Размышления о Х Международном театральном фестивале «Голоса истории»

 «Хотите вернуться к человеческому в себе, поезжайте в Вологду!» — неожиданно признался в любви к фестивалю «Голоса истории» во время церемонии закрытия новоиспеченный член жюри Георгий Тараторкин. Большого артиста понять несложно: новые захватывающие возможности открытых театральных площадок — постоянный предмет обсуждения российских и зарубежных режиссеров и актеров. Вот и в Вологде Г.Тараторкин поведал о мечте сыграть Гамлета в Дании, где ему довелось побывать на одном из подобных фестивалей. Выступление на таких площадках в историко-архитектурной среде «непредсказуемо, дает массу возможностей импровизационного, сообразного обстоятельствам, самочувствия».

«Фестиваль “Голоса истории” к своему юбилею подошел в ореоле легенды. Мне очень близки и дороги идеи фестиваля. Наши намерения о том, как жить, разнятся с тем, как мы живем, и это происходит потому, что мы абсолютно не слышим голосов истории — не учит нас история. Если бы мы умели слушать, то жили бы иначе... К этому можно добавить слова Василия Ключевского, который говорил: “Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна духовности”», — еще до открытия фестиваля делился своими мыслями о гуманистических возможностях «Голосов истории» Георгий Тараторкин.

Председатель жюри — доктор искусствоведения Алексей Бартошевич, оценивая фестиваль, был более прозаичен, отметив, что «Голоса истории» становятся одним из лучших фестивалей в России. Впрочем, так ли точны оценки фестиваля на самом деле и если он действительно становится «лучшим», то в чем? Нет, сомнения связаны не с изменением положений фестиваля — его концепция разработана давно и не вызывает желания что-либо поправить. Основной упор делается на развитии гуманистических идеалов средствами театра в условиях историко-архитектурной среды. В уставных документах фестиваля прописано: способствовать раскрытию средствами театра непреходящего влияния исторических событий на жизнь человека, формирование его личности, воспитание зрителей на основе принципов гуманизма.

Согласимся, что положения фестиваля как достаточно емкие, так и предельно ясные. В этой связи нелишне вспомнить и об истории возникновения этого театрального праздника. Повышенный интерес к работе на открытых площадках возник у российских театров в конце 80-х. Поиском новых выразительных форм и средств в историко-архитектурной среде почти одновременно занялись драматические театры Владимира, Суздаля и Вологды. В Пскове у старинных крепостных стен в это время ставится спектакль «Сказ о прихождении Стефана Батория на град Псков в году 1581-м» (режиссер В.Бухарин), суздальским драмтеатром (режиссер А.Галин) осуществляется постановка «Великого княжения». В Вологде на территории вологодского кремля представлены спектакли «Князь Серебряный», «Тайна Дионисия» (режиссер В.Свиридкин). Новаторство и зрелищность постановок под открытым небом по достоинству оценили и критики, и любители театра. Удачные творческие эксперименты убедили чиновников Минкультуры в необходимости проведения российского ландшафтного фестиваля. В 1990 году было наконец выбрано и место для проведения подобного форума — Вологда. Учредителями фестиваля стали Министерство культуры, Союз театральных деятелей, правительство области, администрация Вологды.

За почти двадцатилетнюю историю существования фестиваля он успел не только подкорректировать название, оставив из трех слов первоначального (1991) — «Голоса истории Великой» — только два первых, добиться получения статуса международного (2003), но и в значительной мере привлечь внимание к исторической теме специалистов и любителей театра. Если в первом фестивале приняли участие семь театров, то уже во втором, в 1993 году, — шестнадцать, на нем также были показаны спектакли, подходящие по тематике, но предназначенные для показа в театре. Фестиваль проводится с периодичностью раз в два года, и кремлевские стены служили декорациями для более 100 спектаклей российских театров, а также коллективов из Белоруссии, Украины, Греции, Италии. Участниками фестиваля неоднократно становились творческие коллективы Московского театра «Мастерская П.Н. Фоменко», Московского академического театра им. В.Маяковского, Центрального академического театра Российской армии, Театра Романа Виктюка, Санкт-Петербургского государственного академического театра им. Ленсовета и другие. В общей сложности в фестивале приняли участие 56 театров, некоторые из них не по одному разу.

