* * *

И один я пью отныне!
Евгений Баратынский

И небо, и море —
На поле в цвету незабудки,
И утро такое —
Покойно в болящей груди,
Один, непривычно, —
Мой друг закадычный зашился
И лисьей ухмылкой:
— На кой тебе пить? — затвердил.

Ах, ветер и поле!
Ах, море в волне незабудок!
Все будет как было —
Вон мило крадется гроза.
Нельзя и сказать,
До чего ж ты красива, Россия,
С ума бы сойти,
Если выпить бы было нельзя!


* * *
Очистил яйцо —
Луна в окне,
Посолил —
Закружил снежок.
Я, как бог,
Заготовил закуску
К ней,
Хоть она почти на дне.

Как в июле пахнет
Соседки укроп!
Огурец я с собачьей
Охотой отгрыз.
Выпил я, закусил
И в печали гляжу,
Как луну потянуло к пруду.

Я бы выпил еще,
Но и так хорошо:
Нагишом с луной
По пруду плыву.
А в далекой дали
На мели корабли.
Среди них самый светлый —
Мой.

Но причалить к нему
Не успею уже,
Зорко зорька их сторожит.
И печалиться мне
Век на грустной земле,
Где и ночь коротка,
Как жизнь.


* * *
Он ехал за рулем и замечтался...
Что было дальше, я хочу забыть.
Но друга нет — ведь память существует,
Ведь существую я, всем безразличный,
Да так, что не с кем выпить.

Нашел себе товарища в сороке,
А собеседницей теперь осина.
Мне кажется, она с ума сошла,
Она безумно сотрясает воздух,
А ветер-сорванец над ней глумится,
Как нынешнее племя надо мной.

Я поглупел. Никак не отличу
Мужчин от женщин, граждан от бандитов,
И жизнь и смерть мне на одно лицо.
Купил вина — пригубив, отравился,
Попал в больницу — в морг меня вкатили,
И стал мне этот свет на тот похожим,
Где друг мой...

Порой я сплю ночами. Вижу сны,
В них ничего я, так себе, красивый,
А девушки на ангелов похожи,
И друг мой тоже — ангел во плоти.


* * *
Далекое детство, а будто бы возле
В четыре струны по-над насыпью рельсы,
Два грифа гитары в гудках паровозов
И сочность верблюжьей колючки в апреле.

Пройду по струне, сохранив равновесье,
Встречая составы на шпалах сквозь трепет, —
И снова домой возвращаюсь за вестью,
Что нет, не погиб мой отец в сорок третьем.

Прекраснейшей сказкой звенели два грифа
Под сердцем, колесами, вихревым ветром.
Два грифа гитары в серебряной гриве
Котлов паровых и мальчишеской веры.


* * *
Это память? Любовь? Зов безмолвный природы самой?
Я молчу, как немой, а звучит отзвучавшее имя,
С ним я связан судьбой, в нем отечество с отчеством слиты
И политы и кровью, и потом — звездной росой.

Не босой мальчуган, гордый тем, что отец пал героем, —
Роем звезды безмолвно кружат уже семьдесят лет, —
Я ответ не нашел, почему всех на свете дороже
Кто дожил лишь до дня, когда я появился на свет.


* * *

Памяти отца

Вновь повторился детский сон о ней,
Где голубей белеющая стайка,
И шайка голодранцев-малышей,
И попрошайки побережья чайки.

Родное всё: и высь, и ширь, и даль,
Миндаль в цвету, похожий на девчат,
Их гвалт, лапта, дискант девчачий: «Саль!»
Корабль они, крича, перекричат.

Вразвалку утка повела утят
От негритят, от нас, а значит, скоро
И каждого из нас окликнет мать
И бог знает чем заботливо накормит.

Волною наплывает сон о ней,
Любви любвей — отцовской ласке,
И мир прекрасней, солнце золотей,
И жизнь живей чудесной сказки.

А завтра снова солнце над землей!
Семьей родной девчонки и мальчишки!
Худышки все, все с общею судьбой,
И злой бедой одарены все слишком.

Война отгромыхала год назад.
Солдат погибло!!! Вот мы и сироты...
Мы плоть от плоти их, нам каждый свят
И будет свят из рода в роды.


* * *

Я убит подо Ржевом...
А.Твардовский

Я проспал подо Ржевом
В общем вагоне,
От литровой бутыли
Был я в агонии.

По перрону Москвы
Шел я шатаясь,
Холод до синевы,
Смертельная усталость.

Жалость пусть и прекрасна,
Но вокруг себя глянь —
Всюду смерть самовластна,
Зря ты сердце не рань.

«Дрожь уйми наконец, —
Сам себе говорю, —
В сердце жив твой отец,
И бойцы с ним в строю.

Все они побратимы,
Никого не жалей,
Ты лежишь вместе с ними
В родимой земле».


* * *
Если созрел зверобой, осень уже на носу,
И голоса в лесу словно бой рукопашный.
Страшно грибам — притаились по уголкам укромным,
Но избежать разгрома им не помогут и ливни.

Будет с лихвой про запас, бочками — порча,
Очень любят у нас, чтоб ни мне, ни другому.
Гомон — не слышен комар. Битва в разгаре —
Это уже к базару крик торгаши тренируют.

А на полях тишина! Ветер, да я, да бутыль!
Ты ль, моя Русь, или я кружим солнце дня?!
И для меня одного песню заводит небо —
Ах, как лепо поле! Ох, как нелепа жизнь!


* * *
Глаза мне завяжите, я на ощупь
Узнаю рощу от избы в версте,
Где темь и свет глаза полощут
И проще грибов набрать не в суете.

Они редки здесь средь травы высокой,
Осока недалече и квакушки,
Не лучший друг комарик строгий,
Чтоб ноги уносить стрелой к избушке.

Зато безлюдье здесь и красотища,
Какая пища для начала скерцо,
Коленцев еще еле-еле слышных
На днище разума и ритма сердца!

На вечерней заре от печали не алые
Пятипалые палые листья кленовые,
Вечереют кронами тополи в стае вороньей,
Сотворенной из близости ночи бессонной.

Унесу я вас в сердце, кленовые листья,
В нем ветвистое лето споет соловьем,
А когда сентябрем навсегда он умолкнет,
Вот тогда я замру, и мы вместе умрем.