Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Спина пророка

Андрей Вячеславович Новиков родился в 1961 году в селе Алабузине Бежецкого района Калининской (Тверской) области. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького (семинар В.Кострова). Первая серьезная публикация состоялась в журнале «Подъем» в 1984 году. Первую книгу выпустил в 1988 году при непосредственном участии и поддержке С.Михалкова. Автор восьми книг. Стихи публиковались в газетах «Московский комсомолец», «Литературная газета», «Слово», «Литературный Крым», в журналах «Нева», «Студенческий меридиан», «Литературная учеба», «Молодая гвардия», «Дружба», «Сибирские огни», «Сура», «Симбирскъ», «Южное сияние», «Волга — XXI век», «Берега», «Север», «Молоко», «Крым», «Новая Немига литературная», «Ротонда», «Литературная Киргизия», «День и Ночь», «Петровский мост», «Зинзивер», «Бийский вестник», «Артикль» (Израиль), «Сова» (США), «Мировая литература» (Туркменистан), в альманахах «Связь времен» (США), «Паровозъ», «Истоки», «Поэзия», «День поэзии», «Академия поэзии», «Московский Парнас», «Тверской бульвар, 25». Призер конкурса литературного творчества «Персонаж Священной истории». Живет в Липецке.

Ной

Земля молода, в ней упрямая нега,
Теплы небеса и манят пеленой.
Зачем же кедровое тело ковчега
Поставил на брег недоверчивый Ной?

С утра облачился в льняную рубаху,
Денек безмятежный на все времена,
Умыты росою библейские страхи,
Пророки вздремнули, хлебнувши вина.

Смеется над ним молодая природа,
Бросает к ногам изобилье плодов,
И воины гордо идут из похода,
Ведут на веревках коров и рабов.

Купцы суетятся в торговом угаре,
Артельщики строят из камня дома.
А он все твердит: «Каждой твари по паре», —
И все собирает в мешки семена.


Восьмая казнь

Приходят с ветром чары злые, пустыня дышит горячо,
Но только таинства былые, как прежде, тронут за плечо.
Внезапно небо потемнеет и пульс перебежит в висок.
Здесь аксиома страха веет, подняв мучительно песок.
Где пики пирамид взывают о Пятикнижии надежд,
Слетелась прямокрылых стая в зеленом золоте одежд.
Правитель! Мы у бездны края, как воинство идут они,
Всё на пути своем сжирая, и жить нам считанные дни!
Природы тайное коварство, где клятва обретает вес.
Сними корону двоецарства и с бритой головы немес!
Жрецам папирус тайный снится, дымятся жертвенно кишки,
Уже на легкой колеснице привозят орденов мешки.
Бери любой, упрямый Мозес, еще дары с рабами жди,
Забудь народ, забудь угрозы, но только порчу отведи...
Что соплеменник? Он о брюхе лишь думает и тем глупит,
Здесь самый высший орден — Мухи, их три на золотой цепи!
Фанфары воют пред тобою, на счастье белый дан верблюд,
И Нил с водою голубою, изысканные сотни блюд.
Цариц с пурпурными губами ждут поцелуи. Так постой,
Ты одарен семью гробами при жизни, каждый золотой.
Бинты для благовоний свиты, и даже вечность — не вопрос,
Чрез нос взболтают парасхиты стилетом твой бунтарский мозг.
Вот скарабеи из нефрита сияют в отблеске лампад,
Так сердце чем твое разбито и бьется ныне невпопад?!
Свое спасительное имя без прежних вспоминай обид,
Пусть Сфинкс, святыни стерегущий, тебя сегодня вразумит...
Мы все из ила или пыли, из солнца только фараон,
Когда евреи позабыли, что лишь обожествляем он?!
Но нет прощения до срока, конца в божественной войне...
Спина согбенная пророка исчезла в нараставшей тьме.


Вертеп

Загорелась морозно и слепо
Неживая звезда над виском.
В Рождество я стоял у вертепа
И беззвучно молился тайком.

Мне казалось, что все будет после,
Даже чудо случится без слов.
Охрой выкрашен гипсовый ослик
И тряпичные куклы волхвов.

Неживые еловые лапы
В обрамлении были строги,
И над всем, как немые этапы,
Лишь сияли дары из фольги.

Только дух ароматного масла
Воспарил над сухою травой —
Светлой радостью полные ясли
И ребенок, веселый, живой.

