Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

К истории пушкинского веера

Игорь Владиславович Попов (литературный псевдоним Фунт) родился в 1964 году в Кирове. Окончил первый джазовый факультет Ленинградского института культуры.
Начал писать в 2009 году. За это время стал редактором журнала «Русская жизнь» (проект «Хронос»), редактором издательства «Аэлита» («Уральский следопыт»).
Является постоянным автором сетевого журнала «Зарубежные задворки» (Германия), еженедельника «Обзор» и газеты «Русский калейдоскоп» издательства «Континент» (США) и др.

11 декабря 1945 года он пишет свое последнее письмо-завещание: «Скоро два месяца решительно борюсь за жизнь (болел крупозным воспалением легких с осложнениями). Вижу одним глазом, физически крайне истощен. Примите эти строки как дружеский привет от старого сибирского литератора! Моя просьба: идите прямым путем в своих изысканиях, ищите только правду и ратуйте за нее — матушку...»


Глава семейства, дети

Корни семьи Дравертов уводят нас в далекие времена, словно беспокойный взгляд в небо...

Ян Габриэль Драверт(1768–1840), старинного дворянского, шляхетского рода, выжившего в лютеранско-кальвинистском побоище, родился свободным гражданином юридически независимой пока Польши, в год Барской конфедерации, предтечи раздела Речи Посполитой 72-го года. Некоторые источники упоминают о немецких корнях Дравертов, что разрешается довольно просто: Ян Габриэль происходил из местечка Бельцы, недалеко от Белостока (не путать с молдавскими Бельцами). По третьему разделу Польши в 1794 году эта ее часть досталась Пруссии. Посему в так называемом формулярном списке читаем следующую запись: «...из польского шляхетства Прусского кордона, местечка Бельц».

Существует пара вариантов происхождения фамилии. Вот как отзывается о родовом генезисе ныне здравствующий прапраправнук Дравертов — Василий Иванович, юрист, адвокат, проживающий в Кирове, бывшей Вятке: «По происхождению фамилии Драверт имеется версия моего отца о том, что в Польше есть две реки — Драва и Верта, — и они могли быть основой для фамилии. Но эти реки не имеют прямого отношения друг к другу, поэтому маловероятно, чтобы слились в фамилии. Версия моего деда проще — фамилия Драверт германского происхождения, отдаленный предок был германцем, или, как у нас в просторечье — немцем; затем потомки подверглись полонизации».

Он приехал в Россию в конце XVIII века, в царствование императора Павла I, принял русское подданство, стал зваться Иваном Гаврииловичем. Поступил на службу в русскую армию и на собственной шкуре прочувствовал все ступени несладкой воинской лестницы: «шеренговым» (рядовым) в Конно-польском генерала Домбровского драгунском полку. Затем, пройдя звания «товарища» и «юнкера», переведен в офицерское звание «корнета» в Волынский уланский полк (1807), в котором служил до 1816 года: «...При отставке с чином штаб-ротмистра пожалован мундиром полка и полным пенсионом по старым окладам. В составе своего полка Иван Гавриилович с боями прошел через ряд стран: Пруссию, Австрию, Валахию и Молдавию, Болгарию и Сербию. Участвовал в осадах многих турецких укреплений, переходил несколько рек, в том числе Западную Двину, Днепр, Дунай, Березину. Получил общим числом 12 ран в боях с турками и французами, вплоть до последней в правый локоть, лишившей возможности владеть оружием» (из письма Я.Г. Драверта внучке Люсе, 1960 год).

В Сети распространено мнение о том, что якобы предок русских, вятских Дравертов, а именно Иван, Ян Габриэль — плененный французский офицер, на что упомянутый выше Василий Иванович воскликнул: «Чур меня! Только никаких французских военнопленных!» Так вот рушатся «сетевые» мифы, и я рад быть одним из «разрушителей».