* * *

Но вернемся к юбилейному, десятому фестивалю, который, кстати, изменив традиции, организаторы провели через три года. Еще на первой пресс-конференции, предшествовавшей открытию, Бартошевич обнадежил, что «фестиваль обещает всем очень сильные впечатления», а его «программа насыщенная и интересная». Председатель жюри также обрадовал вологжан «прекрасным подарком в лице двух театров из Санкт-Петербурга: Государственного академического Большого драматического театра и Академического Малого драматического театра — Театра Европы». Интерес к будущему юбилейному событию, его особенностям подогрела и представитель оргкомитета, начальник Департамента культуры и охраны объектов культурного наследия Вологодской области Валентина Рацко, раскрыв секрет финансовой составляющей: «Мы не ограничивали себя в желаниях благодаря Министерству культуры». Как оказалось, финансовая сила «золотой рыбки», коей Минкультуры выступило впервые, потянула на 12 миллионов рублей. Рацко даже пошутила в ответ на вопрос журналистов о самом интересном, что «самое интересное — это участие Министерства культуры». Правительство Вологодской области на паритетных условиях выделило почти столько же. «В этом году очень сильна международная составляющая: в фестивале участвуют театры из Греции, США, Польши и Украины. В программе заявлено 16 спектаклей на любой вкус. Новшество фестиваля, — продолжала рассказывать Рацко, — показ постановок не только в Вологде, но и в Череповце, где будет представлено пять спектаклей». Церемонией открытия впервые по рекомендации Министерства культуры РФ руководил московский режиссер  Владимир Панков, художественный руководитель Театра-студии «SounDrama».

По словам организаторов, членов жюри и экспертного совета, фестиваль «неограниченных желаний» обещал очень многое и «впервые». Что, впрочем, само по себе неудивительно — все-таки юбилейный, все-таки  с большой «финансовой составляющей». Однако складного звучания голосов — истории и современности — как-то не случилось. Лирическая партия, вторая и неотъемлемая «составляющая» фестиваля с ее высоким гуманистическим звучанием, чутко уловленная Тараторкиным, на юбилейном, десятом фестивале прозвучала в некоторых местах фальшиво либо была яростно обругана.

* * *

Характеризуя непосредственно афишу фестиваля, председатель национальной театральной премии и фестиваля «Золотая маска» критик Ирина Холмогорова рассказала, что на участие в фестивале было подано более 60 заявок. Основными параметрами при отборе спектаклей остались органичное соответствие историко-архитектурной среде, художественная ценность, верность теме. «Главная тема X фестиваля «Голоса истории» — 65-летие Победы, — напомнила Холмогорова, — либо можно было взять просто историческую тему».

Однако о том, что историческая тема дала сбой на десятых «Голосах истории», стало ясно уже при поверхностном анализе афиши, который показал, что спектаклей, где основным историческим событием выступает Великая Отечественная война, очень мало. Кризис жанра или просто неизжитый стереотип — посвящать культурные события юбилейным датам без веских творческих аргументов? В этой связи вспомнилась оговорка театрального критика: дескать, ситуация в российском театре сегодня во многом критическая, выбирать спектакли было очень сложно. «Но те, что представлены, все достойного качества», — гарантировала Холмогорова.

Любопытно, что спустя несколько часов критик-отборщик тут же открестилась от первого заявленного в конкурсной программе спектакля «Орфей и Эвридика» греческого театра «Омма-студио».

Режиссерское прочтение древнегреческого мифа о первом музыканте — полубоге Орфее оказалось на удивление однозначным, если не примитивным, что нельзя оправдать ни спецификой антропологического театра, ни такого жанра, как уличное представление. Даже супернабор визуального ряда — огонь, танец, ходули, музыка, — изредка разбавляемый текстом, поясняющим суть происходящего, не сделал спектакль по-настоящему объемным и многозначным, равным по содержанию великому мифу о силе искусства и любви.

Представление греков поразило убожеством и даже какой-то неряшливостью костюмов, оказавшихся, по словам режиссера Антониса Диамантиса, не только греческими. Сама Эвридика, как выяснилось, была одета в иранский халат, что, по замыслу Диамантиса, должно символизировать освобождение женщин Ирана. Идеями интернационального единства, видимо, руководствовались и при отборе музыкального сопровождения: Орфей и Эвридика любили и страдали под музыку Китая, Японии, Индии, Ирана, Сербии…

«К отбору по международной программе экспертный совет не имеет практически никакого отношения. Это не наша компетенция. Насколько я знаю, греческий театр связывает с Вологодской областью давняя дружба. Это обычный уличный театр, не более того, да он ни на что особо не претендует, вы же сами понимаете…» — как-то виновато объясняла Холмогорова этот первый холостой выстрел фестивальной программы. (Что, впрочем, не помешало организаторам показать «Орфея…» еще и в Череповце, в усадьбе Гальских.)

