Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Кому каяться?

 

1

На дворе только что утихла очередная идеологическая свара — очевидное свидетельство дления гражданской смуты на фоне усиленных потуг восстановления разрушенных в девяностых годах несущих конструкций государства. Возникает впечатление параллельности и даже несоприкасаемости этих двух процессов: государственного строительства (как его ни оценивай) и достаточно ожесточенной идеологической схватки, каковая хотя и не выходит за рамки дискуссий благодаря упредительным инициативам активистов законотворчества, но зато позволяет прогнозировать дальнейшие перспективы смуты и возможные рецидивы ее в случае внезапного ослабления государственной структуры, опять же вне зависимости от оценочных суждений и аналитических комментариев.

Технология инициации свары узнаваема и банальна: в политическое поле вышвыривается некое суждение, отнюдь не взятое с потолка, но как бы «выщипанное» из клубка идеологических противоречий, раздирающих российское общество пока в рамках законом определенной толерантности.

На этот раз суждение-тезис звучит так:

фашизм и сталинизм — явления равнопорочные.

И нет, не интересно в данном случае, кем брошен камушек в и без того основательно бурлящий омут. Поражает, с одной стороны, фантастически безграмотная постановка проблемы, с другой же — неспособность (или, возможно, сознательное нежелание) наших монстров политической говорильни увидеть эту безграмотность и придать дискуссии, коли уж она напросилась на языки, подобающий вид.

Начнем с общеизвестного. Термин «фашизм» — то всего лишь неверное поименование идеологии национал-социализма.

Ни вожди Третьего рейха, ни весь его «агитпроп» никогда на использовали слово «фашизм» применительно к себе. Не сохранилось, или, по крайней мере, мне не известен ни один документ рейха, где бы это слово употреблялось. В мемуарах Шелленберга, к примеру, мне только раз встретилось слово «фашизм», и то в сочетании: «…национал-социализм и фашизм…».

Со временем став расхожим, этот термин нынче вполне ассоциируется со всяким деспотическим, тоталитарным режимом. Фашист Франко, фашист Салазар, фашист Батиста… А если нырнуть в историю — фашисты Генрих Седьмой, Иван Грозный, Карл Девятый, Петр Первый… А в Азии! А в Африке…

Между тем происхождение самого слова «фашизм» трактуется по-разному, поскольку, говоря современным языком, не имеет достаточного документального обоснования. В то время как «национал-социализм» — тщательно разработанная концепция, доступная пониманию человека любого образовательного уровня. Именно этим объясняется фантастический успех гитлеровской пропаганды: ведь еще в двадцатых годах Гитлера с Гессом выкидывали социал-демо­кратические дружинники из пивных Мюнхена под улюлюкание германских пролетариев. Думаю, когда б провести расследование, то лет через десять значительную часть этих самых «дружинников» мы бы обнаружили в списках СА или СС. Если еще вспомнить при этом, что именно бывший социалист Муссолини в свое время успешно расправился с промарксистской революцией в Северной Италии в ситуации паники короля и всего правящего класса Италии.

Из романтических импровизаций Юнгера и неромантических концепций братьев Штрассеров, из двадцати пяти пунктов гитлеровской программы НСДП на ширпотреб были «выпечены» простейшие лозунги и призывы, находящие отклик в душах немцев, униженных Версалем, раздраженных ролью еврейского капитала в экономике (что, между прочим, позволило Гитлеру легко найти общий язык с «олигархами» германского происхождения), напуганных попыткой коммунистической революции (Бавария — 1919 год), испытавших отчаяние в период экономического кризиса 1929 года.

И в данном случае уместно заметить об идентичности овладевания массами нашими «ленинцами». Из тысяч страниц, написанных Марксом и марксистами всех мастей, в народ были брошены всего три лозунга: «Земля крестьянам!», «Фабрики рабочим!», «Мир народам!» Что могли противопоставить этим прекрасным пожеланиям колчаки и деникины?

2

Теперь вернемся к дискуссионной формуле-уравнению, справедливо заменив первую часть уравнения:

национал-социализм и сталинизм равнопорочны. Упростим: нацизм и сталинизм

(Невероятно жалко слово «нацизм», боюсь, навсегда опороченное теоретиками Третьего рейха. Ведь нацизм — всего лишь учение, теория нации. Сколь уместно было бы оно сегодня в попытках русских людей самоопределиться после насильственной интернационализации именно русских, вынужденных нынче именовать себя националистами. Национализм испокон веков понимался как проблема того или иного малого народа, как правило, не имеющего государственного статуса или обретающего его в процессе борьбы… В простейшем понимании нация — это национальность, обретшая государственность и суверенитет. Когда создавалась Лига наций, именно этот фактор принимался во внимание. Ни один народ, не имевший государственности, в ее состав не вошел. Отсюда и неграмотность другого политического постулата: право наций на самоопределение, ибо нация — это уже самоопределившаяся национальность или группа народов.)