В сражении при Аустерлице трижды серьезно ранен палашом в спину, в левую руку — пулей навылет, в локоть — саблей. Выздоровел — снова в бой! Достойно прошел всю кампанию 1812 года. Выйдя в отставку по болезни, вскоре женился, жил в Киеве, а с 1825 года — в Вятской губернии: служил дворянским заседателем в Уржуме, Яранске.

У Ивана Гаврииловича большая семья — дочь Эмилия и пять сыновей: Станислав, Александр, Игнатий, Владимир и Павел. Все они состояли на государственной службе в разных ведомствах, кроме Павла, ставшего офицером.

Драверты-младшие получили приличное образование, были людьми разносторонне развитыми. Игнатий оказался незаурядным шахматистом, к тому же составителем изысканных шахматных этюдов. Об Александре в своих «Письмах из ссылки» упоминает именитый польский дипломат, философ и литератор Г.Каменьский (в 1846–1850 годах находившийся в Вятке) как о человеке крайне передовых взглядов.

Вообще, польская община, диаспора довольно многочисленна и крепко сбита, жила дружно, чуть обособленно от местного населения. Эти люди, зачастую родившиеся на вятской земле и никогда не бывавшие в Польше, хранили в своем быту национальные обычаи, культуру, язык, религию. Вместе с тем их жизнь и деятельность неразрывно переплелись с местным краем, в истории которого они оставили заметный след. Слова Герцена о поляках-эмигрантах, которые «взяли с собой свою родину и, не склоняя головы, гордо и угрюмо пронесли ее по свету», в полной мере применимы к вятским полякам, ссыльным и «вольным».

Станислав Иванович Драверт поступил в штат Вятского гражданского губернатора канцеляристом. Благодаря своему уму и деятельному характеру дослужился до руководителя канцелярии и чина коллежского асессора, несмотря на «затхлость» и скуку, по мнению Герцена, тихого провинциального города. Своей образованностью и добросердечием неизменно привлекал к себе хороших людей; и вовсе не удивительно, что вскоре по­дружился и с самим А.И. Герценом, и с М.Е. Салтыковым-Щедриным, осужденными бедолагами-поселенцами, вынашивающими преступные идеи о свободе, свободомыслии и раскрепощении «русского племени». Познакомился с Н.Н. Пушкиной-Ланской, когда она с мужем посетила Вятку (1855). Станислав Иванович страстно, с упоением читал ей стихи, рассказывал о своих предках, далеких и не очень. Покидая края, пронизанные хвойным запахом и добродушным окающим говорком, Наталья Николаевна подарила жене Драверта — Анеле Андреевне (урожденной Токарской) страусиный веер, который, по словам Гончаровой, приобрел для нее А.С. Пушкин: «Благодарю за наслажденья, за грусть, за милые мученья...»

Столь драгоценный дар семья Дравертов сохранила...


Внуки Адольф и Людовик

...Я думал, что это грязный, глухой, серенький городок, по улицам медведи ходят, а оказалось, этот губернский город ничем не хуже, а в чем-то, своей библиотекой например, получше Рязани.

К.Циолковский о Вятке

Станислав Иванович, преклоняясь перед заграничным, назвал своих детей «по-иностранному» — Адольф и Людовик.

Адольф Станиславович, в молодости денди, «хулиган будь здоров какой», по словам друга и коллеги Янчевского1, после окончания Московского университета удостоенный степени лекаря и звания уездного врача (1872), стал работать земским доктором в Уржуме: «...в понедельник в двенадцать часов ночи я стоял измученный, как пес, на уржумской земле. Во всем городе ни признака жизни — даже свет в окне, что всегда так приветливо встречает проезжающего в эту пору, нигде не был заметен. Весь Уржум спал!..» (из письма домой. — И.Ф.). Знающий и умелый врач через пару лет получает чин титулярного, затем коллежского и, наконец, надворного советника.

Все складывалось удачно — и карьера, и семейное бытие... Как вдруг трагический случай оборвал жизнь Адольфа Станиславовича на 34-м году: он лечил тифозного больного, заразился сам и умер. Надгробный памятник осенен гербом дворянского рода с надписью: «Врач Адольф Станиславович Драверт, как истинный ратник своего дела, погиб, исполняя свою службу».