Выстрел между тем оказался не единственным: часть «подарков», о которых говорил Бартошевич, а также ряд спектаклей конкурсной программы оказались довольно «возрастными», весьма и весьма давно поставленными: «Московский хор» (МДТ–Театр Европы, 2002), вахтанговское «Посвящение Еве» (1999), «Мария Стюарт» (БДТ, 2005). А «Орфей и Эвридика» вообще 12-летней давности! Конечно, если спектакль живет не один театральный сезон, это показатель его жизнеспособности и востребованности, однако фестивальный отбор делается все-таки по иным законам, чем, скажем, гастрольный. Для некоторых же столичных и зарубежных театров на нынешнем фестивале в виде преференций был сделан небольшой гастрольный тур: «Посвящение Еве» показали три раза и по два раза «Марию Стюарт», «Орфея и Эвридику», «Вишневый сад» (Львовский театр «Воскрессiння»), «Мрак» (совместный российско-польский проект). Может, в российских театрах действительно кризис, как утверждала Холмогорова, и из 60 претендентов по-настоящему достойными оказались лишь четыре российских театра и один украинский, остальные же бреши пришлось закрывать Москвой и Питером?

К выбору «самых достойных», впрочем, оказалось тоже много вопросов. «Черный тополь», поставленный по роману Алексея Черкасова и Полины Москвитиной Минусинским драматическим театром, скажем, длится 6 часов 20 минут. Это стало даже поводом для сочинения сатирических куплетов, исполненных на закрытии фестиваля. Вина ли это театра, рассказавшего о жизни сибирской деревни так подробно — длиной почти в 30 лет? А ведь думать, в том числе и о временном формате, должен был, конечно, экспертный совет, чтобы не дискредитировать ни статус театра, ни идеи «Голосов истории».

* * *

Однако вернемся к тем немногим спектаклям, которые по-настоящему отвечали духу фестиваля и заявленной теме — 65-летию Победы.

Вологодский драматический театр, следуя давней традиции, специально к фестивалю подготовил премьеру спектакля «Эшелон» по пьесе Михаила Рощина. Военный эшелон, который везет в эвакуацию героев пьесы, ассоциативно отсылает зрителя к таким историко-культурным реалиям, как ветхозаветный ковчег или саркофаг. И разбитной Лавре (Н.Ситникова), и прямолинейной идеалистке Иве (О.Киселева), и Есенюку (О.Емельянов) — всему многолюдному вагонному сборищу, каждому отдельно и всем вместе, предстоит пережить и осмыслить и точку смерти, и точку рождения, которые совмещены в пьесе и в реальном, и в метафизическом смысле: место умершей женщины Нины (Н.Скрябкова) займет новорожденный — ребенок Тамары (Н.Брусенская) и Есенюка. «Можно ведь правильно оценивать смерть и радоваться рождению ребенка несмотря на то, кем ты был в прошлом», — утверждает режиссер постановки Зураб Нанобашвили. Итог жизни, постоянно разыгрывающей свою многоактную пьесу, всегда один — переход от бытия к небытию, только вот будет ли в каждом конкретном случае катарсис — неизвестно. Режиссер дает каждому из героев такую возможность — очищения — перед лицом возможной смерти.

Для режиссера, по его признанию, эшелон — это еще и некий мост, переход от прошлого к настоящему, к новому «я». Интрига путешествия-спасения в том, что никто не знает, доберется ли до конечного пункта назначения, который заключен как в личном пространстве попутчиков, так и вне пространства эшелона. «Великое противостояние», рефреном звучащее на протяжении всей пьесы, — самому себе, несовершенному, и внешним смертельным обстоятельствам, — должно в итоге привести к рождению «общественного самосознания людей». Все за всех виноваты, и все за всех отвечают, каждой новой слезинкой убеждает жизнь попутчиков, преобразившихся к финалу почти до неузнаваемости. Модель нового мира, сузившегося до пространства вагона (17 человек, всего в пьесе 24 героя), поистине спасительна для всех. Неслучайно в финале пьесы уже на виртуальном эшелоне зрители видят лик Богоматери.

