***

Изумительно-белое на границе
С возмущенно-снежным и цветом зимних крыш, —
Когда декабрь заправляет подол
В пёструю юбку осени,
И достает с антресолей
Советского Деда Мороза.
Чтобы всё становилось:
Синим, зелёным, красным, оранжевым,
С запахом пороха,
С праздничным оттенком вседозволенности.
А наутро хрустят высохшие мандариновые корки,
Напоминая хруст костей
Под колёсами исторического автомобиля,
Мчащегося на космической скорости
По узким улицам
Среднестатистического города N,
Попавшего в новости лишь однажды —
В году этак 1941, быть может
Городок не попал бы в хроники вообще,
Если бы не объективные обстоятельства внешнего свойства.

Но смотрите — как бел этот снег,
Лёгок его полет, тих шорох.
Такой же снег падал на улицы Ленинграда зимой 1942-го,
Становясь из пепельно-белого смертельно-жгучим,
Из ватно-мягкого буро-колючим,
Забываясь под слоем грязи,
Приходя каждый год таким,
Каким мы его знаем.


Этнографический музей

Просто так доступная красота:
Музыка мрамора, цедра любви.

Люди одного огня,
Дом там, где расстелен ковёр,
Скачет по небу солнечный конь.

По мере продвижения,
Согласно «Продолжению осмотра»,
Память проясняется.
Вот-вот узнаю себя в сидящей у реки женщине,
В названии местечка,
В подвеске «Конёк».


***

жизнеутверждающие, как могильные плиты

мерцают по краям, точно эмалевые таблички,
отражают всполохи зарниц

шелестят
как летящие над пропастью письма

запомни, как немеют руки, связанные ими
как встаёт на дыбы время
и поднимаешься всё выше в гостеприимное
небо запомни

эти слова прощания


***

Встречаемся на страницах журнала,
Соприкасаясь кончиками строк,
Как некогда, почти никогда, — руками.

Здесь время равняет нас,
Приравнивает к вечности:

Хотя у бумаги есть срок,
У стихов нет срока.
И они выходят в небо,
Куда я смотрела, теряя из виду — тебя.

Чёрные буквы на серой бумаге под красной обложкой
Говорят, говорят,
Как некогда, почти никогда, — мы.


***

смотрю на буквы и не узнаю
за ними человека

точно зерно высыпали в снег
для улетевших птиц

с другой стороны
не видят меня:

мешает забор вопросительных знаков

на заборе объявление:
разыскивается потерянное время


***

речь поднявшегося с колен
отрывиста, не рифмована

расфокусированность мелодии
сменяется чётким шагом
эхо поднимается над домами

стою во дворе
в снегу
мысленно молчу

боюсь нарушить звуком
свалившуюся на меня свободу


***

«А из нашего окна крепость Староладожская видна...»
Если взлететь повыше, то видно, как археолог Бранденбург раскапывает церковь на
Волхове в конце 19 века.
Видно, как под землей лежат фрески, мелкие, белые и голубые, но есть и крупные. Вон на
той нарисован глаз.
Так и смотрит сквозь века, не моргая.
Под землей спят круглые бусины, а мелкие свинцово-оловянистые подвески как
колокольчики звенят. Динь-динь-динь.
Колокол солнца вторит им, поднявшись над селом: Дон-нннн.
Мы идем с тобой, и я все рассказываю. Здесь музей, здесь шурф, здесь дома прежде
стояли, ты киваешь, не перебиваешь.
Синь разливается над Старой Ладогой и плещется, вся в золотых искрах, как в звездах.
Пересматриваю фотографии и не нахожу тебя нигде.
Вот студенты-историки, вот ученые-археологи, вот Алиса, Настя из Чернавино,
Марианна, Наташа, Валя, Кирилл, Саша...
Чуть поглубже стоит Анатолий Николаевич, держит фотоаппарат, ловит в кадр нас на
фоне тысячелетия. А рядом Борис Григорьевич, теперь он знает наверняка, где какие
фрески в земле лежат.
Вижу себя, загорелую, с банкой оранжевой газировки.
Но нет тебя на фотографиях, нет тебя. Колокольчики подвесок поют, им вторит солнце.
Динь-динь-динь
И Дон-н-ннн.


***

Не узнаю лица деревьев в парке,
Недолюбленные стоят, сгорбленные.
Будь они плодами, сказали бы:
Гнилая середина, сморщенная кожура, кислые.

Когда моя бабушка обнимала деревья,
Были они высокими, гладкими,
Плодоносили облаками.

Возьми, прохожий, яблочко с добрых ветвей,
Помяни, вырони.


***

Моё спасибо длиной в 34 года,
но тебе не нужно из него ни дня.


***

Бриллиантовые стебельки замерзших растений,
И ты со мной везде и нигде.
Попытка вписать себя в пространство фотографией.
Попытка вписать тебя — небом, полем, рекой,
Безответными.
Даже если ты не видишь меня, я — есть,
Отражаюсь в зеркале, в блокноте пишу.
Ручкой, подаренной тобой,
Пишу.