Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Коммунизм: призрак, забредший с Запада

Федор Александрович Селезнев родился в 1968 году в Горьком. Доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России и краеведения ННГУ им. Н.И. Лобачевского. Область научных интересов: политическая и экономическая история России XIX — начала ХХ века.
Автор двух монографий. Печатался в журналах «Отечественная история», «Вопросы истории», «Вопросы экономики», «Родина», «История в подробностях», «Москва», «Московский журнал: история государства Российского». Лауреат премии Нижнего Новгорода по краеведению.
Живет в Нижнем Новгороде.

 

В учебниках капиталистический Запад и Советскую Россию рисуют как две противоположности. Причем создается впечатление, что коммунизм — это «исконно русское явление» и придуман он в России. Первым эту мысль высказал фашист Геббельс еще в 1925 году: «Русская советская система не интернациональна, она носит чисто национальный русский характер»[1]. Сегодня, как ни странно, фашистскому выродку вторят многие респектабельные западные политологи. Однако это утверждение Геббельса насквозь лживо.

Основатель Советской России — Ленин — это ученик Маркса. А Маркс появился на свет отнюдь не под русскими березами. Родина Маркса и его ближайшего единомышленника Энгельса — Германия. И марксизм для Германии, как и вообще для Запада, отнюдь не случайное явление. Наоборот, своими корнями он глубоко связан с философией и политической мыслью Запада. Те, кто учился в советской школе, наверное, еще не забыли о трех источниках марксизма. Это немецкая классическая философия, английская политическая экономия и французский утопический социализм. Что тут русского?

Может, кто-то позабыл, что значит «утопический»? Утопия — это название сказочного острова из книги англичанина Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Томас Мор в XVI веке был лорд-канцлером Англии. Иначе говоря, он являлся вторым после короля человеком в стране. Какое же устройство государства этот британский вельможа считал наилучшим? Судите сами.

В Утопии нет частной собственности и денег. А это — главный признак коммунистической экономики. Жители этого прекрасного острова живут в одинаковых городах. Как тут не вспомнить типовые советские микрорайоны, неотличимые в Москве и Ленинграде, в Горьком и Владимире! Все необходимое для жизни люди получают с общественных складов, причем каждый может брать, сколько ему нужно. В общем, «каждому — по потребностям». Это ли не коммунизм? Еще один яркий штрих: грязные и тяжелые работы выполняются осужденными преступниками. Чем не «архипелаг ГУЛаг?».

Может быть, однако, труд Томаса Мора является единственным в своем роде и по нему нельзя судить о политической мысли Запада? Отнюдь нет! Подобных произведений в западной литературе множество. Их подробный разбор дал в своей книге «Социализм как явление мировой истории» (М., 1991) академик Игорь Ростиславович Шафаревич. Вот несколько примеров из нее. В книге итальянца Кампанеллы «Город Солнца» (XVII век) проповедуются те же идеи, что и у Мора. У жителей Солнечного города общее имущество: дома, спальни, кровати. Все одеваются в одинаковую форменную одежду. Воспитание детей находится в руках общества. Едят они все вместе. Работают тоже совместно, отрядами. Но тяжелые работы, например копание рвов, выполняются рабами.

А вот вновь мечты англичанина. Это Джерард Уинстенли и его «Закон свободы» (XVII век). По плану Уинстенли, отменяются частная собственность на землю, торговля и деньги. Земля обрабатывается по указаниям и под контролем особых должностных лиц. Орудия труда хранятся в каждой семье, но не как ее собственность, а как общественное имущество, за сохранность которого глава семьи несет уголовную ответственность. Собранный урожай сдается на государственные склады. Вот такой «закон свободы». Между прочим, он предусматривает и наличие принудительного труда. Заключенные делают ту же работу, что и свободные, но более тяжелую. Разумеется, под наблюдением смотрителя. Если заключенные будут выполнять свои нормы, то смотритель позволит выдавать им достаточное количество пищи и одежды, чтобы они могли сохранить здоровье. Как можно обозначить такое общественное устройство? Наверное, только словосочетанием «коммунистический тоталитаризм»!

Теперь обратимся к роману француза Дени Вераса «История севарамбов» (XVII век). Там мы найдем все те же мотивы. В сказочном государстве севарамбов отменена частная собственность. Все население живет и работает общинами по тысяче человек. Каждая из них занимает отдельный большой квадратный дом. Продукты своего труда севарамбы сдают на общественные склады. Оттуда же получают необходимое для жизни. В частности, все получают стандартную одежду, различающуюся лишь по цвету, в зависимости от возраста ее хозяина. Тяжелую работу, само собой, выполняют государственные рабы.

