Донецкий этюд

Акаций цвет. Пушатся тополя.
А в майской степи — проседь ковыля.

Трепещет злак. Синеет водосбор.
В дозоре сокол, ясноглаз и скор.

Как вскрытый кочевой курган — окоп
Для удержания атаки в лоб.

А на поле, в пшенице, — капонир.
И тишина. И кажется, что мир.

И ночь, сходя, крадет остатки дня.
И сквозняками дышит на меня

Холодное отверстие — луна,
Которое не обещает сна...


* * *
Осень подернула охрой и хною
Тощей травы межевую косу.
Пёстро мелькает сквозь блеклую хвою
Смелая сойка в сосновом лесу.

Пахнет с горчинкой наследие лета,
Все еще дышит живая листва,
Но и тепла, и короткого света
Ей напоследок хватает едва...

Жизнь умолкает, зовет примириться,
Не упуская насытиться впрок
Ягодой, шишкой, метелкой щирицы[1],
Сыпью зерна вдоль обочин дорог.

И ни печали в ней, ни сожаленья —
Все принимает, открыта, проста,
Как зимородок, застыв на мгновенье,
В темную воду ныряет с моста.


* * *
Над белым одеялом —
Испариной земли —
Последним клином малым
Уходят журавли.

И, запрокинув лица
В невидимую высь,
Мы сами, словно птицы,
Вот так бы унеслись.

Неужто света мало
Или нехороша
И от хлопот устала
И мается душа,

Что, как нелетной птице,
Ей не бывать в дали,
Что саваном искрится
Испарина земли?

Наверно, и не жили,
Раз в малости своей,
Когда б смогли, уплыли
За клином журавлей...



* * *
Зачем с утра в январской полумгле
Галдят вороны, собирая стаю,
И галок востроглазых дефиле
Так беспокойно — отчего? Не знаю...

Стоит сырая оттепель в полях,
Собаки дружно брешут без умолку,
Как будто бы вылаивают страх
Навстречу заявившемуся волку.

Уходит, так и не начавшись, день,
И от реки, как резкий треск ореха,
Скупых снегов осевшая шагрень
Разносит выстрела пустое эхо.


Русская весна

Мужчины батальонами уходят, помолясь,
На битву с неуемными, палящими в Донбасс.

За сводками военными, беспечно влюблена,
Иными переменами взволнована весна.

Война войной, а листьями позолочён лесок,
Что шелухой смолистою усеял наш порог.

С проснувшеюся песнею летят из-под земли
На жимолость апрельскую голодные шмели.

За правду бьются воины, а эти баюны
Черешнею опоены и вишнею пьяны,

А те не знают, пенные, у пиршества в плену,
Что смотрит вся Вселенная на Русскую весну.


* * *
Погляди на небо, выходя из дома,
Коли крест прицела выбрал наш закут.
Нет у нас ни базы, ни аэродрома,
Лишь деды и бабы на селе живут.

Сыновья да внуки бьются под Херсоном,
Грудью закрывают запорожский фронт.
И зятья при деле — за лесным кордоном
Стерегут бессонно ближний горизонт.

Колотнуло глухо, будто вбита свая,
Просверлила небо дура, вереща,
А навстречу — наша, охнула, родная,
Запустив к вечере жирного леща.

Дымными ночами у окна босая
Ты не стой, не слушай вздохов тишины.
Это клены шепчут, листья осыпая,
Что не спят в дозоре наши пластуны.

Это просто ветер сонными крылами
Вздрагивает, верно, в забытьи своем.
Это лишь комарик заблудился в раме
И стучится в стекла тощим хоботком...


* * *
А в Донце вода солёна,
Плачет, мутится Донец.
Снова дрон из-за кордона
Надзирает наш конец.

Дом на Хуторе дымится.
Стекла зубьями торчат.
Вот такая «паляныця»...
Танк, обугленная птица,
Не воротится назад...

Остов черен. Башня сбита.
Спит сгоревший экипаж.
Придорожная ракита
Тянет мятый патронташ.

На железе — маки, маки,
Дань свидетелей живых.
Пепел сединой на траке,
Жертвой вечности затих.

Сгинут укры, схлынут ляхи,
Нам набеги не впервой.
В алой, огненной рубахе
Встанет во поле герой.

Встанет новыми трудами,
Силой новой — вопреки.
Он теперь навеки с нами —
Несгорающее пламя
Над излучиной реки.


* * *
Сонной долины лоно,
Медленный шелест вод...
Бабочкой Ориона
Ночь над землей плывет.

Смолкнув, глуха граница,
Спит, как остывший ствол.
В норах рагуль[2] таится,
На ночь затворы взвел.

Вывалив гору страха,
Думаешь, что возьмешь?
Выродок рода, бляха,
Как же ты жалок все ж.

Что тебе шепчут воды?
Выслушав, утопись,
Карта чужой колоды,
Недоросль природы,
Русского русла слизь...


* * *
Слепят ветвей перекрестья
И приглушают слегка
Свет, отраженный от жести
Кровельного уголка.

Реже разрывы глухие.
Выгляни, посмотри:
За год, наверно, впервые
Снова горят фонари.

Окон оживших мерцанье
И тишины благодать...
Съехались, живы сельчане,
Только детей не слыхать.

Месяцем вечер украшен.
К луже осколок примерз.
Взяли Авдеевку наши,
Вот бы к весне — Краматорск...

Вымести, если не жалко,
Горькую боль из груди.
Всё впереди, Таволжанка,
Всё у нас впереди...