«Умирая, он более всего тревожился о судьбе сына, о дальнейшем образовании. Уржумское земство решает застраховать ребенка, выплатив страховку ко времени поступления в университет. Правда, и тут не обошлось без препятствий. Гласный Д.Милютин, к примеру, при определении суммы страховки не раз напоминал, что два года назад покойный получил премию в 500 рублей» (по материалам Т.А. Дворецкой).

Сын, Станислав Адольфович (1881–1965), как и отец, стал врачом, выдающимся хирургом, педагогом, воспитавшим целую плеяду врачей-гинекологов. Он один из основоположников вятской акушерско-гине­кологической службы, а в 1956 году удостоен звания «Заслуженный врач России». В сталинские времена, равно многим, не избежал репрессий, отбыл два года (1938–1940) в кировской тюрьме как «участник польской антисоветской организации» (реабилитирован в 1956-м). Работал в железнодорожной больнице, а затем мно­го лет в Кировской областной больнице.

По словам падчерицы, И.И. Стефановой, Станислав Адольфович любил литературу, собрал неплохую биб­лиотеку; истый патриот России, ни разу не пожалел, что в 1921 году не покинул страну, даже имея на руках документы на выезд от русско-поль­ской репатриационной комиссии. После его смерти книги на польском язы­ке поступили в вятскую библиотеку имени Герцена.

Людовик Станиславовичпрожил долгую жизнь, умер в 83 года. Юрист по профессии (окончил МГУ), интересовался отечественной и зарубежной литературой, географией, естествознанием, минералогией. Среди трудов Л.С. Драверта — теоретика по юриспруденции, исследования краеведческого и литературоведческого характера, подготовительные материалы к объемной работе «Статистика войн». Действительный член Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, председатель географического отдела Уральско-Сибирской научно-промышленной выставки в Екатеринбурге.

Женился на Варваре Николаевне Долматовой, необычайно образованной женщине, всем сердцем обожавшей литературу, в прошлом ученице знаменитого филолога, палеографа и лексикографа Срезневского. Стоит ли удивляться тому, что дочь Варвары Николаевны Ксения и сын Петр пылко, накрепко увлеклись поэзией, творчеством.


Правнуки Ксения и Петр

КсенияДраверт начала писать стихи в гимназии, школьные подруги завистливо и звонко звали ее «наша поэтесса». Один из сотрудников газеты «Вятские губернские ведомости» вспоминает: «Стихов в редакцию приходило много, каждый день по огромной пачке. Мы не знали, куда от них деваться! Однажды появилась невысокая стройная девушка с копной чудесных золотистых волос и сверкающими глазами. Смущенно протянула тетрадку со стихами. Мы прочитали их и поняли, что девушка талантлива. Стихи опубликовали».

Действительно, в нескольких номерах литературного приложения к «Ведомостям» за 1904 год напечатаны стихи юной Ксении Драверт. Безусловно, в них чувствуется экспрессивно-идеалистическое подражание Надсону, «освященному именем Некрасова» (Размахнина), нет своего лица, стиля, но все же чувствуется возвышенная культура 18-летней поэтессы.

В 1906-м вышел ее сборник под псевдонимом Тревард — отклик Ксении Людовиковны на революционные события 1905 года. Через год после выхода сборника поэтесса уехала во Францию, училась в Сорбоннском университете.

Ирина Станиславовна Драверт, дочь врача Станислава Адольфовича, вспоминала, что в 1932 году неожиданно от Ксении пришло письмо ее отцу. Содержание послания Ирина забыла, но то, что письмо вызвало переполох у властей, врезалось в память: отца и ее обвинили в связях с зарубежной разведкой. Ирину Станиславовну едва не выгнали из института (она училась в пермском медицинском), а отца посадили в тюрьму. Правда, вскоре опомнились: лучший лекарь в городе, гинеколог — и за решеткой! Выпустили.

