Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Плохо строим или плохо построили?

Прежде хочу заметить или обратить внимание на некоторую чисто терминологическую несуразность в речах и статьях наших политиков и политологов.

С одной стороны – мы постоянно слышим о многообещающих проектах дальнейшего государственного строительства, то есть о проектах строительст­ва государства, полагая, что на данный, так сказать, текущий момент государство еще не построено, что пребывает оно «в лесах», и притом имеется некий резерв времени, чтобы корректировать строительство в соответствии с рекомендациями соответственно озабоченных господ или товарищей.

С другой стороны – гневные филиппики на предмет того, что уже сущест­вующее государство «обло, озорно, стозевно», фу на него и долой!

Потому и предложил бы для начала определиться: государство – оно у нас уже есть или оно еще все-таки в состоянии становления и обустроения?

Вопрос исключительно принципиальный, что далее постараюсь доказать, поскольку от ответа на этот вопрос напрямую зависят те требования и пожелания, каковые мы ежечасно предъявляем самой государственной власти и президенту с его командой.

В случае если государство у нас уже состоялось в соответствии со всеми необходимыми признаками и свойствами, как некая субстанция с неизбежно присущими ей модусами и атрибутами, то ничего, кроме грусти и разочарования, испытывать невозможно, поскольку, куда взгляд ни кинь, «нет, ребята, все не так, все не так, как надо».

Со стороны активизировавшейся оппозиции мы слышим именно подобный припев: такой-сякой Путин построил неправильное, нехорошее, негодное государство, которое нужно как можно скорее переворошить, перекроить, а в радикальном варианте – разломать до основания, а затем…

А ведь и верно: если некое здание уже принято к эксплуатации и при этом крыша наперекосяк, трещины по фасаду – как импровизации Кандинского, лифты работают только в одном направлении, двери не закрываются, а окна не открываются – тут уж не ошибками попахивает, но преступлением, сколь бы ни отговаривались строители дефицитом стройматериалов и времени. И каждый неравнодушный человек просто обязан выказывать возмущение и требовать возмездия.

Или не диво – выстроятся кружком умницы из фондов, академий и инсти­тутов и вопрошают друг друга толерантно: «Разве мы то построили, что хотели?» и «Разве мы правильно строим то, что строим?» Часть «кружковцев», непосредственно причастных к строительству и построению, убедительно заверяет, что «все под контролем», что все, по крайней мере, лучше, чем было… И с последним не поспоришь. Правда, самые упрямые все же не согласны: раньше-де мы спорили и в спорах кое-что рождали, и это было весело и прекрасно, потому что демократично, и все прогрессивное человечест­во приветствовало очеловечивание испокон веков отщепенческого сообщества, именовавшегося Россией. А теперь, дескать, нам позволяется спорить только кружком вокруг господина Соловьева, каковой сам себе голова и кого хочет, того и обхохочет так хитро, что резервный запас толерантности просто необходим, как зубочистка в командировке.

Политология в наши времена самая популярная профессия после адвокатуры и стоматологии. И у нее к тому же есть два преимущества перед послед­ними: адвокаты и стоматологи обязаны кое-что уметь и, что еще важнее, быть готовы к ответственности в той или иной форме. Политолог же истинно свободный от ответственности человек.

Всякий, кто хоть пару раз включал телевизор, видел картинку: на сцене дрыгается девица и кричит про любовь, а за ее спиной десяток добрых молодцев, не отловленных в свое время «военкоматчиками», ну просто изголяются над своими телами, творя невиданные па, порой похожие на порно… Это называется – подтанцовка.

Так вот порой массовые политические диспуты по разным каналам, где и когда каждый выступающий политолог, что бы он ни нес, непременно получает свою порцию аплодисментов (надо полагать, режиссура), а в заключение конферансье произносит нечто невразумительное, чаще всего: «На этой оптимистической ноте…» Когда слышу, так и напрашивается – политическая подтанцовка… Скоро надоест, как сериалы…

Но что поделаешь, политическая подтанцовка – один из способов сущест­вования политолога. Смело и легко прогнозирует он ход ближайших и неближайших событий. Искренно изумляется несовпадению его предсказаний и убедительно обосновывает причины несовпадений «форсмажорными» обстоятельствами, немедля приступая к новым прогнозам и предсказаниям.

В оправдание все же следует сказать, что последние политические импровизации президента способны сбить с толку самого умудренного политолога. Президент нынче в роли этакого массовика-затейника: «Вы уже ждете рифмы “роза”, а мне на рифмы наплевать!»

