Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Отец Симеон

25 декабря, в день памяти святителя Спиридона Тримифунтского, в сочинских храмах после литургии отслужили панихиды по схиархимандриту Симеону Нестеренко (1920–2010). А в Михаило-Архангельском соборе и церкви великомученика и победоносца Георгия сестры организованной отцом Симеоном общины устроили поминальную трапезу. Один из приглашенных священников удивился:

— Почему вы раньше времени сороковины отмечаете?

— Это не сороковины, а двадцать дней — половина сороковин, — ответила одна из матушек.

— Кто это вас надоумил?

— Любовь, — улыбнулась матушка.

— Никогда не слыхал, чтобы двадцатый день отмечали как девятый и сороковой. Нигде это не принято.

— А в Глинской пустыни принято.

Отец Симеон был воспитанником этой знаменитой обители. Он пришел в нее совсем молодым и до самой кончины бережно хранил усвоенные на всю жизнь уроки. Он окормлялся опытными старцами, такими, как прославленные в лике святых схиархимандриты Андроник, Зиновий, Серафим (Романцов), и обрел главную христианскую добродетель — любовь. Любовь к Богу и ближним. Именно этим объясняется ответная, поистине всенародная любовь, которой отец Симеон был окружен в последние десятилетия своей жизни. К нему приезжали за духовным советом люди из ближних и дальних весей России. Приезжали православные и из других стран. Как сказал один из духовных чад батюшки, «в его маленькой келье перебывало больше народу, чем во Дворце съездов».

Даже в последние годы, — а отец Симеон прожил 90 лет, — когда из-за тяжелейшей болезни и нескольких перенесенных инсультов он не мог, как прежде, беседовать с посетителями, люди приезжали к нему, чтобы просто побыть рядом, рассказать ему, немощному, о своих немощах и бедах и уйти умиротворенными и успокоенными. До последнего вздоха он молился о своих духовных чадах и гибнущем в грехах и пороках мире. Сестры его общины, проведшие подле него полвека, знали о его постоянном подвиге, о не прерывающейся ни на миг молитве. Тем, кто мало знал батюшку, трудно было поверить в то, что прикованный к постели старец, не всегда узнававший приходивших к нему людей, пребывал в постоянном богообщении. Я, грешным делом, тоже сомневался, пока за два месяца до его кончины не получил удивительный опыт общения без слов. Я простоял у изголовья батюшки на коленях минут десять. Он держал мою руку в своей руке, и я почувствовал, как его тепло проникает в мое сердце. Я не мог сдержать слез. Это безмолвное пребывание подле него было моим покаянием и его благословением. Происходило исполнение просимого у Господа очищения сердца. Я физически ощутил силу его молитвы и что «дух прав» по его молитве «обновляется во утробе моей».

Отец Симеон скончался 6 декабря, но до этого он умирал неоднократно. Всякий раз Господь возвращал его по молитвам Церкви и его бесчисленных духовных детей. Батюшка рассказал об одном таком умирании.

Однажды после тяжелейшего приступа он почувствовал, что душа его покинула тело. Он увидел огромный вокзал, из которого постоянно отбывали люди. Его охватило беспокойство оттого, что у него не было билета. Вдруг он увидел монаха, с которым в молодости сильно повздорил, а потом всю жизнь об этом горько сожалел. Батюшка стал просить у него прощения, а тот повел его по длинной улице и стал показывать дома, в которых пребывали ушедшие из жизни монахи Глинской пустыни.

— А это твой, — сказал он, остановившись у недостроенного дома. Там было лишь три стены без крыши.

— Да как же я в нем жить буду? — спросил отец Симеон.

— Пока никак. А вот достроим — тогда позовем, — ответил монах. — А пока возвращайся.

В тот же миг батюшка почувствовал, как душа возвращается в тело, и снова испытал сильнейшую боль.

А болел он с юности. И трудиться ему пришлось с ранних лет. У него было четыре брата и три сестры. Отец бросил их, когда младшие дети были совсем маленькими. Пришлось Симеону «идти в люди», чтобы прокормить братьев и сестер, оставшихся без кормильца. Он пас коров и овец у зажиточных соседей. Однажды он босой угнал стадо далеко в поле. Неожиданно ударил мороз. Пока добрался до дома хозяев, отморозил ноги. С этих пор начались его муки. Симеон переносил их с поразительным терпением. Ноги почернели и опухли. Из гноящихся ран выходили осколки костей. Ему доставляли мучения даже малейшие колебания пола, когда кто-то проходил рядом. Но он утешал себя воспоминаниями о Христовых страданиях и терпении многострадального Иова. Три года он пролежал в больнице. Его подлечили, но болезнь постоянно давала о себе знать частыми обострениями.