Итак, «нацизм» — социально-политическая концепция — программа, принятая к реализации большинством немецкой нации.

А «сталинизм»?

То всего лишь конкретная практика внедрения в сознание народов бывшей Российской империи другой социально-политической концепции-программы — коммунизма, Марксом «обнаученной» хилиастической ереси древнего христианства — построения Царства Небесного на земле, царства всеобщей справедливости, всеобщего равенства. «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Прописанный во всех учебниках истории и обществоведения, этот марксистский постулат сегодня без улыбки не воспринимается: «по способностям» — куда ни шло, но «по потребностям»… При нынешнем-то культе потребления, когда «потребление» объявлено главным смыслом человеческого существования! А ради чего еще существовать, если Бога нет, а идея коммунизма развенчана?

Осуществлению земного рая должна предшествовать мировая революция, неизбежность каковой была «доказана» опять же Марксом и фанатически принята на веру русскими атеистами. Именно «на веру» и именно русскими, ибо ни во что не верующий — то уже не русский.

«Мы — православные», — говаривал при случае русский мужик, определяя себя и национально. И бывал понят. Сегодня это всего лишь исторический факт, не более.

Итак, каким же образом должна быть сформулирована тема предложенной дискуссии? В соответствии с вышесказанным:

нацизм и коммунизм — явления равнопорочные.

И при такой вот постановке проблемы правомерно возникает масса, так сказать, наводящих вопросов. Например:

— что обещал нацизм своему народу и человечеству?

— что обещал коммунизм своему народу и человечеству?

И коротко: нацизм обещал немцам господство над всеми прочими неполноценными народами и, соответственно, довольство и процветание на своей и завоеванных территориях.

Коммунизм обещал всему человечеству невообразимое равенство народов и человеков, непредставимую социальную справедливость и неописуемое материальное благополучие. Своему народу, народам СССР, естественно, — то же самое, только чуть попозже других народов. На первой странице брошюры Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме» найдем такие строки: «…после победы пролетарской революции хотя бы в одной из передовых стран наступит, по всей вероятности, крутой перелом, именно: Россия сделается вскоре  после этого не образцовой, а опять отсталой (в «советском» и в социалистическом смысле) страной». Но со временем, надо полагать, и в России все коммунистически «устаканится».

Практически в одни и те же годы в России и в Германии происходит отстраи­вание своеобразного «предбанника», с одной стороны, национальной, с другой — интернациональной мечты. К 1939 году СССР — страна победившего социализма — одновременно форпост и авангард мировой революции, каковая по ряду причин припоздала, но с повестки дня отнюдь не снята.

Германия к тому же времени решила все свои экономические проблемы, добилась права на вооружение по потребности, а главное — добилась идейной монолитности народа, готового идти за своим фюрером куда угодно по первому зову.

Еще большую идейную монолитность демонстрирует и советский народ.

3

И тогда опять «наводящий» вопрос:

какова цена названных успехов в обоих государствах?

Есть информация, что к тому времени в германских лагерях содержался миллион человек. Поскольку о так называемых трудовых лагерях на территории Германии информации нет, то трудно представить практичных немцев, содержащих в заключении миллион форменных тунеядцев. Есть сведения, что гомосексуалисты и проститутки загнаны в шахты и рудники. Документов не видел. Не утверждаю. Евреям плохо. Но их тоже пока не уничтожают. Доступна эмиграция. Разумеется, не всем. Так называемая «ночь длинных ножей» едва ли выдержит сравнение по количеству жертв что с Кронштадтским, что с Антоновским восстаниями. Но главное: никакой гражданской войны, и ни одно социальное сословие не травмировано. Напротив, все сословия сплочены и соответствующим образом целенаправлены.

О том, во что обошлось построение «коммунистического предбанника» в СССР, говорить нет нужды. Но есть все основания утверждать, что никакого другого способа «построения социализма» в России не существовало. И Сталин — гениальный «угадатель» этого единственного способа. Если бы СССР возглавил некто другой, равный по «гениальности» Сталину, он действовал бы точно так же.

Так что «сталинизм» — это всего лишь способ реализации коммунистической идеи, в какой бы части света это ни происходило.