Как слышал по радио, уважаемого мною господина Проханова чуть удар не хватил, когда услышал фамилию Медведева в роли преемника… Ну как же! Должен был быть Иванов, государственник и консерватор. А Медведев? Да он, говорят, страстный поклонник джаза и всякий раз бледнеет от волнения, глянув на «Черный квадрат» Малевича! К тому же… Кто папа у Жириновского, извест­но. А кто мама у Медведева? Что будет? Что будет?!

2

А ведь и действительно – что будет? Мы будем «государствовать» или все-таки строить и достраивать государство? Вот в чем вопрос, какового никак не удается услышать от политологов в отчетливом исполнении. Более того, создается впечатление, что для большинства рассуждающих на государст­венно-политические темы такого вопроса вообще не существует. Для них это как бы одно и то же.

А на мой непрофессиональный взгляд, главная причина политического раздрая в нынешнем политическом классе коренится именно в этом, сказал бы, невинном незамечании принципиальной оценки нашего нынешнего со­стояния.

Если государство по всем своим основным параметрам у нас уже отстрое­но, то речь должна идти о модернизации, совершенствовании и прочих прекрасных вещах, в оценке которых, разумеется, могут быть разногласия, имеющие корректную форму выражения, как во всех «приличных» государствах, где политическая борьба – естественное состояние общества.

Но… Всего лишь два десятилетия назад рухнула огромная и во многих отношениях могущественная держава. Не просто развалилась, а именно рухнула, «осела», как американские башни – визитная карточка северо-Американского континента. Неслыханность случившегося усугублена тем, что никакого внешнего воздействия не было, если не считать «Плана Даллеса», которого никто в глаза не видел. Разрушение произошло по столь многочисленным и разноречивым причинам, что споры на эту тему, похоже, продлятся до предсказанного учеными «Великого потепления», когда уже будет не до споров.

Разрушение произошло по всем видимым и невидимым направлениям, и если немного погодя полусохранившийся «Центр» объявил себя правопреемником распавшейся державы, взяв на себя некоторые обязательства в соответствии с данным заявлением, то это ни в коей мере не повлияло на реальное положение вещей, за исключением одного, без сомнения, положительного факта: не произошло «расползания» ядерного арсенала.

Важнейшим следствием распада государства был, несомненно, развал экономики… «Развал», конечно же, неточная характеристика случившегося. Разрыв, и причем не «по швам», но «по живому», максимально централизованного экономического мастодонта произвел не просто несправедливую, но нелепую по своей несправедливости социальную «растусовку».

Мешки денег в багажниках мчащихся на юга автомашин – и мгновенно опустевшие сберкнижки миллионов рабочих и академиков; гиганты машиностроения, могучие производственные комбинаты теряют и средства, и цель своего существования; сознательный или бессознательный обман относительно некоего нового будто бы почти федеративного образования (СНГ) без малейшего предварительного просчета принципов его существования – полная дезориентация граждан относительно их нового социального статуса…

Да если добросовестно описать все то дикое, бессмысленное и легкомысленное, что свершалось в те «золотые годы демократии», то не дивом ли покажется сам факт нашего нынешнего полувыживания, именно «полу», поскольку на горизонте политические тучи снова ходят хмуро и обещают нам возвращение к подлинной демократии, «преступно задушенной Путиным и его командой».

Так что же все-таки происходит сегодня с правопреемником СССР?

Трансформируется (разумеется, в худшую сторону) ельцинское государст­во или осуществляется попытка обратить ельцинское безвременье, типовую эпоху смуты, в типовое государственное состояние. Иными словами: мы живем в государстве или только отстраиваем его по уму нашему и способностям?

От того, как ответит на этот вопрос тот или иной политолог, полностью зависит и его отношение к нынешней действительности.

3

Пусть укажут мне хоть на один пример из мировой истории, когда бы государство, подвергшееся разрушению, восстановилось в должном качест­ве за два десятилетия и при этом не наломало дров в том или ином направлении. Пусть укажут на пример, когда бы строящееся государство не сворачивало шеи своим политическим противникам, чтобы оно не пыталось отстраивать самые различные «вертикали», имея дело с фактором сепаратизма, чтобы не монополизировало власть, плодя при этом бюрократию, по определению склонную к коррупции, чтоб оно в течение того же срока эффективно решило проблему нищеты как следствие предыдущего распада.

