Парность

Ты в Риме или Дублине,
А я тут мерзну с голоду
В одном носке — разлюбленный
На всю седую голову.

Из жадности, из жалости,
Во имя высшей ценности
Вернись ко мне, пожалуйста,
Для парности и цельности.


Грипп

Я хожу по кромке гриппа —
Оступлюсь и упаду,
И тогда
Дней семь небритым
Мне на дне лежать в поту.

Тридцать восемь,
Тридцать девять...
Чай имбирный, терафлю,
И наверх —
Сквозь бред недельный:
«Я люблю тебя, люблю...»


Божество

Я не виновник торжества,
Моя вина лишь в том,
Что я любовник божества
И с ним делю свой дом.

Мой дом похож был на кабак
И даже на вертеп.
Но божество сказало: «Ах!
Ты столько претерпел!»

Оно сказало мне: «Пора!
Забудь, что было до,
Мне по душе твоя нора,
Но время вить гнездо!»

Теперь повсюду волшебство:
Сияет дом, как храм!
И мне прощает божество
Нытье, питье и храп.


Дополненная реальность

В моей реальности все подлинно,
Пока она тобой дополнена!
В ней всё — от близости до дальности —
Мне дорого без срока давности.

И беспричинные условности,
И благочинные формальности —
Все это милые подробности
Тобой дополненной реальности!


Подлодка

Когда я остался один,
Бедой захлебнувшись, как водкой,
Твой дом из кромешных глубин
Поднялся подводною лодкой.

Тяжелые воды беды
Затянуты тиною черной,
И я, как буек, из воды
Торчал головою никчемной.

Но был я внезапно спасен
И выжил в твоей субмарине,
Где были и сон, и Бессон,
И даже немного мартини.


Связь

Небо мое с овчину,
Твое — голубой атлас,
И нет ни одной причины
Остаться хотя бы на час.

Мы бились как птицы между
Этих больных небес.
Не подавай надежды,
Я должен привыкнуть — без.

В злобе, тоске и гневе
Не поминай добра.
В черном с овчину небе
Что ни звезда — дыра.

Время всегда проточно,
Небо — то шелк, то бязь,
Не называй порочной
Непрочную нашу связь.


Рай

Мы делили постель, и вайфай,
И, бывало, последние сушки,
И с учетом утруски-усушки
Это был наш неназванный рай.

Мы не ладили быт по фэн-шуй
И не знали, что лень — это хюгге^[1],
Мы себя сохраняли друг в друге,
Продлевая, как жизнь, поцелуй...


Сны

Мобильника бойкая трель
Ударит отчаянно в руку.
Ну вот и исчерпана треть
От месячной нормы друг друга.

Любовь эта с двух до восьми
Нам светит, как солнце в Палермо,
Но сны — непечатные СМИ —
Считают иначе, наверно.



Небо

В разбитый смартфон смотреть —
Как в зеркало, не к добру.
Зачем тут иконка «Смерть»?
Я не умру.
Не умру.

Бог не сберег от ран,
Да на погост не свёз.
Небо — ночной экран
В пикселях битых
Звезд...


Палач

Толпа притихла, рты разинув,
А он глядит поверх голов,
Как государь, на всю Россию
Один на всех палач — Фролов.
В руках и сила, и сноровка,
И все-то ладится пока...
Разок-другой рвалась веревка,
Так то прогнившая пенька.
Вот он стоит на эшафоте,
Горит рубаха кумачом!
Потом — в кабак...
Конец работе!
Кто хочет выпить с палачом?
Неспешно разопьет бутылку,
Кивнет жандарму: «Ну, пойдем!»
И побредет в подвал, в Бутырку,
С иконой, бабой и дитём.


Барабан

Мне играли и трубы, и флейты,
И все рос моей жизни курган,
Но теперь я под небом последним
Слышу только один барабан.

Я узнал неподъемную цену
Легких рифм, обжигающих рот.
И сейчас, поднимаясь на сцену,
Я всхожу как на свой эшафот.

Не лишай меня, Господи, речи,
Не ославиться, Боже, сподобь!
И все ближе, и громче, и резче
Барабана небесного дробь...