* * *
Голосят на разные лады,
Пыль до потолка — повзводно птицы
Покидают райские сады,
Чтобы через время возвратиться.

И даст Бог — увидимся тогда.
А пока в Эдеме, как и прежде,
Узкие протоки холода
Ищут в нафталиновой одежде.

Покрывают инеем замки.
И нерукотворные зигзаги
Не рисуют больше мотыльки.
Жизнь осталась только на бумаге.


* * *
Соседский мальчик пел фальцетом.
Потом всю ночь собака выла.
Жизнь не закончилась на этом,
И в легких не иссякла сила.

Глотая звездные частицы,
Смотрел, как Бог плетет интриги —
Переворачивал страницы
Дыханьем, не касаясь книги.

Как муха суетилась в шторках.
Как, словно чудище лесное,
Переминалось на задворках
Мое забытое былое.

Как по двору метался фантик
И норовил прибиться к дому.
Мне не давал никто гарантий,
Что будет как-то по-другому.


* * *
Гробовая тишина — ночная птица
Не кричит луженой глоткой троекратно.
Тетя Соня спит в ежовых рукавицах —
И теперь без объяснений все понятно.

До утра не стоит ждать вестей от ветра —
Не решится на порывы без отмашки.
Он потом свое нагонит в километрах,
Что захватит дух и поползут мурашки.


* * *
Зона комфорта — хранилище сил,
Пункт размещенья покоя.
Мысленно лишнего наговорил —
Было и раньше такое.

Зеркало нагло в лицо мне не врет
Перед вратами подъезда.
Без понукания тронулся лед —
Сдвинулся с мертвого места.

И точно в срок завершился процесс,
Но в этот раз по-другому.
Прежним остался лишь мой интерес
К Пушкину — вечно живому.


* * *
Этот мир изменяет меня каждый миг,
Хаотично смещая внутри точку сборки.
Засыпаю в обнимку со стопками книг.
На окне до конца не задернуты шторки.

Темнота мироточит сквозь узкую щель.
Сверху вниз наполняется сон содержанием.
Чай остыл. Я напрасно расправил постель —
Зарекался уже что-то делать заранее:

Брать с запасом у вечности время взаймы,
Чтоб с размахом транжирить его, без оглядки
Выходить за границы бескрайней зимы,
Нарушая тем самым чужие порядки.

Беспокойство в потемках души улеглось.
Перст невольно застыл над строкою нетленной.
Покрывается мелкой испариной гвоздь,
На котором висит белый чепчик Вселенной.


* * *
Как проклятый распутывал слова,
Чтоб в роли никудышного стратега
При выходе попасть под жернова
Ненастья — смеси из дождя и снега.

Спустя мгновенье угодить в сугроб,
Скользя по тектоническому грунту.
А ветер сёк мой неприкрытый лоб
Десятком метров за одну секунду.

Не защитил хваленый рыбий мех.
С трудом, как будто перезрелый овощ,
Припоминаешь поименно всех
Святых, зовешь истошно их на помощь.

В ответ презренья выпад — ни гугу.
Себя ломаешь, чтоб склонить к движенью:
Через колено, через не могу,
Через плечо — спиной к чужому мненью.


* * *
Поддался чувствам стадным —
Пишу. На первый взгляд
Каким-то стал нескладным —
Ломаю все подряд,
Трухлявые платформы
Сжигаются дотла.
Крушу единство формы
Из хрупкого стекла.


* * *
Нет легкости — куда что подевалось?
Все время завожу себя пинком.
С большим трудом проросшую усталость
Я соскребаю бритвенным станком.

Кому не лень хватает за загривок.
Сержусь в ответ. И в зеркалах кривых
Ищу живое место для прививок,
Чтоб выглядеть живее всех живых.

Мне, как назло, чего-нибудь не хватит.
Пузырь терпенья лопнет от жары,
И я с волной волнения в квадрате
Не справлюсь — загремлю в тартарары.

Вдобавок — будет трогать наводненье
За щиколотки, как Евфрат и Нил.
Когда-то жизнь была на загляденье,
Но я ее тогда не оценил.