Еще один французский роман XVII века: «Приключения Телемаха» Фенелона. Он любопытен тем, что описывает как сам коммунизм, так и переходную ступень на пути к нему. В Саленте сохраняется частная собственность на землю, но в ограниченном размере. Никто не имеет земли больше, чем нужно для его пропитания. Разрешена и торговля. А вот в Бетике все имущество является общим. И люди счастливы.

Добавим, что в русской литературе, как в допетровский период, так и в XVIII веке, нет и намека на подобные мечтания. Вот «Сон “Счастливое будущее”» А.П. Сумарокова (1759). Автор побывал в «мечтательной стране». Там правит милостивый государь. То есть государственный строй — монархия. «За малейшие взятки лишается судья и чина своего, и своего имения». «Столько же права крестьянский имеет сын быть великим господином, сколько сын первого вельможи». Иначе говоря, есть и крестьяне, и вельможи. Но возможности их равны. Читаем далее. Игры на деньги хотя и не запрещены, но играющие в них презираются. Деньги, выходит, никто не отменял! Итак, Сумароков мечтает не о коммунизме, а о правовом государстве.

Широкую известность в свое время имел утопический роман М.М. Щербатова «Путешествие в землю Офирскую». Земля Офирская — это Россия будущего. Сразу скажем: деньги там в ходу. Наряду с мещанами и купцами есть и дворяне. А вот рабов нет. Недвижимость находится в частной собственности, и «гражданин, в единый миг справясь, может иметь сведение о истории своих владений от давнишних лет». В общем, никакого коммунизма. И никаких мечтаний об отмене частной собственности, одинаковых домах и коллективном труде. Этого вы в русской литературе XVIII века не найдете.

А на Западе и в XVIII веке будут грезить о светлом социалистическом будущем. Предмет вожделений все тот же: общее имущество, уравнительное распределение продуктов, общественное воспитание детей («Республика философов, или история Ажаойев» француза Фонтанеля, 1768 год; «Южное открытие, сделанное летающим человеком, или Французский Дедал: чрезвычайно философическая повесть» француза Ретифа, 1781 год). Причиной же всех бед еще один французский мыслитель, Этьенн-Габриэль Морелли, называет частную собственность. Поэтому в обществе будущего, писал Морелли, никому ничего не будет принадлежать, кроме предметов, которыми человек непосредственно пользуется в данный момент.

Свою лепту в развитие французского утопического социализма внесли Дидро, Руссо, Дешан, Бабёф. Это, однако, были все теоретики, мечтавшие о далеком будущем либо описывавшие фантастические страны. Однако кое-кому во Франции не терпелось сказку сделать явью. И вот в XIX веке они попытались воплотить идеи социализма в действительность. Начали, как водится, тоже с теории.

В 1822 году Франсуа Мари Шарль Фурье написал двухтомный трактат о том, как должна быть устроена коммуна, которую можно создать уже сейчас. Главное внимание он уделил описанию фаланстера — огромного дома-дворца для общины («фаланги») из 1800 человек. В его центре — огромная столовая, библиотека, зимний сад. Есть студии, детские комнаты, мастерские. Предусмотрены и частные апартаменты.

Как ни странно, на прагматичном Западе находились люди, которые вкладывали деньги в реализацию этих мечтаний. И не только во Франции, но и в США. Но ни один фаланстер долго не просуществовал. Большинству людей собственный, пусть маленький, домик был милей коммуны-муравейника. Однако на Западе имелись и влиятельные меньшинства, которые усердно продвигали коммунистические идеи — как альтернативу ненавидимой ими действительности. И недостатка в проповедниках этих идей не было.

Среди самых известных — современник и соотечественник Фурье граф Анри Клод Сен-Симон, а также живший по другую сторону Ла-Манша Роберт Оуэн. Наставления обоих были воплощены. Создали общину парижские последователи Сен-Симона. Оуэн сам основал несколько коммунистических общин в США.

Пусть эти эксперименты неизменно проваливались — экспериментаторов от этого меньше не становилось. Призрак коммунизма действительно бродил по Европе — в этом Маркс был абсолютно прав. Причем сам он отнюдь не был изгоем для европейской элиты — ни в XIX веке, ни теперь.