Жил он в селе Береза, в 14 километрах от Глинской пустыни. Как только ее открыли, поспешил вступить в число братии. Несколько лет выполнял разные послушания: пел на клиросе, работал на кухне, ухаживал за слепым старцем Никодимом. В 1951 году, на Иоанна Богослова, Симеон был рукоположен во диакона, а 27 октября 1952 года его постригли в мантию с сохранением имени Симеон. Обитель была бедной. Причиной бедности были огромные налоги, которые на монастырь налагала советская власть. Монахи Глинской пустыни голодали, но, уповая на Царицу Небесную, за все благодарили Бога и безропотно несли свой крест. Отец Симеон часто болел. После принятия священнического сана ему приходилось вести долгие монастырские службы. Больные ноги не выдерживали нагрузок. Воспалялись они и при частых простудах. С каждым годом ему становилось все труднее служить и передвигаться. При хрущевских гонениях на Церковь его сначала отправили на сельский приход, а потом, после недолгого возвращения, изгнали из Глинской пустыни. Пока он служил на приходе, снова разболелись ноги. Чтобы успеть на утреннюю службу, он с вечера полз на животе от хатки, в которой его разместили, до церкви. Но как только он оказывался в церкви, Господь давал ему силы, он вставал и служил литургию. Прихожане и не знали, чего ему это стоило. Некоторые, видя его ползущим по земле, смеялись: «Вот до чего напился! Уже и на ногах не стоит».

Изгнали отца Симеона из Глинской пустыни за сугубое усердие. С первых лет пребывания в обители у него обнаружились многие духовные дарования. К молодому иеромонаху приходило такое же множество людей, как и к умудренным старцам. Это не могло не вызвать ярости светских властей. Несмотря на то что патриарх Алексий приказал вернуть отца Симеона в пустынь, уполномоченный по делам религии не допустил его возвращения. Глинские старцы посоветовали ему уехать на Кавказ.

Отец Симеон получил назначение от Сухумского архиепископа Леонида в селение Лыхны. Там он начал служить в полуразрушенном храме Покрова Пресвятой Богородицы Х–ХI веков. Местные жители были поражены тем, что отец Симеон не брал денег за требы. Они видели его бескорыстные труды и очень скоро полюбили своего нового пастыря. К нему стали приезжать духовные чада с Украины, из Москвы и других городов и весей. Они помогли обзавестись необходимой утварью, постепенно восстановили храм.

Его полюбил Грузинский патриарх Илия. Он неоднократно навещал его в Лыхнах и Гудауте, где отцу Симеону удалось приобрести половину дома. Здесь образовалась монашеская община из сестер, прислуживавших в храме. Несколько монахинь этой общины никогда не покидали отца Симеона и оставались при нем до последних его дней.

Несмотря на постоянные хвори, отец Симеон добрался до горного селения Псху, в котором обосновалось много монахов, и некоторое время жил с ними. Отсюда он поднимался в труднодоступные места, где скрывались отшельники, чтобы причастить старых монахов — тех, кто по немощи уже не мог спуститься с гор, и тех, кто навсегда удалился из мира и никогда не покидал своих келий. Проходя узкими тропами над пропастями, он трижды чудом избежал гибели.

Батюшка полюбил этот край — удел Божией Матери, но жить здесь было непросто. Власти постоянно следили за ним, подсылали соглядатаев. Однажды его подвергли ночному допросу, выясняя его отношение к власти. Убедившись в том, что политика совсем не интересует отца Симеона и что он, по слову апостола, не только не борется с властью, но еще и молится о ней, просили его не оставлять молитв. Особенно трудно пришлось, когда стали разжигать вражду между грузинами и абхазами, перешедшую в настоящую войну. Батюшку угрозами принуждали встать на одну из сторон. Он отказался и молился об установлении мира. Но не мир нужен был тем, кто разжигал эту войну. Батюшке пришлось покинуть Гудауту и перебраться в Сочи.

Здесь скоро о нем узнал весь город, а затем и весь Краснодарский край. К нему стал наведываться Кубанский митрополит Исидор, знавший отца Симеона еще в Глинской пустыни. Посещали его и многие другие архиереи.