У Петра Драверта, старшего ребенка в семье, сложилась необычная и отнюдь не простая судьба. Две дореволюционные ссылки, арест в советское время (1930). Автор около семисот научных трудов и статей (многие материалы и дневники безвозвратно затеряны), организатор и участник пятидесяти экспедиций по Сибири, Уралу, Казахстану, Среднему Поволжью, Башкирии.

Получив в наследство от отца любовь к минералогии, а от матери, рано ушедшей, — страсть к литературе, Петр все же поступает в Казанский университет (1899) на химико-технологический факультет. Он с увлечением учится, пишет стихи, кипит молодой революционной нетерпимостью (совершил «подвиг» — вывесил на крыше Казанского университета красный флаг). В феврале 1901 года за яростную поддержку студенческой демонстрации он был арестован и выслан в Пермскую губернию — всего на полгода. Вернулся. Продолжил учебу и революционную борьбу.

Выходит первый сборник стихов «Тени и отзвуки» (1904) с отчетливым и несколько запоздалым повторением азов символизма. Следующий увидел свет уже в Сибири, в Якутске, куда Петра сослали во второй раз (1906–1911).

Но ссылки, лишения не сломили Петра Людовиковича. Он занимается минералогическими исследованиями, изучает необыкновенную природу Якутского края: пишет статьи «Гипс в Якутии», «К вопросу о драгоценных камнях Якутской области», «Опалы в Якутской области», ценнейшие «Материалы к этнографии и географии Якутской области» и др. (Всего же за последующие годы написано около 500 статей.)

«Он был необычным ссыльным и тем более необычным поэтом этого стана. Ни традиционных мотивов неволи, ни призывов к отмщению, ни гневного набата в его стихах нет. В ссылке у него произошел важный душевный сдвиг — отступил и смолкнул для него “шум века”: “Мы забыли, что Бог перед нами не прав”».

Ученый по призванию, он выступил в поэзии как дилетант, но это был дилетантизм достаточно высокого уровня, сформированный влиянием дворянской культурной среды и семейной традиции. В семье делом была наука, досугом — поэзия. Круг пристрастий многообразный и широкий — от Пушкина до Бальмонта.

Участие в революционных волнениях было окрашено в романтические тона: прекраснодушный пафос, внешние эмблемы свободы. Но — пришлось стрелять. Это скорее потрясло, чем вдохновило на дальнейшую борьбу. К ней больше Драверт никогда не вернулся» (В.Размахнина).

Своим научным изыскам он вторил лирикой стихов, где вдумчивая и страстная любовь к природе превращалась в страсть к женщине, будто бесконечное северное небо — в космическую беспредельность:

Я привлек тебя нежно и властно...
Ты безвольна была и покорна...
А в остатках костра не напрасно
Догорали янтарные зерна.

Личная жизнь Петра Людовиковича проникнута трагизмом, горечью утрат и размолвкой с родными. В 1905 году отец Драверта — председатель сессии Казанской судебной палаты — собственноручно приговорил сына к якутской ссылке; в 1938-м по «эсеровской» статье расстрелян сын Петра Драверта — Леонид. Драверт старается не выносить тяжкие волнения на суд людской — переживает молча. Такая внутренняя собранность вылилась в «сухой», твердокаменный характер и нелюдимость в обращении с коллегами, которые не всегда знали о состоянии душевных и материальных дел нелюдимого, скромного профессора. В конце Великой Отечественной войны, случайно узнав о бедственном положении Драверта, академик В.И. Вернадский просто взял и выкупил у Петра Людовиковича коллекцию минералов и метеоритов из денег Сталинской премии.

Письма Владимира Ивановича к Драверту наряду с чисто научными рассуждениями, скажем, об атмосферном явлении «космической пыли», — воплощение необычайно теплого и уважительного отношения к другу, ученому и поэту, который многие мысли и творческие идеи (космизм, планетарность, зарождение жизни) перенял у своего великого сверстника.