«Это связано с логическим финалом, — говорит режиссер, — потому что у любого человека есть чувство веры, нам обязательно нужно во что-то верить. Мы родились уже христианами, и мы должны в это верить, чтобы сохранить вокруг себя очень чистую моральную атмосферу. Иначе все смешается. Здесь чувство веры переплетается с верой в человека. Мы старались, чтобы эти символы возникали внутри жизни».

«В состоянии ли мы противостоять войне, катаклизмам, порожденным самими людьми? — задается вопросом режиссер. — Главное, не принимать движение по кругу за настоящее — поступательное движение».

«Мы, конечно, изменили финал, — рассказывает режиссер, — нам не нужен взрыв, не нужно еще одно испытание, чтобы понять, что мы люди. Пьеса довольно патетичная в том плане, что эшелон все равно должен доехать, и доказательство этому то, что мы с вами живы».

Точное попадание в тему, многоплановость решения образов при виртуозном освоении сценического пространства были высоко оценены не только зрителями, но и жюри. За спектакль «Эшелон» Вологодскому драматическому театру присудили Премию имени А.П. Свободина «За раскрытие средствами театра исторического события».

* * *

Немало споров о дальнейшем развитии российского театра было связано с постановкой чеховского «Вишневого сада»  Львовским академическим театром «Воскрессiння». Минимизировав до предела текст пьесы, режиссер спектакля Ярослав Федоришин представил  в сменяющих друг друга бессловесных персонажах и сценах жесткие смысловые клише: вечная девочка Раневская, то играющая в песочнице, то переходящая из рук в руки; оборотень — барин-мужик Лопахин; одна в трех лицах Варя–Шарлотта–Дуняша, «высший свет» — на ходулях в вишневом саду, выжженный сад как символ выжженной души — душ… За всеми этими метаморфозами это было бы интересно наблюдать даже не час — так недолго длится пьеса, — если бы не полное отсутствие сочувствия к главным героям. Федоришин безжалостен не только к новым владельцам вишневых садов: его равно не трогают судьбы ни тех ни других. И в этом главное — существенное отступление от Чехова, чья драматургия, насыщенная явными и скрытыми метафорами, до сих пор питает режиссерские фантазии.   Федоришин и его театр попросту не любят этих странных чеховских русских, а потому в постановке нет и чеховского духа, что при отсутствии текста помогло хотя бы идентифицировать режиссерское решение с писательским оригиналом.

«Вишневый сад» наградили  на фестивале премией «За раскрытие поэзии чеховской пьесы в системе театра пространственных метафор». Даже сам Федоришин, по словам Холмогоровой, оказался не готов к этому. Он поблагодарил экспертный совет за то, что «поверили и взяли спектакль в афишу».

* * *

Говоря о работе фестиваля, нельзя обойти вниманием и еще один важный момент, касающийся непосредственно концепции «Голосов истории»: при поддержке Министерства культуры в рамках фестиваля впервые работала творческая лаборатория современной исторической пьесы. И в этой части к организаторам также не меньше вопросов. С одной стороны, похвально желание представить лицо молодой драматургии, ищущей ответы на вопросы современности в далеком историческом прошлом, с другой стороны — те ли это пьесы, достойные представления на фестивале? Проект «Новая историческая пьеса» показал вологжанам и гостям фестиваля пять современных исторических пьес, площадками для которых стали драматический и кукольный театры, а также Музей забытых вещей и Дом актера. Провел встречи куратор проекта Михаил Угаров.

Не будем обсуждать весь репертуарный список, остановимся лишь на одной из прочитанных пьес — «Аскольдов Дир», ироничного, как представили его организаторы, украинского драматурга Максима Курочкина. Действие пьесы разворачивается в палатах князя Аскольда, который на протяжении всего действия унижает и третирует Дира, по версии Курочкина, «еще не старого иудея с висящей на боку саблей». Известный по истории как соправитель Аскольда в Киеве, Дир, как выясняют для себя зрители, в отличие от Аскольда, образован, и именно он «пишет» историю Киевской Руси. Он же поднимает «еврейский вопрос» и отважно сражается с Аскольдом. Вообще, Дир не так прост, он этакий Бэтман, которого сразу не распознать, но который, подобно голливудскому герою, если надо, может и удивить. Собственно, осмысливать в пьесе нечего. Истории там ровно столько же, сколько в каком-нибудь «чип и дейле». Но вот чего не отнять, так это прямо-таки ощущаемого физически антирусского духа. Автор пьесы словно упивается унижением Аскольда — «хама и антисемита», как сказано о герое в аннотации к пьесе. Зачем автор и вместе с ним кураторы от российского минкультуры выволокли эту пьесу, написанную аж в 1993 году, на всеобщее обозрение, придав ей лоск модных превью, совершенно непонятно.