Нуждающихся в духовном окормлении становилось все больше. Когда к почаевскому старцу Кукше приезжали паломники с Кубани, тот говорил им: «Зачем вы ко мне приехали, когда у вас есть свой старец Симеон?» С 1975 года он уже не мог самостоятельно ходить. Пришлось передвигаться на инвалидной коляске. Он постоянно претерпевал сильные боли, но никогда не говорил о своих страданиях. Иногда шутил: «Я-то что… Я барин. Лежу себе на мягких постелях. За мной ухаживают, а вот монах Иов в Глинской пустыни ходил с полными сапогами гноя. Вот у кого ноги болели. Но он никогда не лечился, и никто за ним не ухаживал».

Сам батюшка тоже прибегал к врачебной помощи лишь в крайних случаях. Таблетки принимал при врачах, чтобы их не обидеть, а потом велел лекарства выбрасывать. Страдания он воспринимал как посланное Богом испытание. И старался выдержать его без ропота, проявляя удивительные смирение и терпение. Он часто повторял слова Антония Великого: «Скорбями обретаем Бога». Имя Симеон, данное ему в крещении в честь Симеона Столпника, было сохранено при постриге, но уже в честь Симеона Верхотурского. Однако он никогда не оставлял своего «столпничества» и никогда не просил у Господа позволения оставить этот подвиг.

Современному человеку при нынешнем культе здорового тела, когда со всех сторон видишь рекламу новейших лекарств и способов сохранить активность и бодрость до глубокой старости, трудно понять подвиг отца Симеона. Он отказывался принимать обезболивающие лекарства и добровольно переносил страдания во искупление грехов, как своих, так и духовных чад, о которых непрестанно молился.

Когда видишь брошенных стариков и инвалидов и то, с каким трудом больницы находят санитарок для ухода за болящими, становится очевидным, что людей, готовых ухаживать за обезноженным отцом Симеоном, посылал не кто иной, как Сам Господь. В общину приходили новые сестры, появились помощники и из братьев. Двое тогда еще довольно молодых людей стали добровольно возить батюшку в церковь. Один из них был отставным морским офицером, другой — инженером-строителем. В приобретенном микроавтобусе они провезли батюшку по вновь открытым обителям. Посетили родину отца Симеона и родную Глинскую пустынь. Побывали в Москве, у блаженной Матронушки, у преподобного Сергия Радонежского, в Дивееве, у преподобного Серафима Саровского, в других знаменитых монастырях, добрались до екатеринбургских пределов, где подвизался небесный покровитель батюшки Симеон Верхотурский. Эти поездки были очень утомительны для батюшки, но это было не просто паломничество по святым местам. Отец Симеон приезжал поклониться великим русским святым, а его духовные чада и люди, с которыми он встречался во время этих поездок, имели возможность общения с живым праведником и продолжателем великих православных традиций.

Батюшка был очень прост в общении. Принимал всех ласково, кормил и наставлял сестер всегда проявлять милость и никогда не быть грубыми с посетителями: «Доброе слово лечит лучше всяких лекарств». Когда к нему приходили люди в надежде увидеть мудрого златоуста, он сразу прозревал их желание и говорил: «За умными беседами идите к академикам. А ко мне, пожалуйста, только с простыми вопросами».

Он не любил пустого смехотворства, сам же обладал хорошим чувством юмора и часто шутками и прибаутками скрывал свою прозорливость и уходил от бестактных вопросов. Он очень удачно отшучивался, когда нецерковные люди хотели поставить его в неловкое положение. Не любил он и чрезмерного проявления почитания.

Вот один из диалогов с назойливыми посетителями.

Ему умильно говорят:

— Батюшка, как нам с вами хорошо!

А он отвечает:

— А чего ж вы не скачете от радости?

— Батюшка, родненький…

— Родненький, да голодненький.

— А вы поешьте.

— А у меня рот уснул.

— Надо кушать, а то ноги протянете.

— А я и так протянул. Меня на коляске возят.

Однажды пришла к батюшке девица и стала ему перечить. Он ей одно, а она другое. Батюшке надоело это, поглядел он на нее и говорит:

— У тебя золото есть?

— Есть.

— Покажи.

— Вот сережки и колечко.

— И все?

— Все.

— Это мало. Вот когда у тебя будет мешок золота, тогда приходи и поговорим. А до тех пор не появляйся.

Привели как-то к отцу Симеону молодого милиционера. Батюшка посмотрел на него и спрашивает:

— У тебя пистолет есть?

— Есть.

— Убивал из него людей?

— Нет.

— И кандалы есть?