Само собой разумеется, не обошло Петра Людовиковича влияние еще одного «мечтателя» — Циолковского с дерзкими планами освоения Луны, лифтами для перемещения в пространстве, небывалыми поездами — ракетными и на воздушной подушке. Он переписывался с Константином Эдуардовичем, на его примере учась преодолевать невероятные трудности и превратности судьбы.

Отбыв вторую ссылку (1912), Драверт переезжает в Омск, будучи уже сложившимся ученым, поэтом и довольно взрослым человеком. Сборники «Под небом Якутского края» (1911) и «Стихотворения» (1913) — зрелые художественные произведения, в которых вполне определились основные, часто переплетающиеся линии — научная и сибирская, составившие наиболее ценное в поэтическом наследии Петра Людовиковича. Отныне вся жизнь будет связана с незабвенной Сибирью, «наклоненной к тундрам», а сам он воплотится в ее «верного рыцаря».

Свободное время Петр Людовикович проводит за работой, в небольшом деревянном домике — в огромной библиотеке; а лучшее в ней — подаренное матерью полное собрание сочинений А.С. Пушкина. И еще — рукописная копия «Бахчисарайского фонтана», датированная 1877 годом. На книге пометка самого Петра Людовиковича, напоминающая о непрекращающейся связи времен и поколений, о не измеримой словами неисповедимости путей-дорожек: «Эта поэма переписана и переплетена дедом моим, Станиславом Ивановичем Дравертом».

И еще — в доме хранится черный, из перьев страуса веер... Петр Людовикович часто берет реликвию в руки — и ему кажется, веер хранит тепло дорогих сердцу людей — Пушкина и Натальи Николаевны... Так и слышится воочию — звучит незабвенный романс на слова Г.Гнесина великолепного испанца Сарасате, наполняя дом южным теплом и сопричастностью сакральной души творца с романтической музыкой скрипки:

Этот веер черный,
веер драгоценный,
о, как он опасен
для сердец влюбленных...

...Он верил в скорые полеты в космос и жизнь на других планетах: «Мне было бы страшно попасть на планету другую». Верил в неразъединимую, питающую мир силу научной и художественной мысли: «Как дивно играет опал драгоценный! В нем солнечный блеск и отливы луны...» Петр Людовикович уверен: никель — иноземного происхождения; опираясь на сведения коренного населения побережья Лены, писал о снежном человеке; там же, в якутских озерах Баян-Кель и Абалах, нашел целебные соляные источники, обладающие незаурядным лечебным свойством, что отразил в работе «Экспедиция в Сунтарский соленосный район».

Тексты дравертовских книг и сборников стихов иногда в виде космических, космогонических и фантасмагорических нереальностей соприкасаются конечно же с научной деятельностью. В довоенную пору, будучи сначала ассистентом, а потом и профессором минералогии, геологии и геофизики (1918–1940), он во время определения и изучения землетрясений в Казахстане (1927) обнаружил и описал охровые наскальные рисунки первобытных людей в одном из гротов на юго-восточном берегу красивейшего озера Жасыбай. Грот впоследствии прозвали Гротом Драверта.

За более чем 50 экспедиционных выездов «на охоту» за камнями Драверт составил солидный список сибирских метеоритов, впоследствии отмеченных в рефератах и каталогах Британского музея, таких как, в частности: «Shower of meteoric stones in the neighbourhood of the village Kuznetzo­vo, West Siberia, in may 26, 1932».

А на рассказ о «простых» земных камнях, им найденных, не хватит ни времени, ни сил: богатейшие образцы минералов, горных пород и окаменелостей, минералы группы каолина-ермакит из омских окрестностей, фосфориты Омско-Тарского Прииртышья, известковое сырье и бурый уголь Омского Прииртышья, кемпендяйская каменная соль, Сунтарская железная руда; неманские запасы: медная руда, гранит, магнитный железняк, барий, мрамор, серный колчедан, агат, кремний, яшма, малахит, цеолит; вилюйское золото, восточносибирские алмазы, в конце концов, и т.д. и т.п. Многое из перечисленного вошло в наиболее масштабный геологический труд П.Л. Драверта «Определитель важнейших минералов Сибири с указателем их месторождений».