Среди его хороших знакомых — шотландский аристократ, член Британского парламента от партии тори Дэвид Уркхарт. Главная книга Маркса «Капитал» вызвала восхищение лорда Мильнера, влиятельного английского политика рубежа XIX–ХХ веков. В XXI веке хвалебную биографию Маркса написал масон Жак Аттали, первый глава Европейского банка реконструкции и развития, один из творцов Единой Европы.

Социалистические идеи одинаково сильно притягивали «высоколобых интеллектуалов» практически во всех странах Европы. В Германии мощнейшей политической силой стала Социал-демократическая партия, весьма популярная в интеллигентских кругах. Во Франции среди левых в конце XIX — начале ХХ века находятся модные писатели, публицисты, адвокаты. В США трубадуром социализма был Джек Лондон — самый яркий представитель американской литературы той эпохи.

В Англии та же картина. В 1878 году Уильям Моррис, автор утопии «Вести ниоткуда» (о коммунистическом обществе будущего), поддерживавший тесную связь с Фридрихом Энгельсом, купил особняк «Келмскотт» в Лондоне. Этот дом в готическом стиле стал центром интеллектуальной жизни британской столицы. Здесь собирались социалисты, коммунисты, анархисты, деятели Парижской коммуны, немецкие социалисты-эмигранты. Среди посетителей «Келмскотта» — Анни Безант (знаменитая поборница женского равноправия, пропагандистка атеизма, теософии и индийской философии), столпы английской литературы Бернард Шоу и Герберт Уэллс.

Вполне естественно, что модные в Европе социалистические идеи наконец приобрели приверженцев и в России. Произошло это в 30-х годах XIX столетия.

 

Ученики Фурье и Сен-Симона,
Мы поклялись, что посвятим всю
                                                     жизнь
Народу и его освобожденью,
Основою положим соцьялизм.
 

Так вспоминал о своей студенческой юности Николай Платонович Огарев[2]. Впрочем, увлечение социализмом пока охватило лишь студентов. Да и то нескольких (кружок Герцена и Огарева). У русских интеллектуалов более зрелого возраста, причем и консерваторов, и либералов, социализм вызвал явное неприятие. В 30-е годы сенсимонистов и фурьеристов ядовито жалила «Северная пчела» Фаддея Булгарина, высмеивал «Телеграф» Н.А. Полевого и резко осуждал «Телескоп» Н.И. Надеждина. Интересно, что закадычный друг и единомышленник Огарева — Герцен, в молодые годы глубоко почитавший идеи Сен-Симона и Фурье, когда повзрослел, тоже стал их воспринимать довольно скептически. Герцена в западном социализме насторожили явные черты того, что мы сейчас называем тоталитаризмом. «В широком, светлом фаланстере их тесновато», — писал Герцен в 1844 году. Еще одним примером подобного прозрения является Белинский. В 1841 году социализм для него «идея идей», а в письмах 1847–1848 годов великий критик уже крайне пренебрежительно, с раздражением отзывается о социалистах Запада.

А что же крестьяне? Ведь сколько чернил было потрачено на доказательство того, что русский крестьянин — прирожденный социалист, что он испокон веков привык к общине и коллективному труду. Впрочем, немало бумаги исписали и для обоснования обратного. Однако лучший критерий истины — практика. В нашем распоряжении имеются результаты двух опытов. Один провел уже известный нам социалист Огарев, другой — М.В. Буташевич-Петрашевский, которого величают первым русским коммунистом. Оба решили воплотить идеи Фурье и Сен-Симона в жизнь. А поскольку и тот и другой являлись помещиками, то все возможности для проведения коммунистического эксперимента у них были налицо. В распоряжении Огарева и Буташевича-Петрашевского имелись и земля, и люди — крепостные мужики, которых предстояло осчастливить.

Имение Буташевича-Петрашевского располагалось в Новоладожском уезде Петербургской губернии. В 1847 году коммунист-крепостник построил там для своих крестьян просторный фаланстер, объяснив им все преимущества жизни в общем доме. Был назначен день переезда. Дальше предоставим слово самому Петрашевскому. Вот что он рассказал своему приятелю В.Р. Зотову: «Приезжаю рано утром и нахожу на месте моей фаланстерии одни обгорелые балки. В ночь они сожгли ее со всем, что я выстроил и купил для них».

