* * *
Мы живем грешно и бестолково,
лжем,
               в себе все лучшее губя.
Только если обмануть другого —
это значит обмануть себя.

Может быть, я чей­то сон нарушу,
но скажу я, не вводя в изъян:
убивает собственную душу
даже самый маленький обман.

Принимай как благо наказанье
за свои корыстные дела,
ведь душе даровано страданье,
чтоб она очиститься могла.

Пусть надежды терпят сокрушенье
иль удачи яркий свет блеснул...
Ты у Бога вымоли прощенье
всем, кого однажды обманул.


* * *
Лето мое долгожданное,
птицы лесные поют,
время безмерно желанное,
сердца любимый приют.

Смотришь на небо — и хочется
жить, никуда не спеша,
в травах июльских ворочаться,
воздухом сладким дыша.

Господи, что ж мы наделали
с жизнью, с природой, с собой?
Красными были и белыми
под золотой высотой...

Мало казалось нам радости
озера, леса, реки...
Хватит на всех этой малости
черным делам вопреки.

Солнце в пруду отражается,
сокол над полем кружит,
тихо деревья качаются,
тихо листва шелестит...

Утро отрадно­прохладное
свежестью дышит в окно.
Лето мое ненаглядное
взгляд веселит, как вино...


Солнце русских

Время русских еще не пришло,
наше солнце пока не взошло.
Мы живем в полуночной стране,
день далекий мы видим во сне.

Слишком плотно объяла нас тьма,
нам родная страна — как тюрьма.
Людям наши слова не слышны,
наши слезы во тьме не важны.

Пусть безумен в жестокости враг,
точим мы безысходность и мрак.
И в глазах, где отчаянья нет,
зреет грозный спасительный свет.

Мало нас, кто упорен и смел,
кто глухое безделье презрел.
Мы готовим великий восход,
наше солнце без нас не взойдет.


* * *
Наверно, смешно и нелепо
в закатную верить зарю...
Смотрю на вечернее небо,
спокойно и долго смотрю.

Мне волосы ветер полощет,
и полнится взгляд синевой,
я вижу яснее и проще
прошедшее перед собой.

Ведомый велением вышним,
прорвал я соблазны греха.
Что было никчемным и лишним —
отсеялось, как шелуха.

Испытан земной маетою,
я с ней расквитался давно.
Всему пережитому мною
меня пережить суждено.

И вот, не забывший о многом,
судьбу разглядевший свою,
безропотно, как перед Богом,
под небом вечерним стою.

Внимаю сердечной надежде
на эту живую зарю,
с любовью, неведомой прежде,
в предвечное небо смотрю.


* * *
Гражданственность исходит из любви.
Когда я пел о ясном поднебесье,
о море, звездах и о русском лесе —
в моей груди звенели соловьи.

Гражданственность исходит из любви.
Сибирь и Север я познал в работе,
душа сливалась со страной на взлете,
кипели жизнь и страсть в моей крови.

Гражданственность исходит из любви.
И я стоял на русских баррикадах,
когда народ ввергали в бездну ада
и телесвора выла: «Бей, дави!»

Гражданственность исходит из любви.
Нет, мы в борьбе своей не проиграли,
хоть отступали и друзей теряли, —
грядет победа в праведной нови.

Гражданственность исходит из любви.
Да, без любви любое дело — тщетно,
слова — мертвы, молитва — безответна,
каких святых на помощь ни зови.
Гражданственность исходит из любви.


* * *
Пасмурный вечер, тяжелые тучи,
трепет листвы на кустах...
Нет, мне уже никогда не наскучит
серая муть в небесах.
Ветер и дождь в среднерусской природе
грустному сердцу нужней,
в этой холодной, ненастной погоде
легче ему и вольней.
Взгляд мой оживший спокоен и светел.
Сладостно дышится мне.
Скоро и сам я как дождь и как ветер
буду в родной стороне...


* * *
Желтые бабочки в сером окне
трепетно кружатся, будто во сне.

Кто они? Что они? Отблески чьи?
Может, сгоревшие годы мои.

Может, мелькнувший из снов золотых
пепел угасших надежд молодых.

Может, забытые в сумраке дней
лица любимые жизни моей...


* * *
Покуда мать жива —
ты не один на свете
и есть тебе к кому
приникнуть в горький час.
Пускай верны тебе
друзья, жена и дети,
но в жизни только мать
одна лишь не предаст.

Когда уходит мать,
душевного разлада
и с миром, и с собой
уже не избежать.
Слабеет свет в пути
и рушится преграда
меж смертью и тобой,
когда уходит мать.


Сирень

Опадает сирень, исчезает...
И вернулись на миг холода.
Майский день, словно жизнь, угасает,
погружаясь во мглу навсегда.

И от сорванной ветки сирени
вечер в комнате дышит тоской.
На твои, дорогая, колени
я прилягу колючей щекой.

И такую почувствую нежность
в невесомой, в горячей руке!..
Всех остывших ночей безутешность
просквозит по шершавой щеке.

Просквозит и слезинкой истает
под теплом чуть дрожащей руки...
Отцветает сирень, облетает
в терпких волнах весенней тоски.


* * *
Снова сердце радо зареву заката
и лесной рябины перезревшим кистям.
И опять бесцельно я бреду куда­то
по опавшим листьям, по опавшим листьям.

Дни уходят в вечность. Где­то ждет расплата.
Кто­то вслед с ухмылкой смотрит взглядом лисьим.
Но всю жизнь с надеждой я бреду куда­то
по опавшим листьям, по опавшим листьям...