— Кандалов нет. Есть наручники.

— И красная книжка есть?

— Есть.

— А для чего живешь, знаешь?

Милиционер опешил:

— Расскажи, батюшка.

И батюшка рассказал. Долго беседовали они. А когда милиционер ушел, отец Симеон сказал матушкам:

— Попом будет.

Так и произошло. Сейчас этот милиционер священник и служит в одном из сочинских храмов.

Батюшка никогда не боялся свидетельствовать о Христе. Даже в самый разгар антирелигиозной борьбы он всегда ходил в подряснике. Ему часто приходилось выслушивать злобные тирады. Особенно непросто приходилось в поездах, когда некуда деться от попутчиков.

Однажды он оказался в купе с двумя женщинами. Одна из них стала громко говорить о том, что «попы жулики и бездельники и ничего не знают».

Батюшка посмотрел на нее с сожалением, вздохнул и говорит:

— Кое-что все-таки знаем. А скажите, сколько у вас детей?

— Двое.

— Двое — это те, что уцелели. А пятерых вы в утробе зарезали.

Женщина в ужасе выскочила из купе. Ее собеседница последовала за ней.

Один раз полковник-политрук стал «просвещать» батюшку, приводя цитаты из атеистических брошюрок. Начал он с расхожей фразы:

— Наука доказала, что Бога нет.

— Во здорово. А коммунисты есть.

— Конечно, сеть. Я вот коммунист.

— И наверное, в санаторий едете?

— В санаторий.

— И в море будете купаться?

— Конечно.

— А еще что будете делать?

— В рестораны буду ходить. С женщинами гулять.

— Значит, денег на все это хватит. Партийным, значит, хорошо платят?

— Не жалуюсь.

— А скажите, что вам ваша партия после смерти обещает?

Политрук замолчал и недобро поглядел на отца Симеона.

— А мне мой Бог обещает вечную жизнь. Своим воскресением Он доказал, что смерти нет. А про то, что наука доказала, я не знаю. И спорить с ученым человеком не стану. Если хотите, давайте после смерти продолжим этот разговор.

Полковник тяжело задышал, поднялся и вышел из купе. Через полчаса он вернулся с двумя стаканами чая и пакетом пряников и плюшек.

— А теперь, батюшка, давай расскажи мне о своем Боге.

Беседовали они до утра, а утром политрук слезно благодарил отца Симеона и просил прощения за дерзкие словеса.

Батюшка не избегал разговоров о Боге, но учил своих чад: «О Боге говорите спокойно. Со страхом Божиим. Никогда не спорьте. Если видите, что собеседник раздражен, прекращайте разговор. Проку не будет. Не мечите бисер».

Батюшка очень любил людей, но обрушившаяся на него «популярность» тяготила его. Ведь его немощи и хвори усиливались прямо пропорционально росту его известности. Особенно было тяжело, когда приходили люди не для того, чтобы получить духовный совет, а в его лице заполучить арбитра в семейных ссорах. В таких случаях батюшка просил не вываливать на него грязь семейных неурядиц и советовал супругам вспомнить, за что они полюбили друг друга, и забыть, «яко небывшее», все, что убивало их любовь.

Батюшка всегда был скромен и очень часто скрывал свой дар прозорливости. Иногда юродствовал. Как-то пришел к нему молодой человек, увлекшийся язычеством. Он прочел о том, что мать-земля — это живое божество, и хотел спросить, можно ли на землю плевать. Батюшка, не дожидаясь вопроса, плюнул ему под ноги: «Понял?» Пораженный посетитель ничего не сказал. Тогда батюшка плюнул второй раз и пошел в дом.

О молитвенной помощи отца Симеона существует множество свидетельств. Предстоит большая работа по сбору и их проверке. Народ любит чудеса. И любит о них рассказывать. Придется тщательно отделять истинные истории от «фольклора». Но уже сейчас очевидно, что чудес, происшедших по молитвам батюшки, не смогут отрицать самые упертые скептики. Но главные чудеса — это тысячи людей, приведенных отцом Симеоном к Богу, тысячи исцеленных душ, обретших смысл и верные жизненные ориентиры. А разве не чудо то, что восемь сестер батюшкиной общины на поминальных трапезах умудряются накормить чуть ли не полгорода?

Когда я спросил матушку Макрину, как им это удается, она улыбнулась:

— По молитвам батюшки. К тому же мое самое любимое место в Евангелии — это когда Господь пятью хлебами накормил пять тысяч.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0