Ни Франция, ни Германия, ни Япония после Второй мировой в данном случае не примеры, потому что отстраивались и обустраивались они с эффективнейшей поддержкой другого государства, пребывающего в благополучии финансовом и социальном. К тому же вряд ли кто возразит: США «делали» эти страны «под себя», и лишь де Голль проявил известное упрямство, последствия которого ощутимы и поныне.

Пусть, наконец, подскажут ситуацию, при которой в отстраивающемся государстве народ был бы столь же катастрофично идеологически расколот…

Впрочем, такой пример имеется. Франция. Шестнадцатый век. Католики и протестанты. Как разрешилась эта проблема, известно всем. Если верен факт-слух, что и сам король постреливал из окна по «мерзким еретикам- гугенотам», то, может, хоть слегка смягчим до сих пор прочнейшую установку относительно нашего Ивана Грозного, в те же самые годы не отличавшегося желанной толерантностью к своим противникам. Но это к слову…

Есть и другой пример, нашим временам весьма близкий. Дипломаты, работавшие в США, если кто жив еще, могли бы порассказать, сколь популярна была в то время в стране образцового капитализма социалистическая идея. А уж Карл Маркс!..

Государство, как бдящее око, бдящее зачастую с перебором, немедленно развернуло кампанию по борьбе с коммунизмом, и «поиск ведьм» доставил массу неприятностей многим ни в чем не повинным гражданам. Осужден сей факт историками? Безусловно!

Зато кто сегодня последний раз что-либо слышал о компартии США? Такова одна из непопулярных функций государства, даже пребывающего на стадии развития и процветания.

Что же тогда можно ожидать от государства, едва встающего на ноги? Еще вовсю кровоточат культи в местах скороспелых ампутаций. Не видать признаков ослабления откровенной вражды бывших сателлитов СССР, без колебаний ушедших под опеку НАТО и США. Еще вчера «родные союзные» республики только по немощи своей и по соответствующим рекомендациям «патронов», мыслящих, скажем, перспективней, с трудом сдерживаются от откровенно агрессивной (в поведенческом плане) политики по отношению к стране, возрождение которой казалось им невозможным и уж точно – нежелательным.

Так что же все-таки ожидать нам в ближайшем будущем, если, рассуждая об этом, не слишком увлекаться разгадками воистину хитроумной интриги, предложенной президентом?

4

Ожидать нам медленного, будем надеяться, умеренного, но безусловного ужесточения режима – такова единственно возможная логика поведения строящегося государства. Других вариантов просто не существует. Все прочие варианты – это пытаться и рыбку кушать, и костью не давиться. Усиление фискальных и карательных «контор» – непременно. Хотя бы в направлении борьбы с той же самой коррупцией, каковая есть не что иное, как «высокоорганизованная пила» государственного происхождения, но по пакостной натуре своей ориентированная на «распилку» именно государства.

Еще ожидать нам на (будем надеяться) умеренное, но опять же неизбежное уточнение «прищуров» относительно прессы, и без того уже начинающей осознавать, что она не только не пятая, но даже не десятая власть, что в государстве, едва поднимающемся с колен, она вообще не власть, но средство, используемое государством для своего становления. Умно используемая или не очень – то другой вопрос, достойный и пока доступный к обсуждению.

И наконец, с неизбежностью укрепления и усиления государственных структур надо быть готовыми к росту нарушения «прав человека» – закавычиваю не по какому-то недоброму чувству, но исключительно по причине «за­штамповки» данного словосочетания.

Нравится нам или не нравится, но когда рубят лес, то щепки действительно летят. В лесорубном промысле это неизбежность. Говорят, правда, что китайцы, к примеру, в своих лесах о щепках проявляют исключительную заботу по причине весьма дешевого способа переработки щепы в полезные вещи. Относительно наших (китайских) лесов информация не столь оптимистична.

Однако в этой, самой больной проблеме – проблеме «прав человека» нынче тьма положительных наработок, при нормальном отношении к каковым можно предполагать вполне впечатляющий успех. Стране нужен мощный правозащитный корпус, пусть бы и финансируемый в преобладающей степени заграничными организациями и ведомствами даже самого подозрительного толка. Они готовы давать, так не будем мешать им в этом, не отказываясь, разумеется, от соответствующего контроля.

Лишь в самом начале зарождения правозащитного движения в последнем участвовали доброхоты-бескорыстники, я знал таких и относился к ним с неизменным уважением. Но как только правозащитное движение начало приобретать более-менее организационные формы, с тех пор и по сей день оно на «вспомоществовании» западных попечителей. Ну да и пусть бы! На инфляции это отразится едва ли, всякую же форму злоупотребления нет ничего проще проследить и пресечь, поскольку еще с советских времен все виды «антисоветчины» в избытке нашпигованы «нужными людьми».

