* * *
Взломает бровь. Стрелой отточит слово.
Из горловин смиренья векового
Прольется океаном, забурлит
Всем вольнодумьем скопленных обид,
Расплещется, расплачется... уймется...
Вздохнет, как степь, как солнце, улыбнется
И подбородок вскинет, как княжна!
...Мне лишь такая женщина нужна.
 

* * *
Весна. Пробуждение грядок.
Подснежников горсть в кулаке.
Да здравствует миропорядок
В травинке, в походке, в строке!

Отныне все будет иначе:
И краски, и запах, и звук.
Да здравствуют все неудачи,
Удачами ставшие вдруг!

Мои северяне, южане,
Далеких становищ родня,
Да здравствуют все горожане,
Идущие мимо меня!

И чумы, и сакли, и срубы,
И лики святых по углам.
Да здравствуют ждущие губы,
Прижатые к теплым губам!

И голуби с крошками хлеба,
И клочья под ветром газет...
Да здравствует льющийся с неба
Всех нас обнимающий свет!
 

* * *
Не устаю и не устану
Из пелены столичных дней
Спешить к любому полустанку
С дорожной думою своей.

На огонек, на тихий голос,
На запах бедности святой,
Где невпопад гречишный колос
Торчит над сорной лебедой.

Где песни радости пугливы,
Где смотрят косо на чужих,
Где невозможно быть счастливым
Среди несчастия других.

Моя земля. Мой трепет древний
Никем не понятой тоски...
Туман крадется по деревне
И серебрит ее виски.

И я любить все это волен:
И пыль дорог, и храп коней,
И отдаленно, с колоколен
Молитвы родины моей.
 

Волки на Ольхоне

Талый снег на серой холке.
У метели в поводу
На Ольхон кочуют волки
По нефритовому льду.

Вновь матерый хмурит брови,
Раздирает желваки.
Скорый привкус теплой крови
Ломит острые клыки.

Спят беспечные отары,
Сбившись в кучи у кошар.
Полуночные кошмары
Табуны вгоняют в жар.

То-то будет, то-то грянет...
Кобели, поджав хвосты,
Лбами кроткими таранят
Пришлый след у борозды.

В избах лязгают затворы,
Забиваются пыжи.
Все смиренней разговоры,
Все настойчивей ножи...

Талый снег на серой холке.
У метели в поводу
На Ольхон кочуют волки
По нефритовому льду.
 

Русское поле

Как стада, бредут былины.
Стелют гривы ковыли.
Среднерусские долины
Здесь без счета полегли.

Звезды падают на прясла
Чередой лихих годин.
Не одна орда увязла
В этих супесях равнин...

Глаз моих тоска и воля,
Тайных дум не береди.
Поперек вот это поле
Никому не перейти.
 

Аркаим

Седая степь. Прилипший к шее ворот.
Руины стен приводят в синий город,
Где камни, пробудившись ото сна,
Своих хозяев шепчут имена.
Они ушли. И плотно дверь прикрыли.
Их тени разбрелись по звездной пыли
За сотни лет до гордой спеси Рима.
Седые звездочеты Аркаима...
О, светлые мои, мои предтечи!
Вселенский ветр колышет ваши речи,
Не знавшие предательств и обмана,
От северных морей до Индостана.
 

* * *
Колеею, вехами
Третьи сутки ехали.
Коротко ли, долго ли
Все платочки комкали.
Розовея лицами,
Хвастали гостинцами,
Сыновьями, внуками.
Обрастали слухами.
Пахли не атласами,
А квашней и квасами.
И ползли под запонки
Избяные запахи.
А чаи дорожные
Пили не порожние,
Клали лист смородины,
Как щепотку родины...
Колеею, вехами
Бабы в гости ехали.
И ночными сгустками
Грелись снами русскими.