Коммунистическая революция, где бы она ни происходила, непременно должна сопровождаться: гражданской войной, полным истреблением или основательной экзекуцией сословий, враждебных коммунистической идее, установлением жесточайшей диктатуры во главе с харизматическим вождем и еще…

Существует фактически всеми историками признанное суждение, что раб­ский труд непроизводителен. Но ведь все, на что мы пялим глаза, разъезжая по миру, создано руками рабов; великолепные дворцы, замки, парки, пирамиды и прочее — свидетельствуют прежде всего о том, что то или иное конкретное государство владело огромной рабочей силой, не требующей соответствующей оплаты труда, то есть рабами.

Так называемая «победа социализма в отдельно взятой стране» немыслима без ГУЛАга. Все опорные точки достижений в «военке» и космосе: Волгоград­ская ГЭС, Куйбышевская ГЭС, «Волго-Дон», Иркутская ГЭС, Норильск (!), все золото страны социализма, бумага… и та в том числе, на которой описаны успехи социализма; даже величественное здание Московского государственного университета — кузницы научных кадров — все это создано руками рабов. Происхождение советского института рабов вторично: уголовники, политические, военнопленные — справедливо превращенные в рабов под именем зэков или несправедливо — вторично.

Важен факт: накопление социалистического капитала в неизвестном, но наверняка в значительном проценте — то труд рабов, в основном соотечественников, в отличие от древних государств, где «долговые» рабы, как правило, составляли малую часть от общего количества рабов-пленников. За исключением Соединенных Штатов, где все рабы были иностранного происхождения. И где, между прочим, «физическое» положение рабов при всей тяжести их труда было несопоставимо с бытием советских зэков. Рабов в США было много, но, знать, не настолько много, чтобы позволять им умирать на плантациях, партиями уничтожать по «идейным» соображениям, потому что работорговля-то прежде всего —торговля, то есть стоила денег. Рабы социализма цены не имели. КПД их труда был столь велик, что затраты на транспортировку, охрану и скудное кормление — сущий пустяк в общем бюджете социалистического строительства.

Живи товарищ Сталин дольше, он ни за что не совершил бы столь легкомысленного поступка, как развал ГУЛага, и не исключено, что ни шатко ни валко мы бы перегнали Америку к тому самому восьмидесятому году, к которому «приказчик» Хрущев обещал коммунизм пока «отдельно взятой стране».

4

Коли мы уж рискнули использовать условно-сослагательное наклонение в историческом контексте, то позволим себе представить мир и человечество в случае полной победы каждой из двух идеологий — нацизма и коммунизма, овладевших душами и умами в крупнейших государствах мира.

С нацизмом проще. «Майн кампф» — в сущности, своеобразное и честное «иду на вы!» До мелких подробностей описаны цели и средства их достижений.

После капитуляции Франции…

(До сих пор понять не могу, как Франция оказалась в стане «победителей». Де Голль? Конечно, великий человек, но любой наш маршал провел сражений и достиг побед больше, чем весь корпус прославленного французского генерала. Не сбрасывая, разумеется, с жертвенных весов полмиллиона погибших в этой войне французов, о Франции как о государстве-предателе говорить вполне правомерно.

Французская промышленность и, соответственно, французские рабочие трудились на Германию, честно Франция выполняла и «еврейские» обязательства. Французские военные и полиция добросовестно выбивали немногочисленные так называемые «маки». Полностью, но на льготных условиях оккупированная немцами Франция «проплясала» всю Вторую мировую.

Не прав? Пусть поправят.)

…итак, после капитуляции Франции, после разгрома СССР и выхода на Волгу, после уничтожения уральской русской промышленности с воздуха, отмобилизовав плененную военную технику, особенно морскую, Германия без труда блокирует Англию и добивается ее капитуляции. США?

К сороковым годам Германия — авангард развития ядерного оружия. Гитлер тормознул это направление в связи с провалом блицкрига. А с успехом?

Не Япония — Штаты первые испытали бы на себе прелести атомной бомбардировки и в лучшем случае вышли бы из войны. И вот вам Третий рейх во всей красе: народы-паразиты (евреи, цыгане) уничтожены, Прибалтика онемечена в кратчайшие сроки, славяне «сокращены в численности» и используются по назначению («Майн кампф»), Юго-Восток в руках дружественных японцев, захвативших к тому же и Сибирь, и, наконец, финал — захват Швейцарии — мировое золото в распоряжении рейха.

И подумать только! Такой блестящий проект сперва спотыкается под Москвой, а затем рассыпается по частям под Сталинградом. Согласно модным нынешним суждениям, это Сталин закидал трупами советских солдат германские позиции. И не диво — перспективных трупов в СССР вдвое больше, чем у Германии.