Как член Комиссии по распределению грантов некоммерческим общест­венным организациям, я не без улыбки подписывал грант в два с половиной миллиона рублей Хельсинкской группе, то есть Людмиле Алексеевой, хорошей моей знакомой еще с начала семидесятых годов. Теперь ей не придется тратить силы на убеждение общественности, что от иностранных разведок они – ни-ни! Теперь, если что – грантом по морде! И очень верно поступила комиссия, приняв такое решение: если где-то в Замухтарске нехороший человек обидел хорошего и его защитили, помогли, вернули доброе имя или имущество, кому какое дело, на какие деньги нанимали адвокатов, оплачивали иски, оплачивали командировки активистам и адвокатам. Помогли-то нашему человеку! Ну и добро!

Если до сих пор не легализована западная финансовая помощь Российскому правозащитному движению (я не в курсе), то это нужно сделать немедленно. Если есть проблемы в организации, положим, Единого правозащитного корпуса, то следует всемерно помогать созданию такового – чем крупней организация, тем проще она «просвечивается», и тогда, к примеру, нетрудно будет установить, положим, на основании какой информации было доложено «на Запад», что Россия по состоянию общественной свободы на сто косматом месте.

Как бывший член Общественной палаты РФ знаю: тысячи воплей по поводу нарушения прав доносятся со всей России. И обидно, и стыдно, и позорно. И потому препятствия деятельности правозащитников со стороны власти ли, отдельных чиновников, местных властителей должны пресекаться и рассматриваться с позиции Уголовного кодекса. С этой же позиции следует отслеживать и всякие возможные, скажем, «непрофильные» действия участников правозащитного движения, в котором, надеюсь, преобладают честные и душевные люди. Душевные! Такими я запомнил тех, самых первых, кто ходил по квартирам богатых советских граждан и выпрашивал у них помощь для политзаключенных, скидывался «по пятерке», чтоб купить «жратвы» едущим на свидание родственникам политзэков, кто незнакомым людям в Пермь или во Владимирскую тюрьму писал письма, отправлял бандероли и хлопотал по всем инстанциям в случае болезни подопечного, но совершенно незнакомого человека.

Правозащитник шестидесятых Олег Воробьев поведал мне во Владимирской тюрьме, как удалось ему однажды пробиться к Илье Эренбургу, как страстно рассказывал о голодоморе в Мордов­ских политических лагерях, с какой готовностью откликнулся советский классик на проблему, спросив только: «Десятки хватит?»

У Российского правозащитного движения было доброе и честное начало. Явная политизация его в последние годы, осторожно скажу – чревата… Похоже, лидеров нынешних правозащитников уже не удовлетворяет роль «чистильщиков» общества, им подавай теперь роль политических трибунов – именно в таком качестве с некоторых пор я «слышу» Людмилу Алексееву, получившую свое политическое образование «за буграми», поскольку до «бугров» ее чисто профессиональная деятельность лежала в несколько иной плоскости, а познания в истории и социологии на диспуты не вдохновляли.

(Следует вспомнить, что в советские времена правозащитники вдохновенно отрицали политическую составляющую их движения. «Мы не против советских законов, мы за их неукоснительное исполнение. Мы не против режима, мы против несоответствия сущего долж­ному». Фраза-цитата из одного документа конца шестидесятых – дословна.)

5

Эти строки пишутся (январь 2008 года) тогда, когда еще совершенно непредставим политический расклад весны текущего года. Однако без всякого риска на ошибку готов утверждать, что, если курс на восстановление Российского государства будет продолжен хотя бы теми же темпами, что и прежде, нас ожидает масса весьма неприятных сюрпризов и в области социальной политики, и в сфере соблюдения прав человека, и в практике деятельности судебно-карательных ведомств, потому что, как уже говорил ранее, государст­ва без боли не возникают, не распадаются и тем более не воскресают.

Гражданская готовность к «боли» должна и может выражаться не в сопротивлении процессу возрождения государства, но в максимальной активности политического класса, понимающего необходимость и неизбежность возрождения, с одной стороны, и мужественной готовности к активному вмешательству в этот процесс на исключительно гуманитарной основе, ибо всякая иная основа политической активности при определенных обстоятельст­вах способна снова ввергнуть нас в состояние смуты, каковую нам уже едва ли удастся пережить.