Таков же был финал начинания Н.П. Огарева. Тот в 1848 году приобрел Тальскую писчебумажную фабрику в Симбирской губернии, вместе с приписанными к ней крепостными, и вздумал «на разумных началах» организовать их быт. Рабочие долго терпели, но все-таки в 1855 году фабрика «неожиданно сгорела».

Впрочем, эти фиаско не получили огласки. Зато поток западной социалистической литературы, поступавшей в Россию, становился все шире. А поскольку русское образованное общество привыкло с жадным вниманием следить за европейскими веяниями, то, коль скоро социализм был в моде на Западе, он и в России приобретал все больше сторонников. Капли точили камень. У книг Луи Блана, Прудона, Маркса, Энгельса, Лассаля становилось все больше читателей. Появилась целая когорта популяризаторов социалистических идей.

Особенно плодотворно на этой ниве поработал забытый ныне публицист 60-х годов XIX века полковник Генерального штаба в отставке и поклонник Прудона Николай Соколов. Как вспоминал знаменитый анархист князь Кропоткин, Соколов своей книгой «Отщепенцы» «обратил многих в России в социализм».

Этот нашумевший когда-то труд состоит из двух частей. Первую часть, «Историческое отщепенство», написал соавтор Соколова Варфоломей Зайцев. Там подробно изложено содержание коммунистической утопии Томаса Мора. Вторая часть, «Современное отщепенство», принадлежит перу Соколова. Там прославляются идеи Фурье и Прудона.

Соколов не случайно дал книге о социалистах такое название. Для русского общества они действительно пока были отщепенцами. Но книга отставного полковника, полная восторженного романтизма, сделала их кумирами молодежи.

Впрочем, в России путь к читателю книги, воспевающей социализм, не был простым. В 1866 году она поступила на рассмотрение в цензурный комитет. В своем заключении цензор написал, что книга «представляет сборник самых неистовых памфлетов, имеющих целью подкопать все основы цивилизованного общества. Вера, политика, власть, гражданское и судебное устройство, правила нравственности подвергаются в ней самым необузданным нападениям». По распоряжению царских властей тираж был конфискован и в свободную продажу не поступил. Но запретный плод сладок! Книгу эту будут размножать всеми возможными способами: от переписывания до литографирования.

В 1872 году в Швейцарии вышло второе издание «Отщепенцев». Весь тираж — 1500 экземпляров — тайно ввезли в Россию. Хлопоты по публикации и распространению «Отщепенцев» взял на себя так называемый «кружок чайковцев» (из него потом выйдут почти все видные социалисты-народники 70-х годов).

В ядро кружка входили студенты трех ведущих петербургских вузов — университета, Медико-хирургической академии и Технологического института. Важнейшим начинанием кружка было книжное дело. Его развернул библиотекарь студенческой библиотеки Медико-хирургической академии Марк Натансон, проявивший при этом недюжинные коммерческие способности. Кружковцы со скидкой брали на реализацию большие партии книг в петербургских издательствах и распространяли их среди студентов по всей стране. Натансон и его коллеги начинали с медицинской литературы, а потом стали присовокуплять к ней политические издания с социалистическим душком. Сначала брали то, что было. Потом начали сами предлагать издателям тексты. То, что в России опубликовать было нельзя (например, тех же «Отщепенцев»), издавали за границей. Естественно, при поддержке европейских социалистов, которые всячески стимулировали деятельность своих российских приверженцев.

Связующим звеном между «чайковцами» и руководящей организацией европейских социалистов — «Международным товариществом рабочих», или, сокращенно, «Интернационалом», была Русская секция Интернационала. Ее лично опекал вождь мирового социалистического движения Карл Маркс. Он сам представлял Русскую секцию в Генеральном совете Интернационала.

В свою очередь Натансон в 1870–1871 годах поддерживал постоянную связь с Русской секцией и настойчиво пропагандировал идеи Маркса. Натансон сделал реферат «Капитала» — главного труда Карла Маркса и летом 1871 года ознакомил с ним «чайковцев».

Маркс на долгие годы стал кумиром и непререкаемым авторитетом для российских социалистов. Первый перевод «Капитала» (1872) был сделан именно на русский язык. В дальнейшем на русский будут переведены практически все работы Маркса, Энгельса и других европейских теоретиков социализма.