Да даже если бы дело обстояло именно так: ни тактики, ни стратегии, ни героизма и патриотизма, а только — «в атаку! любой ценой! Иначе — трусы и предатели!» — даже если бы только так, и тогда будь добр, сукин сын, европеец, снять шляпу перед каждой солдатско-генеральской могилой! Через пятьдесят лет снимай и через сто, потому что весь многовековой германский гений однажды (в силу причин, о которых разговор особый) сконцентрировался и трансформировался таким образом, что создал реальную угрозу всей мировой цивилизации.

Представить себе победу мирового коммунизма куда как сложнее, поскольку в основе теории самого коммунизма лежит миф откровенно религиозного плана. Если мифологическая составная нацизма — о расовом превосходстве германцев-арийцев — подпиралась псевдо-, но реальными биологическими изысканиями, то главное положение марксизма о борьбе классов как источнике прогресса и в итоге этой борьбы достижения общемирового блага хромало на обе ноги, рождая множественность представлений о путях коммунистического преобразования мира.

Что рядовому члену ВКП(б), что не рядовому с каждым годом все труднее было представить мир в зареве пожарищ пролетарских революций. Потому ленинская теория о «слабом звене» вскоре уступила место концепции Троцкого о «перманентной революции», каковая была принята (опять же на веру) не только откровенными троцкистами, но и «ленинцами», которых по мере отдаления перспективы мировой революции вскорости Сталину пришлось уничтожать, дабы на времена установить единоверие, необходимое для построения мощной военной державы, в любой момент готовой прийти на помощь восставшему пролетариату в любой части света.

Именно это — построение могущественного форпоста будущих пролетар­ских революций — было пожизненной целью Сталина, а вовсе не восстановление империи, как утверждают сталинисты. Имело место совпадение коммунистической цели и геополитической. Но поскольку вторая была вторична, так называемые «страны народной демократии», оказавшиеся во власти Сталина, уже к сорок восьмому году были насильственно «окоммунячены». Подчеркиваю: насильственно. Крестьяне присоединенных стран, не имевшие исторического опыта общественного землепользования, загонялись в колхозы. Уничтожались традиционные корпоративные связи. Устанавливалась жестокая коммунистическая диктатура с мощнейшим карательным аппаратом.

Потому и бегут они от нас, как черт от ладана, в объятия НАТО. Не НАТО наступает на восток (НАТО капризничает, выставляет условия вступления), а бывшие наши сателлиты скулят и стонут у парадного подъезда НАТО.

И не Россия в том виновата. Насильственная «коммунизация» соседних народов, многие из которых исторически были дружественны к России или, по крайней мере, нейтральны — в том причина нашего нынешнего геополитического одиночества. Марксисты-фанаты и марксисты-лицемеры — это они со своей идиотской программой построения царства небесного на земле…

(…буквально на днях Зюганов публично подтвердил, что коммунизм в сущности и есть мечта о царстве небесном на земле.)

…они, марксисты, не только измордовали Россию, но с присущим усердием пытались ломать хребты всем народам, подпавшим под их влияние. И россий­скому народу, в том числе и миллионам рядовых коммунистов, не в чем каяться перед миром, потому что Россия сама была захвачена «марксоидами» и с активнейшей помощью всей интернациональной нечисти (евреи, венгры, латыши, китайцы — уроды всех народов толпами ринулись в Россию, зверствуя и измываясь более прочих над русским народом) изувечена до неузнаваемости так же, как и Германия посредством национал-социализма.

Народ Гегеля, Гёте, Шиллера и Канта вдруг единодушно ринулся на уничтожение себе неподобных со зверством, неслыханным в истории…

Народ Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Достоевского и Толстого закапывал живьем иерархов Церкви и топил в прорубях монахинь…

Какая воистину ошеломляющая идея должна была оккупировать сознание русского человека, чтоб он в кратчайший срок превратился в «комиссара в пыльном шлеме»? Каким образом должно было трансформироваться сознание следую­щего поколения, чтобы оно вдохновенно полвека воспевало этих комиссаров?

В отличие от германцев, русские могли «клюнуть» только на идею общемирового звучания. Увы! Но это то самое «всечеловеческое», каковым восхищался Достоевский, не предполагавший, видимо, что так называемая «всечеловечность» может однажды вывернуться наизнанку и оплодотвориться величайшей ересью, в сравнение с которой всякие прежние «жидовские» и прочие ереси окажутся забавой для мелких бесов.