Есть еще «Берег Драверта», так называемое природное урочище, геоморфологический памятник, — правый берег реки Иртыш, село Лежанка, где Дравертом обнаружены доисторические стоянки с отпечатками древних растений мамонтовой фауны, неогеновые и палеогеновые обнажения пород, провалы, геологические разрезы научной ценности. Ученый все уши прожужжал своим университетским студентам по поводу великой миссии сохранения, охранения природы. Он воспитал плеяду последователей и верных идее искательства и познания мира учеников, к тому же последователей также и литературных: из них поэт, журналист, переводчик Леонид Мартынов (1905–1980), писатель, глав­ный редактор «Нового мира» Сергей Залыгин (1913–2000).

 

Во время Великой Отечественной войны им созданы нужнейшие для военной промышленности работы «О полезных ископаемых Тарского района» (1943), «Агрономические руды в Сибири» (1944), «О двух ископаемых» и т.д. — в коих ведется речь в том числе и о снабжении фронта и тыла минеральными заменителями вместо дефицитного натурального строительного сырья. Бедствуя и голодая, совсем как ранее умирал от голодной смерти гениальный Циолковский, — несмотря ни на что, будучи ведущим специалистом в области использования природных ресурсов в нуждах фронта, Петр Людовикович пишет молодому поэту И.С. Коровкину: «Надо работать, пока еще есть кой-какие силы. Я иногда выступаю по радио. Вчера отнес в “Омскую правду” свое стихотворение, отражающее наши общие чувства и уверенность в конечной победе над фашизмом».

Однажды пошел сильный град, почти ураган, с неба сыпались градины с куриное яйцо. А Петр Людовикович, немощный, слабый, почти совсем старик, выскакивает на улицу и собирает их! Потом он напишет: «Я сделал интересные наблюдения над морфологией градин и не жалею о тех синяках, которые получил». Он готовит научные статьи, ездит в геологические экспедиции (Поволжье, Урал, Башкирия), ищет полезные ископаемые, хотя в письмах признается, «очень плохо себя чувствует». В доме обычно холодно, нет дров («не успел заготовить — был в экспедиции») — словом, работает, невзирая на болезни...


В поисках комет, умчавшихся и упавших

Как он все успевал?

Не говоря о насыщенной научной карьере, Петр Людовикович принимает деятельное участие в общественных, творческих союзах — это и Омская организация работников науки, литературы и искусства, ассоциация культурных работников (1922), и Омское отделение Сибирского союза писателей (с 1925 года): публиковался в «Сибирских огнях», в журнале «Искусство» и других. В 1944-м, в сорокалетний юбилей творческой деятельности, часть выпуска «Омского альманаха» коллеги посвятили Драверту. Ради правды добавим: сам Петр Людовикович профессионалом в области литературы себя не считал.

Петр Людовикович слыл заядлым нумизматом, экслибристом, коллекционером редких книг и автографов. Один из выполненных Дравертом экслибрисов описывает сибирский литератор и журналист А.Э. Лейфер2, стоявший у истоков создания Омского литературного музея.

Под конец жизни притягательным осталось для него лишь «небо» — он мало вникал в ход вещей на «земле». «Жил с репутацией чудака, строптивого профессора, анахорета, но, к счастью, без трагического исхода» (В.Размахнина). В память о заслугах перед искусством, наукой и страной в Омске, городе, «тихом, как сон», есть улица, названная именем Драверта.