С 70-х годов социалистическая литература с Запада (преимущественно из Англии и Швейцарии) пошла в Россию непрерывным потоком. Социалистические издания доставлялись в Россию через контрабандистов тюками по 20 и 40 кг. Под крылышком западных демократий начинается издание социалистических газет и журналов на русском языке.

В Цюрихе, а потом в Лондоне с 1873 года выходил журнал «Вперед». А с 1875 по 1876 год в британской столице печатали еще и газету под таким же названием. В Женеве выпускались газета «Работник» (1875–1876), журналы «Община» (1878–1879), «Общее дело» (1877–1890), «Набат» (в 1879-м  перекочевал в Лондон).

В 1891 году в Лондоне был основан «Фонд вольной русской прессы» с целью издания и переправки в Россию запрещенной там социалистической литературы. Он располагал собственной типографией и книжным складом. Деятельность его имела большой размах.

Пропагандой идей марксизма в России занялась обосновавшаяся в Швейцарии группа «Освобождение труда». Один из ее руководителей, Г.В. Плеханов, перевел на русский язык «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса. На популяризировавших марксизм работах Плеханова выросло первое поколение российских социал-демократов.

Большую помощь им оказывали немецкие единомышленники из Социал-демократической партии Германии. Особую роль здесь сыграл Александр Парвус (Гельфанд). На Международном социалистическом конгрессе в Лондоне он был членом российской делегации, а в 1899 году лично приехал в Россию, где обсудил с местными социал-демократами — Потресовым, Лениным, Мартовым (Цедербаумом) вопрос об издании русской марксистской газеты за границей. Первый номер этой газеты, знаменитой «Искры», был сверстан при содействии Парвуса в Лейпциге (декабрь 1900 года). Со второго номера газета печаталась в Мюнхене, на квартире Парвуса. Он входил в редакцию «Искры» и регулярно публиковал там свои статьи.

В апреле 1902 года германское правительство запретило издавать «Искру» на своей территории, и газета переехала в Лондон. Здесь ее взял под свое крылышко Гарри Квелч, один из руководителей английской Социал-демократической федерации.

Передислокация «Искры» в Англию была не случайна. В Лондоне российские социал-демократы чувствовали себя как дома. Здесь проходили их съезды. В британской столице подолгу жили ведущие деятели большевиков, в том числе В.И. Ленин.

Еще в 1890 году в Лондоне для моральной и финансовой поддержки противников самодержавия было основано «Общество друзей русской свободы». Спустя год (1891) его отделение открылось в США. Такая же организация в 1905 году была создана во Франции, она называлась «Общество друзей русского народа и присоединенных народов». Ее основал литературный мэтр Французской социалистической партии Анатоль Франс.

Немало таких «друзей» — друзей и помощников большевиков — обреталось в Швеции. Основной канал доставки «Искры» и прочей большевистской литературы с Запада на территорию России проходил через Скандинавию. Он мог бесперебойно действовать благодаря всесторонней поддержке шведских социалистов, включая их лидера Брантинга.

Пусть между социалистами Европы то и дело вспыхивали словесные перепалки, пусть они давали друг о друге весьма нелицеприятные отзывы, обвиняя кого-то из своих товарищей в «оппортунизме», «ревизионизме» и прочих грехах. Несмотря на это, по большому счету все они оставались единомышленниками.

Поэтому Октябрьская революция не могла не обрадовать западных социалистов. Более того, она сулила им захватывающие дух перспективы. Приход большевиков к власти впервые в истории давал возможность осуществить социалистический эксперимент в масштабах целой страны. Такой опыт был поистине бесценен. Значит, коммунистическую власть в России нужно было сохранить хотя бы на несколько лет. Сохранить, помогая Ленину и мешая его врагам. Именно так были настроены европейские социалисты в 1918–1920 годах. А тогда они были очень влиятельны в своих странах. Именно они организовали в Европе мощное движение «Руки прочь от России!», сорвав интервенцию стран Антанты. Благодаря поддержке европейских социалистов Советская Россия смогла прорвать торговую и дипломатическую блокаду. С помощью этой части европейских элит забредший в Россию с Запада призрак коммунизма обрел плоть и кровь. И конечно, за все, что он натворил, страны Запада несут полную ответственность.

 



[1] Цит. по: Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М.: Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина»: Российская политическая энциклопедия, 2010. С. 525.

[2] Цит. по: Егоров Б.Ф. Петрашевцы. Л.: Наука, 1988. С. 24.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0