Однако не стоит сбрасывать с чаши весов и то чудовищное насилие, с помощью которого внедрялась коммунистическая идея в широкие массы еще недавно, казалось бы, православного народа. Насилие — вообще единственное средство построения прокоммунистической социальности. Ни реальное прошлое всех стран, прошедших через попытку «построения коммунизма», ни нынешнее теоретизирование на эту тему иных средств и способов не подсказывают. Всякие предвыборные программы теперешней КПРФ — не в счет.

5

Ну и, наконец, так называемый пакт Молотова–Риббентропа, вокруг которого устроили ритуальную пляску наши либералы.

Отметим для начала, что это был последний предвоенный межгосударственный договор. Последний! А что было до того? А до того были бесконечные попытки Сталина (подчеркиваю, именно Сталина) «задружиться» с кем угодно против Германии. Даже с той самой Польшей, каковая нынче в самой большой обиде на бывший СССР.

Был ведь предложен пакт о ненападении и военной взаимозащите. И что? Отказ. Да под каким предлогом! Дескать, Польша маленькое государство, и если что случится с СССР, то оно ничем не сможет помочь…

Однако ж крупный польский политический деятель заявляет в то же время, что доблестная польская армия в любой момент готова вместе с доблестными германскими войсками участвовать в кампании против СССР. Что-то вроде корпуса Понятовского в памятном 1812 году. Ни в каких контекстах относительно Польши не профигурировал тот факт, что в польской элите того времени еще сильны и слышны были призывы к восстановлению Великой Польши «от можа до можа», что Киев и вся правобережная Украина — отторгнутая Россией — территория Польши. Об ОУН — организации украинских националистов, их борьбе против Польши я скажу отдельно.

Крепко не повезло в те времена польскому народу и с руководителями государства. То ли они не читали «Майн кампф», то ли просто так были напуганы возможным «осовечиванием» Польши, что как бы потеряли из виду явную неизбежность германизации всех славянских народов, в том числе и польского. В итоге получили и то, и другое.

Речь идет об аморальности и даже о преступности предвоенных договоров.

«Ублажение» Гитлера в Мюнхене имело главную и, возможно, единственную цель — столкнуть Германию с СССР. «По понятиям» того времени СССР, в долгосрочной программе которого по-прежнему доминировала идея мировой революции, представлял генеральную угрозу всему капиталистическому миру. Чемберлену и Деладье, как говорится, сам Бог велел сделать все и пожертвовать чем угодно, лишь бы максимально военно ослабить, а в лучшем случае — избавиться от коммунистической угрозы с Востока.

И верно, что такое какая-то Чехословакия в сравнении с мировой революцией! При чем здесь мораль? Нормальный сговор государств в стиле Берлинского конгресса, столь блестяще организованного когда-то «великим» Дизраэли. Весь мир того времени продолжал жить «по понятиям» девятнадцатого века, и организация Лиги наций ничего существенного ни привнесла в систему межгосударственных отношений, кроме прекраснодушных заявлений, от каковых легко отмахнулись в свое время и Германия, и СССР. А с разделом Чехословакии — фактически Англия и Франция.

Один из нынешних очень продвинутых либералов настаивает на принципиальном отличии «Мюнхенского сговора» от «пакта Молотова–Риббентропа» — дескать, ни Англия, ни Франция ничего себе не взяли, а вот СССР…

Англия и Франция — величайшие колониальные державы того времени. Что им могло понадобиться в Европе? Наконец, колониализм — эксплуатация слаборазвитых народов — это морально по нынешним меркам? Ведь этими мерками мы судим предвоенную эпоху.

Еще один весьма впечатляющий либеральный аргумент в «пользу» преступности «пакта».

В 1939 году Германия не представляла военной угрозы для СССР, напротив, СССР мог именно тогда напасть на Германию и без труда разгромить ее. Он же вместо этого поделил Восточную Европу с Гитлером, дав тем самым ему время на перевооружение.

Тогда для начала вспомним, как ломали через колено хребет Бенешу. Ему было заявлено от имени Франции и Англии, что если Чехословакия попытается оказать вооруженное сопротивление Германии, то не только будет объявлена зачинщиком, возможно, мировой войны, но Англии, в частности, ничего не останется, как помочь Гитлеру в реализации его «справедливых» претензий к Чехословакии. Последняя имела к моменту германской агрессии тридцать боеспособных дивизий, танки лучше немецких, самолеты лучше немецких… Но ее пообещали «высечь» общеевропейским веником в случае неповиновения «Мюнхену»…

Нападение СССР на ублаженную, обласканную Европой гитлеровскую Германию немедля было бы объявлено агрессией, и в самом малом варианте так называемый «ленд-лиз» заработал бы тотчас же. Это как минимум. Сталин же боялся не столько Германии, сколько Англии, и его боязнь была небезосновательна. Военный союз Германии и Англии — вот что было главным пугалом для Сталина.

