Родился я...

И — луч в окно. И щебет. Утро. Свежесть.
И облаков причудливый узор.
И листьев кружева...
От медогонки
Тягучий, теплый солнца аромат.

А вдалеке хохочут лягушата
И стайки головастиков толкутся
У берега кривой, как век, канавы,
Что вырыли в минувшую войну,
Чтоб вражеские танки здесь увязли.

И не прошли!

Дерутся воробьи
В тенистом, влажном, диком винограде.
Течет, течет по комнате нектар
От свежих яблок, слив и нежных вишен.

Вот половица скрипнула —
Прошла почти неслышно бабушка на кухню.
В переднике белёном наша печь
Слегка грустит о пирогах и каше.
Теперь же в мягких валенках на ней
Томятся, дозревая, помидоры.

Меня тут любят, да и я — люблю!

Как мир широк!
Родился я, и он
Мне подарил всего себя — до капли,
До зернышка росы,
До вспышек гроз,
До жгучего удушия метели,
До ласки радуг заревых лугов,
До маминой раскрытой небу песни
И до восторга деда и отца
От кипени кругом бурлящей жизни
В горячих муравейниках, садах
И словно кровь гудящем вольном поле.

Иду в малинник. Колко, сладко мне.
Тут воскотопка.
Плавятся под солнцем
Пустые соты отзвеневших дней.

И тает воск, и капает в корытце,
И тает воск, и капает в корытце,
И тает воск, и капает в корытце...

И пахнет словно в церкви...


Рюкзак

Лет двадцать еще поцарапать планету
Примятым литым каблуком,
А там уж отправиться к горнему свету
С потертым своим рюкзаком.

В нем сложены зори, и песни, и радость,
Любовь и потери мои
И все, что по яростной жизни досталось:
Бураны, луга, соловьи.

Но в нем и грехи. Тяжела моя ноша...
За то ли, что в детстве грачонка я спас,
Мне светит в пути родниковая роща
И бабушкин иконостас?

И мама печет «жаворонков» весенних.
Отец — ордена на пиджак.
Скребется мышонок под ворохом сена,
Скрипит под сосною лешак.

Брусничные угли — у края болота.
Заря — костерком по реке.
И все, что копил я от года до года, —
В потертом моем рюкзаке.

Сгорает в руке у отца папироса,
Как думы о счастье земном.
Хлопочут скворцы, и трепещут стрекозы,
И сливы запахли вином.

И молится поле мое Куликово,
И молится Бородино
О всех, кто сберег наше русское слово,
О каждом ушедшем давно.

Гуляй! Под звездою ничто не возвратно!
Я тоже однажды уйду.
Ложатся заката родимые пятна
На вешние вишни в саду.

Былинка дрожит на ветру — затухает.
Лодчонка скользит по реке.
А прошлое кается, любит и тает
В потертом моем рюкзаке.


Июнь

Какой поэт тебя придумал?!
Каким ты вырвался огнем?!
Май полыхнул, пропел — и умер,
И скачут зори день за днем.

Срывает шапку одуванчик,
Дорога прячется в пыли,
И колокольчик в свой стаканчик
Мед поднимает из земли.

И все гудит: поля пшеницы,
И в жилах кровь, и дальний гром,
И шмель велюровый кружится
Над полыхающим цветком.

Ныряют на веревке майки.
Кружи, июнь, меня, кружи!
По-женски вскрикивают чайки,
Стрижи черкают чертежи.

И, обомлев под небесами,
Склоняются на водопой
Коровы с волглыми глазами
И кони с бархатной губой.

Я здесь родился: в этих травах,
В счастливом щебете лесном,
В искристых волнах-переправах —
Лучом на листике резном.

Здесь вечерами свет старинный
Зари, тягучей, словно мед.
В мохнатой шубе комариной
Июнь по берегу идет.

Его мы ждали с новостями
От земляничных бугорков.
С туманом, с полными горстями
Росы в ладонях лопухов.

И он пришел! Ликуют птахи!
Густы и пенны острова,
И реки синие рубахи
С утра вдевают в рукава.

Пасут мальков Ока и Кама.
Хрустят кабаньи камыши.
О дорогой и близкой самой
Малинник шепчется в тиши.

И сладковато тлеет сено.
Я жду, любимая, когда
Твоих кудрей густая пена
Меня заманит в невода.

Звезда сорвалась, словно кречет,
И на стожок туман прилег.
И сердце бьется и трепещет,
Как подфонарный мотылек.

И ты, горячая, родная,
У костерка, где сон и тишь,
Зарей колени поливая,
Меня, конечно, соблазнишь.

И долго будет ветер жгучий
Ночною заметать золой
Певучий луг и сад кипучий
Под самоварною луной.