолько красивые, насколько и печальные. Но тут и там мелькает острая игла жизни: любовь — разочарование, смех — боль, жизнь — смерть. Это касается всего сборника в целом, но «Ткани» — в особенности.

Второй раздел сборника озаглавлен «Нити и швы», и представлен он стихами. Для меня это выглядит очень символично, поскольку я вижу поэзию как короткие, точные удары иглы, объединяющие, сшивающие ткань реальности, не позволяющие даже самым призрачным впечатлениям и неясным чувствам, тонким, как нить, ускользнуть.

Третья часть сборника — «Изнанка», — так же, как и первая, наполнена рассказами, но здесь они более яркие, пестрые. В них отчетливо видна «изнанка» человеческой жизни. За всеми событиями, волнениями, перипетиями — на изнанке оказывается то, что мы больше чувствуем, чем видим, то, что ближе нашей душе.

А самое главное в альманахе «Тверской бульвар, 25» — это то, что каждый студент и тот, кто когда-либо был студентом Литературного института имени А.М. Горького, может в нем опубликоваться.

Анастасия Харченко




Ксения Отева. Они тоже люди

Почти любой разговор о детской литературе начинается с расхожей фразы: «Писать для детей нужно как для взрослых, только лучше». И с ней нельзя не согласиться.

Одним из наиболее продаваемых жанров литературы в последние годы является young adult (далее — янг эдалт) — литература о, дословно, «взрослеющих молодых». Обычно в этих текстах поднимаются вопросы взаимоотношений с родителями и сверстниками, поиска себя — то же, что волнует читателей. Герои сталкиваются с травмирующими событиями несправедливого мира: болезни и последующая смерть близких, войны, катастрофы, буллинг, невзаимная любовь... И все же лучшие примеры янг эдалт литературы интересны не только подросткам, но и взрослым, потому что это не просто истории становления отдельных людей, но и попытки объяснить общие человеческие изменения, разобраться в них и найти способ максимально спокойно пережить трагичный опыт юности.

На библиотечной полке с янг эдалт литературой среди известных текстов я нашла незнакомый мне роман Ксении Отевой «Они тоже люди» (издательство «Пять четвертей», 2021). В аннотации интригующе расписан сюжет: «Пропала учительница русского и литературы. Девятиклассница Злата, которую одноклассники называют Недотепой, вместе с самым крутым парнем школы — десятиклассником Нартовым начинают собственное расследование». На этом можно остановиться и книгу не открывать. А что, в детской книге плохого финала не будет, а чтобы понять, исходя из аннотации, кто найдет учительницу, даже детективом быть не нужно. В сборник шаблонных школьных ситуаций и таких же картонных персонажей (красавчик старшеклассник, который еще и спасает во всех напряженных эпизодах; его модельной внешности одноклассница; неуклюжая девочка в очках и смешной шапке, в которую обязательно влюбляется главный красавчик (ого, неожиданность!); одноклассницы неуклюжей девочки, которые будут над ней смеяться, а потом завидовать...) включаются неловкие попытки создать интригу. Но по итогу все они выглядят нереальными и надуманными.

Конфликтные ситуации в романе проходят так безболезненно, что их могло бы не быть вовсе. Буллинг, подвешенное состояние влюбленности, неопределенное будущее задевают героиню, но она кажется слишком равнодушной для этих переживаний: по ее же признанию, от плохого настроения она спасается бутербродами с вареной колбасой.

Едва ли роман Ксении Отевой «Они тоже люди» можно ставить на полку лучших янг эдалт текстов. Обычный школьный детектив, которыми любили зачитываться мои одноклассники в средней школе: можно читать много подряд, втягиваться в сюжет, даже сочувствовать героям, но спустя некоторое время едва ли вспомнишь в деталях, о чем был тот или иной текст.




Мони Нильсон. Любовь будет всегда

Еще одной находкой стал роман Мони Нильсон «Любовь будет всегда» (издательство «Белая ворона», 2021). С первой главки (к слову, книга состоит из маленьких, связанных в единый сюжет историй от первого лица, что не только заставляет верить и сочувствовать героине сильнее, но и дает определенную свободу в выборе слов и детских образов) читатель узнает о главной проблеме в жизни девочки по имени Леа: ее мама неизлечимо больна раком. О предыдущей книге я сказала: «С ней все сразу ясно, ведь в детской литературе не может быть плохого конца», — и была не вполне права, янг эдалт — пограничная зона между детскими сюжетами с привычным счастливым концом и «взрослой» литературой, где финал может быть любым.

Так вот, читатель с первой страницы узнает о двух ключевых линиях: взаимоотношениях Леа с мамой и взаимоотношениях Леа с Ноа, это ее лучшая подруга.

Простым и правдивым было развитие событий, при котором Ноа поддерживает подругу в непростой ситуации и всегда находится рядом, но все происходит иначе. Случайное неправильное слово ссорит подруг, а в Леа разжигается навязчивая мысль, что мама будет жива, пока девочка ненавидит Ноа. И это поведение по итогу прочитывается не так по-детски, как может показаться сначала. Человеческие защитные механизмы работают по-разному: кто-то в ситуации хаоса начинает истерично смеяться, а кто-то в той же обстановке — безутешно рыдать. Леа начинает ненавидеть лучшую подругу, а всех, кто попадается под руку, — ударять. Чтобы объяснить свое агрессивное поведение, она находит на удивление взрослое и впечатляющее сравнение: «Может быть, в мои руки попал рак? Или какая-то другая болезнь? Во всяком случае, она такая же наглая, как мамина. Из-за нее я все время дерусь».

Роман заканчивается ожидаемо грустно, но благодаря тонкому психологическому чутью Мони Нильсон после прочтения остается больше жизнерадостности, чем печали.

В детской литературе очень просто мимикрировать: в ней есть ряд «классических» сюжетов, на которых строится любое повествование, также в ней есть типажи, которые в принципе имеют место быть, чтобы ребенок проще узнавал плохих и хороших, но это очень легко делает текст шаблонным.

Яна Черкасова





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0