Как бы совершив ответное действие в стиле «Мюнхенского сговора» — направив энергию Гитлера на Запад, Сталин (ничуть не сомневаюсь в этом) где-нибудь в сорок втором ударил бы Гитлеру в спину. Беда в том, что и Гитлер понимал это. Не могли они ужиться — один порождение другого. Не оговорка. Нацизм и фашизм в значительной мере есть не что иное, как реакция на воинствующий интернационализм, что легче всего просматривается в Италии. В Германии этот фактор усиливался историческим унижением, потому и вызрел в своем «идеальном» варианте.

Можно представить то смятение, в котором Сталин пребывал в предвоенные годы. А он пребывал! Тщетные поиски союзников хоть с кем-то, хоть против кого-то (война стучится в дверь!), недостаточно достоверная информация о военном потенциале Европы, надежда разделом Польши восстановить-таки Англию против Германии и сделать невозможным их военное и экономическое сотрудничество…

Считается, что к концу тридцатых годов СССР имел самую могущественную армию. Но именно «финская война», по свидетельству Типпельскирха, придала Гитлеру оптимизм относительно возможной «восточной кампании». Не мог и Сталин не знать, с какими трудностями столкнулась Красная армия в Монголии, какой ценой была достигнута победа всего лишь в локальном конфликте. «Испанский» опыт был и того менее значим.

Кстати, испанцы явно недооценивают Франко. Не ввязаться в мировую войну, спасти страну от разгрома и всех последствий его — это ли не великая заслуга!

6

Итак, согласно «пакту» значительная часть Польши и западнославянские земли стали частью территории СССР.

Безусловно, красива и умна фраза В.В. Путина о том, что несвободный народ не мог дать свободу другому народу.

Только народы народам свободу не дают, как и не отнимают ее. И то, и другое свершают правители народов. Польша и Финляндия, пребывая в свое время в составе России, имели по линии свободы массу преимуществ перед «коренными» россиянами, и, разумеется, не по велению русского народа.

Дело не в том, что мы вошли на чужие территории (что в 1939-м, что в 1945-м), дело в том,как мы туда вошли. И тут уместно сказать несколько слов о так называемом бандеровском движении, об Организации украинских националистов — долгосрочной занозе СССР в послевоенные годы.

Всем ли известно, что ОУН при своем возникновении и достаточно продолжительном существовании не имела к СССР никакого отношения. То была партизанско-диверсионно-террористическая антипольская организация.

Не досидев свой «четвертак», умерла в семидесятых годах в пермском лагере Катерина Зарицкая, принимавшая участие в убийстве министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого. Там же, отсидев тридцать пять лет в лагерях и тюрьмах, умер ее муж Михайло Сорока.

В шестидесятых годах я застал в лагерях сотни «бандеровцев» разных уровней: от рядовых до весьма крупных чинов ОУН, в свое время не расстрелянных по причине временной отмены смертной казни в СССР.

Один из «крупных» пересказывал мне листовку, выпущенную руководством ОУН для внутреннего пользования, где приветствовалась ликвидация Польского государства — кровного врага украинцев всех времен.

Думаю, мало кому известно, что с приходом «москалей» ОУН практически вышла из подполья. «Львовский проводник» — секретарь подпольного обкома — устроился работать директором клуба. Тот же Михайло Сорока, отсидевший несколько лет в польской тюрьме, поступил во львовский институт, женился на своей бывшей соратнице по противопольскому подполью Катерине Зарицкой. Они имели четыре месяца счастья и мирной жизни.

Многие «бандеровцы» вернулись к своим семьям в хутора и городки.

Были и другие, не доверявшие «москалям», не спешившие рвать связи и ломать структуры организации. Каких было больше, мне в разговорах с «бандеровцами» установить не удалось. Но факт — на момент присоединения «западенцев» к СССР каких-либо враждебных действий с их стороны не было.

Еще задолго до «воссоединения» СССР вел энергичную пропаганду в западных областях в пользу этого самого воссоединения всех украинцев, разумеется, с соблюдением конституционного права самоопределения наций, входящих в СССР. Пропаганда имела самые различные формы.

Например, торговая ярмарка в Ивано-Франковской области, где советский продавец предлагал живого гуся по цене в два раза дешевле местных цен и приносил извинения за дороговизну, потому что, дескать, транспортировка и прочее… Говорят, это впечатляло.