В 1927–1945 годах Драверт возглавляет Омскую метеоритную комиссию, состоит членом Комитета по метеоритам АН СССР, неустанно исследуя и каталогизируя падения «небесных гостей»3, заслуженно став одним из основателей русской, советской метеоритики. Он собирает «новые» метеориты в Западной Сибири, параллельно удостаивая сопредельные науки — геологию, минералогию, кристаллографию, геофизику, краеведение и палеонтологию — значительными достижениями и открытиями. К слову, именно Драверт начал восстанавливать скелет мамонта для омского краеведческого музея (закончили работу В.В. Левицкий и Л.Н. Сурина в 1956-м), с которым сотрудничал до последних дней, до последнего вздоха ища чего-то необычайно нового и таинственного.

Так, загадочные инфра- и ультразвуки, сопровождающие полет инородного тела в земной атмосфере, также обернулись для Драверта предметом тщательного изучения, получившего название «Электрофонные болиды», впоследствии общепринятое, нарицательное, хотя полностью подтвержденной теории аномальных звуков падающих комет до сих пор не создано (впрочем, само явление «звучащих болидов» наблюдается с давних времен: впервые описано во Франции в 585 году). Кстати, Драверт также первым предложил использовать воздушную разведку для поиска упавших метеоритов. Одновременно он составляет единственную в СССР библиографию литературы по «небесным камням», принимает непосредственное участие в издании Сибирской советской энциклопедии4.

В 20-х годах Петр Драверт изучает историю Тунгусского «чуда» совместно с одним из основателей метеоритики Леонидом Алексеевичем Куликом (1883–1942), знаменитым исследователем, в честь которого названы лунный кратер и одна из малых планет.

На базе этих изысканий, тунгусских в особенности, возникнет советская наука метеоритика, которая провозгласит метеориты «малыми телами Солнечной системы (спутники, малые планеты, кометы и метеорное вещество), попадающими на Землю из межпланетного пространства»5. Научная реальность сомкнется с мечтами о неведомых доселе мирах. Вдруг обнаружится, что в некоторых типах метеоритов есть «внесолнечные» минералы, образовавшиеся на допланетной стадии развития Солнечной системы и привнесенные в протосолнечную туманность из иных звездных и меж­звездных сред.

Таким образом происходило окончательное утверждение следующего немаловажного в своем значении мнения: один из ключевых моментов построения непротиворечивого сценария об образовании Солнечной системы есть «камни, падающие с неба».


* * *

«...За быстрыми успехами не гонитесь, и еще позволю напомнить, что современному поэту непременно надо расширять свой кругозор в области культурно-исторических и естественных наук. Без этого стихи его будут узки, бледны и однообразны. Обнимаю Вас и желаю возможных радостей и счастья. Драверт. 11.12.1945» — так закончил он свое последнее письмо-завещание.

Я жил — и буду жить в немеркнущей
                                                   Вселенной,
И темный смертный час не есть
                                           последний час!

...На следующий день Петра Людовиковича Драверта не стало. Все свое богатейшее собрание книг и рукописей, научно-популярные работы, архивы, коллекции, собрание географических карт и каталоги он завещал Омской библиотеке имени Пушкина и музею. Часть материалов осталась у вдовы — Павы Константиновны. А шикарный пушкинский веер, хранящий тепло нескольких поколений великих духом и творчеством людей, радует глаз и бередит воображение и воспоминания посетителей Омского краеведческого музея, влюбленных в свою малую родину, величественно воспетую русским потомком польских предков в напоминание о неисповедимости человеческих побед, трагедий, дорог и судеб.


Примечания

1Многие сведения взяты из фондов Кировского краеведческого музея.
2Самая первая из многочисленных книг Лейфера, председателя Омского отделения СП, — «“Сибири не изменю!..” (Страницы одной жизни)». Вышла в 1979 году в Новосибирске и была посвящена Петру Драверту. (В год столетия ученого.)
3«Небесные гости», «небесные камни» — термины довольно старые, даже древние: первые сведения о камнях, падающих с неба, встречены в китайских летописях 654 года до н. э.
4Как ученый, сам Драверт был включен во второе издание БСЭ, 1952 года; в третьем издании, 1972 года, он уже не упоминается.
5Советская энциклопедия, 1990.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0