Как теперь осознать воскресенье,
Вознесенье за сменою мук?
И чреватым казалось спасенье,
Разрушая чертоги вокруг.

Власть дрожала уже без сентенций,
Вот и Ирод полез на рожон,
Целлулоидных резать младенцев
Перочинным дешевым ножом.

На какой остановимся плате,
Богоборческий меряя срок?
Открывайся мне, тайна печати,
Кокон свой покидай, мотылек!


Рождество

Снега метут в замшелый ельник,
На лики пал небесный свет,
Идет Рождественский сочельник,
В златые веси разодет.

Стекло под теплою ладонью
Оттает в ласковые дни.
И праздник бередит гармонью,
Тревожит сельские огни.

Еще не чудо, просто будни,
Сейчас войдут волхвы под кров,
Младенца шелковые кудри,
И снова победит любовь.

Земля становится просторней,
Не спит Мария до поры,
Покой великий в мире горнем
Дает чудесные дары.

В хлеву соломы колкий воздух,
Овчина, ясли, полумгла,
Чернеют мокротою ноздри
Неравнодушного вола.

И ничего еще не значит
Рожденья таинство, когда
Незримый ангел тихо плачет
От счастья и горит звезда.


Щепа

Что было? Слово — изречение,
И тотчас зародился свет.
Примет особых назначение,
Течение библейских лет.

Возрадуюсь в тиши безветренной,
Где пастушок плетет венок,
Под сенью ивы полдень жертвенный,
И волк матерый спит у ног.

Поступками не правят правила,
Ведя на узкую тропу.
Брат, повстречавший утром Авеля,
Сжимает острую щепу.


Путь до рая

Украдкой глину расписную
Сомнет творец, и будет грусть.
Минуя суету земную,
До края чувства доберусь.
Так в первородстве бестолковом
Немногих дней календаря
Освобождаю сердце словом
Для женщины, что любит зря.
Как будто некому молиться,
Нещадный сумрак сердца твой,
В полете застывают птицы —
Последний крик над головой.
И здесь надежда умирает,
Секунды и века дрожат.
Поймешь, простишь, но путь до рая
Меж небом и землей зажат.


Посох

В полях безбрежных и туманных,
Дорогами, в дожди и зной
Бреду к земле обетованной,
Сквозь долгий день и мрак ночной.
Дан жизни суковатый посох
В смоле вишневых янтарей.
Безмолвие пути как способ
Уйти за кромку будних дней.
В небесную стремиться полость,
Кровь вечности устав болеть.
Небрежен свет, в нем только вольность,
Которую дано воспеть.
Леса, что вторят мне устами,
Бессмертно на пути стоят
Туда, где даль встает вратами
В невидимый небесный град.


Перекрестье

Летящий шум от миросотворенья
Из космоса до ветреного дня.
Я знал слова печали и забвенья,
Но думал: это все не про меня.

Из комнаты, откуда убежали
Года в стекло и залегли во тьме,
На мрачные панельные скрижали
Пятиэтажек в тихой стороне.

У времени — замашки святотатца,
Бредущего на миражи огней
В желании скитаться и расстаться
Среди бетона, ветра и камней.

Так где живут согласные стихии
И ломятся от праздников столы?
Рога где поднимая золотые
Бредут в тиши библейские волы?

Где вечности отпляшут на потребу,
Порой до крови закусив губу,
И где порой ломает стены небо,
Гудя в иерихонскую трубу.

Там произносят тайное известье,
Оно и есть краеугольный пласт,
Земной дороги тяжкой перекрестье
Сжимает нас и проникает в нас.


Финикия

Шевелись, виноградина мира!
Несравненное тело твое,
Винноцветное зарево пира,
В опустевшие чаши нальем.
Пусть глоток, освежая от зноя,
Просветлит, как омоет, чело.
Тяжек крест, если дело благое,
Вязок воск, если остро стило.
С головой непокрытой, простые,
Мы ступаем дорогой крутой.
Дольний свет на глазницы пустые,
Камень плит, от лучей золотой.
На руинах былых теократий
Сладко плюнуть на холод могил,
И стопы обратить, и потратить
Страсти желчь или зелень чернил.
Но не этим жила Финикия,
Запах моря касался палат,
И носилась душа-инокиня
У эдемских сандаловых врат.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0