Но не прошло и десяти дней после воссоединения, как из Москвы посыпались директивы — немедленно начать построение социализма на приобретенных территориях. И двинулись эшелоны «раскулаченных», антисоветски настроенных и просто «слишком умных» в Сибирь-матушку, благо велика! Вместо того чтобы использовать энергичных «бандеровцев» в административной или социальной сферах, их по захваченным польским архивам (!) начали отлавливать и отправлять туда же, в Сибирь, в ненасытный ГУЛаг.

Некто Евген Пришляк, бывший оуновец, легализовавшийся и работавший в милиции, рассказывал: один приходит и говорит: «берут наших!» Другой… Чего ждать? Назад в подполье. Был уже крупным чином в «службе беспеки», когда при штурме бункера пытался застрелиться — глубокий шрам через весь лоб, — был пленен и отсиживал свой «четвертак» в мордовских лагерях.

И Михайло Сорока, студент львовского института, «поехал» туда же, еще ничем не успевший «напакостить» коммунистам, местным и «москальским», «поехал» и не вернулся. Как и жена его чуть позже, но уже «антисоветская подпольщица», тоже не вернувшаяся из лагерей.

Вся ярость и ненависть, что взросла в свое время против Польши, обернулась теперь даже не против СССР, но против исторической России, и не было дурных средств в борьбе, как не было их и у тех, кто наводил новый порядок, согласно великой коммунистической доктрине.

То же самое было в Прибалтике, занятой Красной армией, как и «западенство», без сопротивления. Опять эшелоны в Сибирь, в Сибирь!

Я застал во Владимирской тюрьме «посидельцев», помнивших гниющее там правительство бывшей независимой Эстонии. (А некоторые старики-надзиратели с садистским восторгом рассказывали, что до сих пор помнят голос народной певицы Руслановой, что разносился по тюрьме из одной из камер.)

Всюду, куда мы приходили (до войны или после), тут же начинали ломать хребты народам. И чем меньше был народ, тем больнее воспринимал он идейно-коммунистическую агрессивность. Делал это не русский народ, не грузинский и не казахский… Это помешанные на фантастической идее установления «Царства Небесного на земле», это коммунистические вожди и ими прочие оболваненные — это они повинны в том, что необъяснимой, необоснованной ненавистью к России пылают нынче народы Прибалтики, которым, между прочим, в коммунистические времена материально, по крайней мере, жилось уж никак не хуже, чем русским. Этого они не помнят. Они помнят эшелоны и КГБ… И это их право — что помнить.

Повторюсь: дело не в том, куда мы входили, что присоединяли или завоевывали. Дело в том,как мы вели себя на этих территориях.

Еще тысячами гибли наши солдаты в заснеженной Финляндии, а в кармане Кремля уже пригрет будущий Первый секретарь новой коммунистической страны. Отодвинуть границу от Питера — это одно дело, но при чем тогда Куусинен?

Или я не помню, с каким «чувством глубокого удовлетворения» следил за указкой учителя истории, демонстрирующей расширение коммунистического лагеря? Или не помню досаду и, пожалуй, даже некоторую злость на всяких там итальянцев и французов, никак не способных понять неизбежность прогресса и скорого торжества мирового коммунизма? А Китай, Куба и пол-Кореи! На карте в классе каждый день отмечалось продвижение коммунистической Кореи на юг. А борьба почти «нашего» Алжира против французских империалистов!

Лучшие люди всего мира были за нас. С пятьдесят второго года помню сталинских лауреатов, «наших людей» — Пьетро Нэнни, Анна Зеггерс, Икуо Ояма…

Борьба за коммунистический Мир не прекращалась до последних дней коммунистической диктатуры. Даже в Афганистан мы привезли «своего»… И предали, между прочим…

В год по стране привоевывал коммунизм… Кажется, слова А.И. Солженицына.

И вдруг все рухнуло. Само по себе. Неслыханное событие в истории человечества.

Как там у Ю.Кима в монологе кагэбиста («Московские кухни»):

На исходе двадцатого века,

Закалившись в трудах и борьбе,

Кой-какие права человека

Можем смело позволить себе…

Нет, оказалось! Не можем без того, чтобы не рухнуть раз и навсегда. Коммунизм может существовать только в тоталитарной форме.

Китай?

Во-первых, иная цивилизация. Во-вторых, проблемы Китая еще впереди.

Нынче пошло такое поветрие: ездить и извиняться друг перед другом за прошлые исторические грехи.

За то, что СССР с помощью союзников победил нацистскую Германию, ни нам, ни союзникам, слава богу, извиняться не приходится. Ну разве «по мелочи»… Американцы за Хиросиму… Англичане за Дрезден… И опять-таки не народы, а их правительства. Что до СССР, по свидетельствам историков потерявшего двадцать миллионов своего населения, — тихо чтить бы всему миру такую жертву. Так нет же! Именно от нас требует извинений и покаяний весь «цивилизованный мир». За что же конкретно?