Это, впрочем, все та же проблема принципа отбора, которая постоянно всплывала в ходе юбилейного фестиваля. Можно, конечно, списать все на «провокативность» и альтернативность принципов, пестуемых в среде современных драматургов, но даже под эту терминологию подогнать опус украинского гостя как-то не получается — это всего лишь стеб по поводу истории, где наличие исторических героев настолько формально, что замена имен, скажем на Петю и Богдана, прошло бы абсолютно безболезненно и незаметно для содержания. Ну так Курочкина это совершенно не волнует; судя по его заявлению на «круглом столе» о том, что «новая драма не обслуживает зрительский запрос».

Интересно, известна ли эта позиция организаторам фестиваля? Или зрительский запрос нынче не попадает в плоскость интересов и организаторов, проводящих свой финансовый и идеологический интерес? Кстати, именно идеология разделила мнение зрителей и жюри на почти что два непримиримых лагеря. Поводом к конфронтации мнений стал спектакль «Александр Невский» (режиссер С.Морозов), представленный Новгородским академическим театром драмы им. Ф.Достоевского к 1150-летию Великого Новгорода. Пьеса погружает зрителя в проблемы княжеских междоусобиц XIIIвека, время кровавых битв с рыцарями-крестоносцами и монголами. Вот как сам театр анонсировал спектакль: «Русская земля размежевана и истоптана вражескими копытами. Но один человек берет в руки меч, чтобы принести своему народу мир. Всю свою жизнь он посвятил отчаянным сражениям с римским Западом и мирным договорам с ханской Золотой Ордой. До конца оставался преданным православной вере, противостоя соблазнам, которые предлагали могущественные враги, и за это был признан святым. Святой витязь земли Русской Александр Невский — с этого имени начинается возрождение могущественной России, успешной как на поле битвы, так и в дипломатических переговорах». Чтобы не погрешить против истории, режиссер пригласил для работы над спектаклем профессора кафедры отечественной истории Новгородского государственного университета Василия Андреева. Но именно в историчности яркому спектаклю, который, как никакой другой, вписался в антураж вологодского кремля, где была — так в пьесе — даже настоящая София (Софийский собор), «выше которой только Бог», Бартошевич и еще один член жюри Инна Соловьева вообще отказали. Оценка Соловьевой была категоричной и непримиримой: «Это политический заказ. Так было и во времена Сталина…» Похоже, что зрители таких параллелей не проводили, стоя аплодируя спектаклю, напомнившему о величии России. Показателен в этом отношении рассказ режиссера театра Сергея Морозова: «Мои знакомые, семейная пара, оба украинцы, но довольно давно живут в Великом Новгороде, рассказывали, что дочь, вернувшись после просмотра “Александра Невского”, сказала: “Горжусь, что я новгородка”. Я считаю, что сверхзадача спектакля, по крайней мере для этого конкретного человека, выполнена».

Развивая мысль о будущем фестиваля «Голоса истории», председатель жюри Алексей Бартошевич настаивал на развитии той его составляющей, которая «посвящена большой классической драме, построенной на историческом материале, в открытом пространстве». «Например, “Персы” Эсхила — это первая историческая драма в истории театра. Как бы замечательно смотрелась такая постановка в открытом пространстве, для которого она, собственно говоря, и была создана. “Царь Эдип”, с другой стороны, шекспировские хроники — это тоже исторические драмы, они тоже писались для открытой сцены. Они во многом бы выигрывали именно на открытом пространстве. Можно много назвать таких примеров».

Примеров действительно великое множество. Только вот найдется ли место на фестивале «Голоса истории» пьесам, основанным на фактах российской истории, уже вызывает сомнение. Как бы патриотическая патетика, свойственная историческим русским пьесам, опять не была воспринята как политический заказ. А там, смотришь, и «Аскольдов Дир» из превью доберется до большой сцены.