И о мужестве речь не случайна. Вполне успешная политика «выпускания пара» в некоторых маргинальных и полумаргинальных политических антигосударственных или антироссийских кланах предусматривает почти гарантированную неприкосновенность их активистам.

Полная свобода говорения, к примеру, на радио «Эхо Москвы», иногда просто чувствуется – хмелит ее директора, весьма часто умело намекающего на его личное особое положение в прессе, каковая, по его же суждению, давненько задушена и вся пребывает в неприличном положении. Вдохновенный позывной радиостанции, возможно, и сочинен самим директором в экстазе «особости состояния» (Бродский отдыхает!):

Утро, кофе, бутерброд!

Деуки! Вау! Разворот.

А еще мне нравится, не могу умолчать: периодически в определенные паузы некая дева торжественно, как клятву партизана, произносит: «День в день! Час в час! Минута в минуту! Радио “Эхо Моск­вы!”» Так и хочется спросить: «А секунда в секунду – слабо?»

В то же время (особенно в провинции) сама по себе «государственная лояльность» человека, восставшего против конкретной несправедливости со стороны государственных или ведомственных органов по отношению к конкретному человеку или некоему гражданскому сообществу, отнюдь не гарантия от преследований и «наказаний» в той или иной форме.

Отсюда и особые надежды на правозащитное движение, на людей, не по причине политических амбиций, но по врожденному инстинкту справедливости готовых «подставить плечо» слабому или доведенному до слабости… И тем более готовых к противодействию неправых сил…

Итак: с одной стороны – ожидание ужесточения режима строящегося государства, с другой – надежда на массовое правозащитное движение, способное сколь можно нейтрализовать врожденный или прирожденный инстинкт государства (всегда во имя несомненно великих целей) жертвовать частным в пользу целого.

Если же, вопреки всей логике политического процесса, политикам, политологам с участием тех же сердитых работников радиостанции «Эхо Москвы» удалось бы «обговорить» нечто, пока что трудновообразимое, а именно: не имевшие в истории прецедента «правила» строительства государства без или хотя бы с минимумом «издержек», сформулировать и предложить к использованию некий кодекс взаимоотношения государства и личности, да еще бы «внедрить» его в сознание, в психику бюрократиче­ского аппарата, – то был бы величайший подвиг общества, записанный… и так далее. Поскольку имею моральное право утверждать: нет ничего проще быть просто против, нет ничего проще пострадать за это «против», и думаю, что со мной согласится значительная часть «страдавших» и «пострадавших» (нажившие на «страданиях» капитал в той или иной форме – не в счет).

Старые зэки в лагерях шестидесятых так, бывало, и ободряли нас, новичков: «Не трусь, хлопцы, в тюрьме только первые десять лет хреново, а потом ништяк!»

По не очень логичной ассоциации с предыдущим абзацем как не упомянуть проблему, способную привести в отчаяние любого, кто искренно мучим думой о судьбе общества и государства в ближайшие годы. Произошло во­истину дивное: «ушло в активную лояльность» государству все то ворье, что внаглую, открыто разграбило достояние разрушающегося государства, кто сколотил капиталы на распродаже страны, на пропаганде проституции и на личной политической проституции… Они (имя им – легион) сегодня в подавляющем большинстве вписались в социальные структуры столь органично, что даже фантазия бессильна вообразить ситуацию, при которой осущест­вимо хотя бы частичное возмездие хотя бы для части тех, чье совсем недавнее «преступное прошлое» очевидно и для карательных органов, и для обывателя. Отмазываясь благотворительностью, они сегодня фактически соуправляют страной, возглавляя различные фонды, комиссии, общественные организации. Они, поощрители и вдохновители коррупции, неуязвимы, поскольку официально легализовались, удовлетворенные наворованным и награбленным, и довольствуются теперь строго законными способами финансовой деятельности.

На мой наивный вопрос: «Осуществится ли когда-нибудь должное возмездие возмездия достойным?» – некий чиновник очень высокого ранга без колебаний ответил: «Нет! Нам бы тогда пришлось еще раз перебить половину нации» – и, будучи любителем поэзии, процитировал строки Новеллы Матвеевой: «Все давно уже забыли, кто украл, а кто украден. И одна попона пыли на коне и конокраде». Еще говорил о судьбе американских миллионеров, чьи потомки сегодня пассионарии американской экономики… Грустно, но факт…

Но тем не менее Российскому государству быть, и для того, кто с этим согласен (а несогласных немало!), нет большего удовлетворения, чем видеть во главе общества и государства достойных уважения людей и вместе с тем – реальную гуманную составную в процессе государственного строительства.