За политику насильственной «коммунизации» стран и народов, оказавшихся по соглашению с нашими союзниками под контролем Коммунистической партии Советского Союза. За дикие репрессии, неизбежные при «коммунизации». За страх, что пришлось пережить правящим классам Европы и США перед успехами коммунистического движения после Второй мировой. «Охота на ведьм» в США (были, конечно, и невинные) так прополола коммунистические ряды, что Компартия США фактически сошла со сцены.

Миллионные компартии в Италии, Франции и Англии в итоге «спровоцировали» мощнейшее профсоюзное движение и вскорости погрязли в «ревизионизме».

Вернемся к фразе В.В. Путина относительно «несвободных народов». Несвободных — значит, кем-то покоренных. Так кем же? Не татарами же!

А коли так, то не В.В. Путину бы ездить и извиняться. КПРФ объявила себя правопреемницей КПСС. Вот господину Зюганову и ездить бы по европам и приносить извинения за расстрелы, ссылки и все прочие многообразные виды насилия по отношению к народам, не желавшим нашего коммунизма. Не желавшим — и всё тут! Тем более что совсем недавно господин Зюганов на радио «Эхо Москвы» на прямой вопрос: «Справедлива ли фраза — цель оправдывает средства?» — не задумываясь, категорично сказал: «Нет!»

И Сталин здесь ни при чем. Он всего лишь талантливый глава коммунистического клана. Был ли он мнительным, подозрительным, жестоким — это все абсолютно вторично. Потому сопоставление фашизм–сталинизм лишено всякого смысла. Как фашизм и нацизм немыслимы без вождя-фюрера, так и коммунизм непредставим, да и невозможен без своего «кимирсена».

В том не единственное и, наверное, не главное сходство двух тоталитарных режимов, определивших судьбу двадцатого века — нацизма и коммунизма…

7

А теперь в выстроенный мной «огород» я хочу кинуть камень, не задумываясь об эффекте сего действия.

«Огород» свой я выстроил, разумеется, на основе известных мне фактов.

(Хотел бы увидеть иной способ построения идеологических «огородов»!)

Но факты сами по себе вовсе не есть истина, что в первой, что в последней инстанции.

Факты — это всего лишь объекты избирательной способности человека, чаще всего уже задействованного в той или иной системе политических координат.

Потому чем чаще некий диспутант ссылается на факты, демонстративно отделяя собственное «я» от предполагаемой объективности фактов, тем внимательней к нему стоит присмотреться.

Теперь относительно «камешка». Попытаемся представить сознание, положим, тринадцатилетнего немецкого мальчика в 1941 году. Наверняка — гордость за принадлежность к высшей и, соответственно, лучшей расе всего человечества. Презрение, возможно, и ненависть к низшим и тем более к паразитическим расам и народам. Желание видеть их покоренными, а кого-то и уничтоженными вовсе. Искренняя готовность с достижением должного возраста принять самое активное участие в завоеваниях и истреблениях.

Другого мальчика, воспитанного (подчеркиваю, воспитанного) коммунистической системой, представлять нет надобности. Это я где-нибудь в 1950 году. Я за мир во всем мире. Я желаю всем народам жить так же правильно — я же верю, что мы все живем исключительно правильно, то есть пока не очень хорошо, но будем! У меня почти утробная любовь ко всем нациям-народам.

Однажды в городе Иркутске объявился негр. Если он появлялся на улице, толпы детей сопровождали его, а я в своем захолустье завидовал им, иркутянам, которым так повезло. Ведь негр — олицетворение самой-самой несправедливости на земле. Или я не читал «Хижину дяди Тома»! Встретить, сказать ему что-то хорошее… Говорили, что он тоже пел, как Поль Робсон, только чуть похуже. Его звали (помню!) Тито Ромалио.

Летом пятьдесят второго через нашу станцию проходил пассажирский поезд, в котором ехали самые настоящие индусы. Мужчины и женщины. Поезда у нас стояли долго. Не только дети, все работники пути и станции кричали им «ура!» просто так, по чувству желания им всяческого добра в жизни.

И, наконец, главное. В тринадцать лет я всей душой подростка желал счастья всем народам мира и всеобщей справедливости в мире.

Есть такая крылатая фраза: благими желаниями вымощен путь в ад.

Подобные крылатые фразы, как правило, более оригинальны, чем истинны. И если благими пожеланиями путь в ад вымощен, то не благими он отполирован.